– Тогда поднимитесь к себе, снимите ожерелье и серьги – на сене в бриллиантах не валяются, – а примерно через полчаса спуститесь в сад, пройдите по аллее и незаметно сверните к конюшне.

Он лукаво подмигнул и зашагал прочь.

Уж не сошла ли она с ума? Селина распахнула дверь конюшни, вошла и на миг замерла, ожидая, когда глаза привыкнут к полумраку. Откуда-то сверху пробивались редкие, тонкие лучи солнца. Умиротворяющая тишина окутывала плотным покрывалом.

По пути к лестнице она помедлила возле стойла Пантера и погладила черную волнистую гриву. Жеребец тихо заржал. Красавец! У Тревора даже конь особенный.

Приподняв подол и радуясь, что сняла кринолин и половину нижних юбок – еще один акт непослушания, – Селина начала осторожно подниматься.

Где же он?

Присутствие Тревора явственно ощущалось, однако вокруг не было слышно ни звука. Закусив губу и не позволяя себе усомниться в правильности поступка, она вскарабкалась по шаткой лестнице.

К счастью, уже на верхней перекладине опасения развеялись. Тревор подхватил ее с удивительной легкостью, словно не ощущая веса, и быстрым движением затащил на чердак, на расстеленное на сене одеяло.

В синей хлопчатобумажной рубашке и просторных коричневых брюках он выглядел еще более свободным и раскованным, чем в столовой. На углу одеяла стояла корзинка с провизией и бутылкой вина, а в стороне лежали его сапоги.

Итак, постель уже готова.

Смятение нахлынуло с новой силой. Готова ли она к подобному развитию событий?

– Перестаньте смотреть на меня, как птичка на кота. Просто решил, что сено окажется для вас слишком грубым. А если бы собрался уложить в постель, то нашел бы более подходящее место.

Селина на миг задумалась, осознала абсурдность своих страхов и рассмеялась. Если бы он знал… с удовольствием растянулась на одеяле, положила подбородок на сложенные руки, посмотрела в окно и, подражая интонациям Кэмерона, произнесла:

– Ты прав, Трев, старина. Отсюда действительно открывается потрясающий вид. – И уже своим голосом добавила: – К тому же вы все предусмотрели. – Она кивнула в сторону корзинки. – За завтраком я почти ничего не ела.

– Знаю.

Стараясь не замечать волнующего аромата его тела, Селина деловито осмотрела окрестности.

– А кто это, по-вашему, подъезжает к дому в экипаже?

Тревор улегся рядом, приподнялся на локте и принялся беззаботно крутить в пальцах соломинку.

– Судя по всему, супруги Веррет. Их плантация расположена выше по течению реки. Мы были там на балу, помните?

– Конечно.

Желание оказаться еще ближе охватило ее с такой непреодолимой силой, что на миг показалось, будто часть ее отделилась и слилась с ним воедино, а в груди образовалась болезненная пустота.

Селина повернула голову, неожиданно наткнулась на прямой открытый взгляд, но не стала возводить барьеров.

Тревор перестал крутить соломинку и бережно убрал с ее лица непослушный локон.

– Расскажите, что собираетесь делать в Сан-Франциско. Чем влечет вас этот город, что в нем есть такого, чего нет здесь? Думаю, не стоит объяснять, что для бедняка вы ценной добычи не представляете, так что вполне могли бы обосноваться в Новом Орлеане.

Замечание больно ранило, и Селина бросила в обидчика пучок сена.

– Разве я сказал что-то не то? – удивился Тревор.

Селина смерила его строгим взглядом.

– Возможно, вас удивит, но мне крайне неприятно слышать, что я чья-то «добыча». Отвратительно! Ненавижу эту составляющую женской сущности!

– Что же именно вас обижает?

– То, что все вокруг твердо убеждены в абсолютной невозможности жизни в одиночестве, без мужчины. Разве нельзя стать счастливой, полагаясь только на собственные силы?

Тревор пожал плечами.

– А по-вашему, можно?

– Подумайте: если мужчина не женат, его называют холостяком, и никому в голову не приходит ставить под сомнение его благополучие. Но если женщина не замужем, о ней говорят исключительно как о несчастной старой деве.

– Напрашивается вывод, что вы не собираетесь снова выходить замуж.

– Не собираюсь.

Тревор нахмурился.

– Неужели брак оставил столь тяжкие воспоминания?

Селина попыталась отвернуться, однако он не позволил.

– Муж плохо обращался с вами?

– Бог мой, нет! Он был очень добр. Дело в том… – Она пожала плечами и умолкла.

Тревор сжал руку.

– Продолжайте.

– Тот трагический случай не только отнял у меня мужа и еще не родившегося ребенка, но и забрал жизни всех будущих детей.

– Вы уверены?

Селина грустно покачала головой.

– Доктор сказал, что воспаление и жестокая лихорадка надежно об этом позаботились.

Тревор печально вздохнул.

– Простите.

– Не стоит извиняться. Я вовсе не склонна жалеть себя. Предпочитаю смотреть правде в глаза и понимаю, что мало найдется мужчин, готовых жениться на бесплодной женщине, – разве что тот, кто стоит одной ногой в могиле. – Она улыбнулась. – Да и то вряд ли.

– Напрасно вы так думаете, – покачал головой Тревор. – Уверен, что многие мужчины с радостью связали бы с вами свою судьбу и ни разу не пожалели об отсутствии детей. А как насчет вдовцов, уже имеющих собственную семью? К тому же вовсе не уверен, что дети не страдают, если родители полностью поглощены друг другом. Боюсь, быть одновременно хорошим мужем и хорошим отцом невозможно.

Он ощутил возникшую неловкость и решил, что пора сменить тему.

Селина осторожно тронула его за руку.

– Искаженное представление возникло не случайно: всему виной ваше детство.

Тревору стало не по себе.

– О чем вы?

– Во время траура мы с мистером Андрузом подолгу беседовали, и мне хорошо известно все, что происходило в вашей семье. Джастин глубоко сожалеет, что из-за любви к жене уделял вам слишком мало внимания. Он знает, как вы дорожили общением с матерью. Знает и то, что после ее смерти остались в полном одиночестве. Но в то время он еще не понимал, что любовь сына ничем не похожа на любовь мужа.

– Должен ли я сделать вывод, что отец ревновал жену к сыну?

– Увы, подобная ревность далеко не нова, а, возможно, распространена куда шире, чем мы полагаем. Джастин глубоко сожалеет и во многом раскаивается.

– Об этом я никогда не догадывался.

– А все потому, что вы с ним никогда не говорили о прошлом. Ошибка, типичная для мужчин.

Тревор озадаченно хмыкнул. Почему-то слова Селины и ее близость показались не просто важными, а глубоко необходимыми. Он придвинулся, но живое тепло мгновенно разбудило вожделение. Перевернулся на живот, чтобы скрыть нарастающий пыл, и случайно задел ее рукой.

Даже мимолетного прикосновения оказалось достаточно, чтобы страсть вспыхнула в полную силу. Нет, только не сейчас, не сегодня. Он обещал отцу вести себя достойно, так что объятия на сеновале в его планы не входили. Всему свое время.

Ах, проклятье! Тело упрямо отказывалось подчиняться разуму. Тревор встал и принялся разбирать корзинку с едой. Достал бутылку вина, два бокала и сел рядом.

Селина улыбнулась.

Только сейчас он заметил, что улыбка на ее лице появлялась не сразу: сначала поднимался только правый уголок рта, в то время как левый немного отставал. Из-за этого на мгновение симметрия нарушалась. Эта милая особенность лишь подчеркивала красоту и обаяние. Как-то само собой получилось, что он наклонился и коснулся ее губ.

Селина оцепенела.

Тревор тут же отпрянул.

– Простите.

Она едва заметно кивнула и невозмутимо повернулась к окну, чтобы посмотреть, как рабочие завершают приготовления к празднику.

Тревор взглянул на безупречный профиль.

– Вы очень красивая. – Господи! Разве способны избитые слова передать глубину чувств?

На щеках появился румянец.

– Спасибо.

Он наполнил ее бокал. Вино потекло по стенке, и Селина, поймав каплю кончиком языка, чуть смущенно улыбнулась.

Селина интриговала, удивляла умом, очаровывала непредсказуемой реакцией. Тревор сжал ее руку и поднес к стесненной груди, чтобы показать, как бьется сердце. Разве можно допустить, чтобы желанная, единственная на земле женщина поднялась на корабль Кэмерона?

Он окинул взглядом стройную фигуру: заметил, как облегает юбка изящные ноги и плоский живот, как обрисовывает корсаж мягкую грудь, заметно поднимающуюся при каждом вздохе, и снова посмотрел ей в лицо. Дыхание Селины участилось, и он сразу почувствовал ее волнение.

Воздух сгустился, как будто надвигалась гроза. Тревор смотрел долго и внимательно, пытаясь поймать хотя бы легкое движение, намек, подсказку. В углублении между ключицами тревожно бился пульс, и это означало, что скоро – очень скоро – они будут принадлежать друг другу.

Но только не сейчас.

Внезапная боль в сердце заставила протянуть руку и срывающимся голосом произнести:

– Вам когда-нибудь хотелось, чтобы вас обняли, Селина? Просто обняли и ничего больше?

Губы раскрылись, и послышался тихий вздох.

– А вам когда-нибудь хотелось обнять, Тревор? Просто обнять и ничего больше?

Он обнял – как будто объятие могло утолить их голод и восполнить невосполнимую пустоту.

Селина доверчиво склонила голову, безвольно обмякла, но уже спустя мгновение приподнялась и пристально посмотрела ему в лицо.

– Что случилось в Новом Орлеане? Вы вернулись… другим.

– Ничего особенного не случилось. Просто очень соскучился.

Помимо воли губы коснулись губ – поначалу невесомо, а потом все более настойчиво и требовательно. Страстный поцелуй продолжался бесконечно долго – до тех пор пока не закружилась голова.

Чтобы окончательно не утратить самоконтроль, Тревор отстранился.

– Пора вздремнуть, малышка, как приказала мадам Шарманте.

Он держал ее в объятиях до тех пор, пока она не уснула.


Едва проснувшись, Селина услышала странные звуки. Озадаченно осмотрелась и не сразу вспомнила, где находится. Подобралась к краю чердака и осторожно посмотрела вниз.