— Не хочу тебя потерять…

Мы впервые говорили о чувствах. Обо всем на свете говорили, а о чувствах — нет. Не позволяли, не считали, что находимся в праве.

— Не теряй.

Яська запрокинула голову и посмотрела на меня голубыми, как бездонная озерная гладь, глазами. Такими серьезными и тревожными. Такими знакомыми и родными.

Не теряй… Мне бы ответить «не потеряю», но мой язык словно прирос к нёбу. Какой бы выбор я сейчас ни сделал — я бы в любом случае пожалел. Дерьмо. Со стоном бессилия я подхватил Яну под попку и набросился на ее рот. Развернулся резко, зажал ее между стеной и собственным телом. Лишь когда кислорода в легких не осталось, отстранился и, с шумом дыша, снова на нее уставился. А Яська уже поплыла. Веки отяжелели, взгляд заволокло, рот приоткрылся, будто приглашая меня к дальнейшему действию. Мы были так тесно прижаты друг к другу, что это давало нам потрясающее ощущение оторванности от всего другого мира. В этом контуре стен были только мы с ней, а весь остальной мир где-то там — отдельно. И все проблемы там…

Пессимист во мне все еще гудел о том, что так нельзя, что нужно разобраться и только потом срываться во что-то большее, или, напротив, в последний момент, шарахнуться прочь от края. А влюбленный мужик уже летел, летел в какую-то пропасть без дна.

Яська сместилась. Качнулась на моей ноге, потираясь промежностью, усиливая и без того острые донельзя ощущения. Я застонал, стащил с нее одной рукой куртку, дернул вверх майку, впиваясь ртом в нежную плоть ее груди. Куснул, лизнул, отстранился, чтобы полюбоваться на результат. Влажный сосок напрягся и потемнел, из-за проникающей в окно свежести кожа вокруг покрылась пупырышками. Чуть правее красовалось бордовое пятнышко — моя работа. Я зажмурился, испытывая странное болезненно чувство. Пока на ее теле находятся мои метки — Яська точно моя. С тихим рыком я сместился ко второй груди и поставил еще один симметричный засос.

— Животное, — прошептала Яська, зарываясь пальцами в мои отросшие волосы. Я промычал что-то нечленораздельное не найдя в себе сил оторваться от своего занятия. Мне было мало её. Я хотел больше и больше. Просунул руку под резинку спортивок, сдвинул трусики и накрыл влажный раскаленный бугорок. В ушах шумело от стонов Яськи, нашего сбивчивого дыхания и шелеста ветра. Может быть поэтому я не сразу услышал все другие звуки, вдруг ворвавшиеся в наш мир.

— Это что? — осоловело хлопая глазами, спросила Яська.

— Похоже на Пашкин мопед.

Вслед за этим послышались какие-то крики и топот ног на веранде хозяйского дома.

— Что-то случилось, — забеспокоилась Яна, сползая с меня и возвращая штаны на место.

— Похоже на то…

Я не успел договорить, потому что дверь в комнату распахнулась настежь, впуская Свету.

— Пап, там такое… Ой.

Света запнулась, уставилась во все глаза на Яну. И хоть та была полностью одета, за исключением сброшенной куртки, догадаться, чем мы тут занимались, было не трудно.

— Привет, Света.

— Здрасти, — обдала ненавистью та и зыркнула на меня. В ее глазах плескалось презрение. — Так вот, чем вы тут занимаетесь, когда вас по всему городу разыскивают…

— Разыскивают? — Яна подхватила куртку, сунула руки в рукава и вопросительно уставилась на мою дочь. — Зачем?

— А там тетка какая-то рожает. Вот и подняли на ноги всех. Вам домой звонили, сюда звонили, по всему городу бегают, вас ищут… непонятно зачем, я бы вас близко к себе не подпустила…

Она бы еще много чего говорила, да только ее уже никто не слушал. Яна рванула из комнаты, как и вошла — через окно, так быстро, как только могла. Я бросился за ней следом, рыкнув на дочь:

— Пойдем со мной!

— Вот еще…

— Немедленно, Света. Я не шучу.

Во двор дома уже высыпали Валентин Петрович и баба Капа. А Яны уже и след простыл. Только удаляющиеся огни УАЗика намекали на то, что ей снова пригодилась машина отца.

— Что случилось-то? — спросил, поравнявшись с Валентином Петровичем. Тот сверлил меня взглядом и играл желваками на щеках. Думаю, лишь присутствие Светки останавливало его от того, чтобы на меня наброситься.

— Лисовская-дура рожает, — вместо сына ответила баба Капа и досадливо растерла ладони.

Лисовская? Это та, которую Яська отчитывала? С давлением и мужем-пьяницей?

— Не рано ей рожать-то? — все так же косясь на меня, поинтересовался Валентин Петрович.

— Дык, ясное дело. Иначе Яську бы всем селом не искали. Беда там какая-то.

— Так чего мы стоим? — почему-то заволновался я.

— А что делать? — прищурилась баба Капа.

— Не знаю. Но точно не стоять без дела.

— И правда. Пойду, заведу Бегемота. Может, Яське помощь какая понадобится, — заметил Валентин Петрович и торопливо зашагал через двор.

— Я никуда не поеду! — заявила Света, с вызовом глядя на меня.

— Поедешь. Нам поговорить надо.

Не знаю, зачем мне понадобилось держать Светку при себе. Может быть, для того, чтобы она сгоряча не наделала глупостей, после того, что узнала.

— Паш, поедем со мной…

— Нечего ему там делать, — обрубила Свету баба Капа. Я удивленно на нее посмотрел, и она, закатив глаза к небу, пояснила: — Ленка тоже туда примчится.

А… Вот оно что. Мог бы и догадаться! Я перевел взгляд на Пашку, который, виновато закусив губу, ковырял носком грязного кеда землю. Выглядел он при этом довольно растерянно. Будто сам был виноват в случившемся.

— Пашка-то здесь при чем? Что ж ему, сквозь землю провалиться? — окрысилась Светка.

— Света! Не надо. Я побуду дома… то есть здесь, — поправил себя Павлик, давая понять, что домом данное место он не считает.

На то, чтобы добраться до амбулатории, у нас ушло минут пять. Внутри все было, как всегда. Лишь капли крови на полу напоминали о том, что что-то случилось, да разговор на повышенных тонах за стеной.

— Степа, давай наркоз…

— А как же санавиация?

— Пока мы ее дождемся — она ноги вытянет. Кровищи-то… — присвистнул еще один мужчина.

— Юрий Борисыч, а вы давайте, двигайте отсюда. Не хватало, чтобы вас начальство увидело в таком состоянии. Как же не вовремя вы на грудь приняли… Лена, чего стоишь? Вводи Рингера, ну, я что сказала?!

Дальнейшее я помню смутно. Хотя через окно в палату видел, наверное, все, что там происходило. Капельки пота на висках Яны… и те видел. Как она работала, предельно сконцентрированная и собранная, как шевелились ее губы, отдавая тихие короткие указания или о чем-то спрашивая. Видел кровь и пот… Много крови. Я как будто снова вернулся на годы назад и увидел, как так же отчаянно Яська боролась совсем за другую женщину и ребенка. Мою жену и сына…

Этому малышу повезло. Он выжил, оглашая палату тоненьким, как писк котенка, плачем. Яна быстро передала новорожденного медсестре и вновь сосредоточилась на роженице. Без пафоса, словно это не она прямо сейчас спасла эту крохотную хрупкую жизнь. Просто делая свою работу, как и много раз до этого. А я стоял, как соляной столп, не замечая подоспевшей машины санавиации, поднявшейся суеты, да вообще никого не замечая, скованный какой-то невиданной раньше гордостью за свою женщину. И просто любил её. С потрохами, сдаваясь этому чувству.

Глава 22

Мне нужно было немного воздуха. Я вышел из амбулатории, преодолел подъездную дорожку да небольшой парк, ведущий к ней, и уселся на самой дальней скамейке в тени высоких кленов. Холодало, но я даже этого не замечал. Все думал… думал о чем-то. Прокручивал в голове все, что видел, и тер лицо. Машина санавиации простояла еще недолго и благополучно отбыла. Из амбулатории вышли люди: Валентин Петрович, Елена Васильевна, приход которой я даже не заметил, и протрезвевший Юрий Борисыч. Отличный хирург, который оперировал Яськиного отца. Какая она умница все же! Ей в подчинение отдали либо тех специалистов, кто изрядно подмочил репутацию в более перспективных клиниках, либо совсем новичков. И из этого неликвида, по меркам Минздрава, она сумела сколотить в своей амбулатории отличный коллектив. Как ей это удалось? Бог его знает. Может быть, она и правда колдунья?

Дверь в амбулаторию снова открылась. На пороге показалась хрупкая фигура Яны. Она переоделась в свою одежду, и уже ничто не напоминало о том, что случилось совсем недавно. Я встал. Яське наперерез двинулась было Елена Васильевна, но ее окликнул Валентин Петрович, и она замерла. Не решаясь ни оглянуться на мужа, ни проигнорировать его зов. А Яна, будто не замечая случившейся заминки, неторопливо сошла с крыльца и опустилась на выкрашенную голубой краской покрышку, цепочка которых опоясывала подъездную дорожку, играя роль небольших клумб.

Я двинулся к ней, неспособный оставаться на месте. К черту всех. К черту, как это будет выглядеть со стороны. К черту, как на это отреагируют. Плевать… Я был уже почти у цели, когда заметил Свету. Она нерешительно топталась в стороне, не сводя с Яны потерянного какого-то взгляда. Дерьмо! Я ведь совсем забыл, что моя дочь также стала свидетелем произошедшего.

А между тем, пока я размышлял, что делать дальше, Яська подняла уставший взгляд:

— Ты что-то хотела, Света?

Света с шумом сглотнула и медленно покачала головой из стороны в сторону. Яна повела плечами и снова уставилась в одну точку на земле, будто бы погрузившись вглубь себя.

— Эта женщина… Вы ее спасли, да? Она бы умерла, если бы… — Света не договорила и снова сглотнула.

— Скорее всего, — не стала кокетничать Яна. — Вообще амбулатория не предназначена для подобных операций, но в данном случае риск был оправдан.