— Тяжело было?

Я обернулся. Взгляд невольно скользнул по мокрым волосам Стоцкой, ее безупречному в каплях дождя лицу, и ниже. Её футболка промокла насквозь, облепила грудь с заострившимися сосками. Мое сердце грохотало в ушах, а по телу разливалась жаркая удушающая истома. Я с трудом поднял глаза… выше по тонкой шее, на которой в бешеном танце бился пульс, к ее потемневшим глазам.

Прошло столько лет, а я все так же хотел её трахнуть.

Даже вопреки тому, что между нами случилось в прошлом. Вопреки собственной воле и пониманиям правильного.

Я очень… очень хотел.

Глава 8

Данил понравился мне как-то сразу, хотя он был явно не из тех мужчин, у которых имелись шансы произвести на меня впечатление в обычной жизни. Да и вообще… и он, и я были несвободны. Я в принципе не смотрела по сторонам. Не приглядывалась к мужчинам, как это непроизвольно делают женщины в поиске, и на себя не примеряла. Тем удивительнее было то, что я почувствовала, когда впервые его увидела.

Мое тело наполнилось странной расходящейся кругами вибрацией. Я уже так давно не испытывала ничего похожего, что даже не сразу определила природу творящегося со мной безумия. Это была химия чистой воды. То, что осталось в человеке нестертым тысячелетиями эволюции. Не вытравлено моралью и правилами приличия… Я почувствовала самого подходящего для себя самца и отреагировала. Не могла не отреагировать. У меня не было ни единого чертового шанса.

Данил не был красавцем в общепризнанном понимании этого слова. Скорее он был харизматичным. От него исходило настолько мощное силовое поле, что оно магнитом притягивало всех вокруг. И меня притягивало тоже…

— Ну… я пойду? — спросил Соловьев, сверля меня темным, пробирающим до костей взглядом. Я знала, что ему понравилось то, что он видел, и это было неожиданно приятно. Так приятно, что я оказалась к этому не готова.

— Конечно.

Я сделала вид, что мне что-то понадобилось в бардачке, и отвела взгляд. Дверь открылась, впуская в салон душистую вечернюю свежесть. Я каждый раз с наслаждением вдыхала ароматы родного дома и не понимала, почему принято считать, что привыкнув, такие вещи перестаешь замечать. Я не переставала… вот уже который год я дышала этим эфиром и никак не могла насытиться. Это то, чего мне не хватало, пожалуй, больше всего вдали.

Дверь за Данилом захлопнулась с легким щелчком. Я вздрогнула. Провела взволнованно подрагивающими руками по рулю и замерла, не зная, что делать дальше. Мне нужно было решить, как я доберусь домой по такой непогоде. Эксплуатировать отцовский УАЗик и дальше я не могла, ведь ему он и самому мог понадобится в любой момент.

Пока я размышляла, из дома, накинув на плечи брезентовый плащ, вышел отец.

— Перелезай, — распорядился он. Я шустро перебралась на соседнее кресло, освобождая для него водительское. — Отвезу тебя. Или ты думала у нас остаться?

— Нет-нет. Мне домой надо. Спасибо…

От моего родительского дома до моего ехать было минут пятнадцать. Мой домик тоже стоял в стороне ото всех, мне нравилось это уединение.

— Чего этому надо было? Как он с тобой очутился?

— Да так… Случайно набрел на амбулаторию.

— Позлорадствовать пришел?

— Ничего подобного. Пап, ну, я же все объяснила, а? Давайте с ним полегче как-то…

— Посмотрим. Пока не заслужил. Знал бы, кто это — отказался бы от работы. Нечего ему здесь делать.

Я пропустила слова родителя мимо ушей и отвернулась к окну.

Низ живота непривычно тянул, и я была готова поклясться, что если бы сейчас коснулась собственной плоти, там бы было горячо и влажно. Я поерзала на сиденье. Шов на джинсах врезался между ног, и мне с трудом удалось сдержать стон. Это было неправильно, но так сладко… Я так давно не была с мужчиной… так давно не испытывала самой потребности быть. За пять лет, что прошли с моего развода, секс у меня был лишь несколько раз. Виртуальный секс с Птахом…

И знаете, я ведь понимала, почему подруги считают наши отношения ненормальными. Может быть, такими они и были, но я не променяла бы их ни на что другое. Был он… был его хриплый голос, были наши разговоры, в которых я с такой лёгкостью перед ним обнажалась… И этот душевный стриптиз делал нас гораздо ближе, чем могло бы сделать все остальное. Его обнаженная душа… и моя. Наши находящиеся на одной радиоволне души… С Птахом я поняла, что самое сексуальное, что вообще может быть — это возможность быть собой. Не играть кем-то навязанные роли, не бояться, что он подумает или скажет, зная, что он примет тебя любой. Со всеми твоими чертями.

До моего дома мы домчали быстро. Погруженная в свои мысли, я вообще не заметила, как это случилось. Очнулась, лишь когда меня окликнул отец. Попрощалась скомкано и, подхватив сумку, выпрыгнула из машины.

Мне нужно было остыть. Остыть и решить, что делать дальше с моим вдруг проснувшимся желанием. Я забросила вещи в спальню, стащила с себя одежду и, отправив ее в корзину для грязного белья, забралась в пустую ванну. Я никогда не ждала, когда она наполнится. Это происходило в процессе…

Закрыв глаза, я откинулась головой на бортик и мысленно унеслась далеко-далеко. В тот день, когда мы впервые смотрели с Птахом кино. Вместе. Кто бы что по этому поводу ни думал, я знала, что мы с ним были вместе… Тогда в наших разговорах еще не было никакого чувственного подтекста. В то время мне было не до этого. Я думала о другом, о том, что мой Птах… не знаю, почему мой, но никак иначе с тех пор я о нем не думала, ходит по краю. И я не знала, как мне его уберечь.

— Ты спишь, что ли?

— Нет…

— Уже титры.

— Я вижу. Хорошее все же кино. Птах…

— Да?

Я так много хотела сказать, но не знала, имею ли право спрашивать. Он мог быть кем угодно… Кем угодно…

— Береги себя, хорошо?

— Хорошо. Ты тоже.

— Максимум, что со мной может случиться в моей глуши — так это нападение комаров.

Птах рассмеялся, и его хриплый смех обернулся дрожью на моем теле. Я зажмурилась и затараторила, в попытке вернуть себе самообладание:

— Чего смеешься? Я тебе серьезно говорю! Знаешь, какие у нас комары? Размером с лошадь. Такой укусит — неделю потом волдырь. А оводы? Те сразу по полноги оттяпывают.

— Тебя послушать, так это мне о тебе беспокоиться надо, — посмеивался Птах.

— А ты беспокоился бы? Ну, если бы мне что-то грозило?

В трубке повисла пауза. Такая долгая, что я чуть не сожрала себя, костеря за идиотский вопрос.

— Да. А тебе что-то грозит?

В тот момент я осознала удивительную мысль. Он ведь тоже обо мне ни черта не знал. И ничего не спрашивал.

— Разве что нападение комаров.

Так мы приняли негласное решение сохранить свои инкогнито…

Пока я предавалась воспоминаниям, моя ванна наполнилась под завязку. Я поднялась, чтобы выключила кран, и едва не застонала, когда горячая волна омыла меня между ног. Черте что! С тех пор, как в моей жизни возник Птах, в ней не осталось места для других мужчин. Я их не замечала. Он вытеснил их всех. Поэтому я так удивилась, когда мое тело отреагировало на Данила. Оно и сейчас горело, требуя своего. Как зачарованная, я коснулась своей груди. Прошлась пальцами по соскам и ниже… Развела ноги шире, позволяя воде ласкать меня, и все же застонала тихонько.

Глупо… Но я чувствовала себя предательницей! Стараясь не смотреть на собственное отражения, я выскочила из ванны, замоталась в полотенце и замерла, хватая ртом влажный, будто бы вязкий, воздух. Сердце колотилось. И тысячи мыслей роились в моей голове. Я пыталась убедить себя, что это все ничего не значит, но… больше не могла отрицать — даже если Птах объявится, если только он объявится, Господи… мне уже будет мало того, что было. Я захочу большего. Уже… хотела. И мне было страшно. Так страшно… Потому что я не знала, как буду жить, если он не сможет… не захочет мне этого дать. Я уже не смогу ограничиться тем, что у нас было раньше. А как быть, если он не захочет иного, что делать — не знала. Я не могла потерять своего Птаха, но в то же время у меня не осталось сил быть с ним и… не быть. Чертов максимализм пер из меня, словно пар из кипящей кастрюли.

Я прошла в спальню, достала телефон, чтобы снова прослушать опостылевшего робота. Игнорируя затаившийся в груди страх, скользнула в постель. С каждым днем мне было все труднее поддерживать в себе огонек надежды. В душу закрадывались сомнения. И я накручивала себя все сильней и сильней.

Я вскочила и заметалась по комнате.

Что, если он сознательно решил прекратить наши отношения? Это было так просто… Сменить телефон, карточку… и все! Как будто ничего и не было. Как будто меня не было в его жизни! Но если так, то почему Птах поступил со мной настолько жестоко? Не объяснив, не предупредив… Он ведь не мог не знать, что для меня значит?! Не мог не знать, что значит для меня… всё!

А потом, как озарение… Дурочка! Радуйся… радуйся, если он сам принял такое решение! Решил и решил, бог с ним. Жив, здоров — и только это важно. Гораздо хуже, если связь оборвалась по каким-то другим причинам. С работой Птаха это могло быть все, что угодно. И почему я только не догадалась как-то перестраховаться на такой случай?! Почему?! Вопросов было больше, чем ответов. И все, что я могла — так это просто гнать их от себя. Не думать о плохом, убеждая себя, что я бы непременно почувствовала, если бы что-то произошло. Я была уверена в этом так же, как и в том, что солнце встает на востоке. Мы так тесно переплелись в пространстве радиоволн, что стали практически одним целым. Он — птица, летящая в далекие дали, а я — его Тень. Нет Птаха, и мне откуда взяться? А пока я дышу и куда-то движусь, значит, и он летит… Значит, его полет не прерван.