Ох, ну ничего себе. Я чувствую легкое желание защитить его.

— У тебя неприятности?

Райан качает головой, смотря в пол. Затем он поднимает глаза обратно ко мне.

— Поначалу я был в ярости, что кто-то сказал о тебе такое. Мой лучший друг, Майк... он сказал, что это не должно иметь значения. Важно только то, что о тебе думаю я.

— Кажется, Майк довольно умный малый, — размышляю я.

Райан откидывается назад в кресле и кладет ладони на свои бедра. Он начинает поспешно собирать пальцами, как мне кажется, воображаемые ворсинки, просто чтобы держать свои руки занятыми.

— Да, он такой. Но суть в том, если мы будем встречаться, есть люди моего круга, которые будут так думать. Некоторые могли бы даже сказать, что... у тебя это написано на лице. И... я просто не хочу, чтобы тебе пришлось пройти через это.

— Поэтому ты самостоятельно решил, что отношения — это не очень хорошая идея... потому что тебе... придется защищать меня? — я злюсь и не могу быть уверена, что он может понять это по тону моего голоса.

Райан вздыхает и потирает переносицу. Кажется, он сам создает себе головную боль.

— Вот где мне нужно быть абсолютно честным с тобой, Данни. Да, сначала мои мысли были исключительно о том, как защитить тебя. Я не хочу причинять тебе боль. Но потом я начал осознавать, что тоже могу пострадать. Каждый раз, когда тебе будет больно, мне будет больно тоже. И тогда я подумал, смогу ли сделать выбор. Мне стыдно говорить... Я защищал и себя тоже. Не думаю, что я был готов к этому.

Его слова причиняют боль, но я также восхищаюсь и уважаю его честность. Он мог бы подсластить это расставание для меня, но он откровенно говорит мне, что боится и за себя.

— Я понимаю и ценю правду. Я знаю, что ты мог бы найти с десяток оправданий, чтобы облегчить свою совесть.

— Я рад, что ты понимаешь, — вставая со стула, говорит Райан.

Значит вот оно последнее прощание.

Вот только... он не направляется к двери. Он идет прямо ко мне и садится рядом на диване. Я поворачиваюсь к нему лицом, он протягивает руку и гладит кончиками пальцев мою щеку. Я дрожу от ощущения того, как его грубая кожа рук дарит мне нежные прикосновения.

— Я рад, что ты понимаешь, поскольку я надеялся на это. Я потратил два дня, чтобы осознать, что я предпочел бы страдать от боли, которую могут причинить другие, чем быть вдали от тебя. Мне потребовалось два дня, чтобы собраться с духом прийти сюда, чтобы увидеться с тобой. Единственное о чем я могу просить тебя, сможешь ли ты выдержать все это, чтобы мы могли попробовать начать сначала.

Я закрываю глаза, когда он проводит большим пальцем по моей челюсти. Я позволяю его словам проникнуть в меня и наслаждаюсь теплом, которое они дарят... на минутку. Но потом я сбрасываю с себя его обаяние. Это действительно плохая идея, чтобы даже рассматривать такое понятие, как отношения с Райаном.

До сих пор он казался напуганным и, видимо, он окружен придурками. Я же не собираюсь ввязываться в это?

Открываю глаза и смотрю на него. Прежде чем могу что-либо сказать, он наклоняется, и его губы вскользь касаются моих. Затем он прижимается ими к моему виску и оставляет там легкий поцелуй. Потом произносит шепотом:

— Пожалуйста. Дай мне шанс.

Я отстраняюсь от него. Я опасаюсь, но не могу отрицать, что чувствую сильное притяжение к Райану. Это больше, чем просто физическое влечение. Я чувствую в нем нечто, что взаимодействует со мной, хотя не могу не сомневаться в нем. Готова ли я проверить, сложится ли у нас что-нибудь, если мы дадим этому шанс?

— Ладно, — выдыхаю я.

— Ладно? — голос Райана звучит растерянно.

Я киваю и прежде, чем понимаю, он заключает меня в удушающие объятия. Райан утыкается лбом мне в шею и шепчет «спасибо» напротив моей кожи, которая заставляет мой пульс подпрыгивать.

Распрямив спину, он смотрит на меня. Держа в ладонях мои щеки, он смотрит на меня с таким диким желанием, что это заставляет меня хотеть буквально поглотить его. Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его, но он останавливает меня.

— Мне так жаль, что я сделал тебе больно, Данни. Я не поступлю так снова.

Глава 7

Райан

Должно быть, прямо сейчас я самый везучий сукин сын на планете. Данни готова дать нам еще один шанс, и я чувствую себя так, будто только что выиграл «Кубок Стэнли».

Мы сидим на ее диване, закончив потрясающий завтрак, который Паула приготовила для Данни. Она не пошла на свою пробежку, и я рад. Не хочу пропустить с ней ни минуты сегодня.

Получается, Паула не так уж и плоха. Она может быть устрашающей — действительно устрашающей, — но это потому, что она защищает Данни, и я с ней согласен. Оказывается, все это время пока мы разговаривали, она стояла в коридоре, так что она слышала все. Паула вошла, когда мы целовались, давая мне знать, что она тоже меня простила.

Как благородно.

По крайней мере, я могу быть достаточно уверен, что она не отравит мои блинчики.

Паула уже уехала на работу, и теперь вся квартира предоставлена нам. У Данни сегодня редкий выходной ото всех ее обязанностей, и мы решили просто остаться здесь наедине. У нас было несколько дней, которые мы потеряли, и я хочу знать о ней все, чтобы наверстать упущенное.

Данни сидит на одном конце дивана, опираясь спиной на подлокотник и подогнув под себя ноги. На ней надета пара старых выцветших джинсов, которые подчеркивают ее правильные изгибы и демонстрируют дыру на коленке. Футболка удивительно обтягивает ее тело, я ничего не могу поделать и периодически поглядываю на принт, пересекающий верх ее груди со словами: «Поцелуй меня — я ирландка». Она босиком и пальцы на ее ногах окрашены в темно-фиолетовый цвет, который я нахожу невероятно сексуальным.

Я на другом конце дивана, а мои длинные ноги упираются по обе стороны от ее бедер.

— Ладно, обо всем по порядку... Данни — это сокращенно от чего?

Она смеется надо мной, и это музыка для моих ушей. Если бы я мог целый день слушать смех Данни, я бы это делал.

— Даниэлла. Но никто меня так не называет. Никогда, — говорит она с предупреждением.

— Почему нет? Это красивое имя.

Она пожимает плечами.

— Я не знаю. Оно всегда было Данни, это то, к чему я привыкла.

— Понятно. А что с фиолетовыми волосами и пирсингом?

Она берет прядь своих длинных волос, перебрасывает через плечо и задумчиво смотрит на нее.

— Тебе не нравится?

— Наоборот, я люблю это. Я имею в виду, я никогда не встречался с девушкой с крашеными волосами или кольцом в носу, но я должен признаться... это ужасно сексуально. Это то, что делает тебя уникальной. И я нашел новое пристрастие в уникальных вещах.

Она смеется надо мной.

— Это хорошо. Потому что я бы не изменила их ради тебя.

— А я бы не стал тебя просить.

Она ослепляет меня радостной улыбкой, которая настолько искренняя, что у меня перехватывает дыхание. Ее зубы ровные и ослепительно белые. Ее ямочки идеально украшают щечки, а губам можно посвятить целый том стихотворений.

Охренеть! Я становлюсь долбаным придурком, думая так. Тем не менее, должен признать, что считаю ее красоту немного очаровательной. Ладно, очень пленительной.

— Как ты попал в хоккей? — спрашивает она, врываясь в мои мысли, прежде чем они стали более интимными фантазиями, которые я так хочу, чтобы она проделала своими выразительными губками.

— Боже... дай подумать. Я начал играть, когда мне было около шести лет. Мой дядя играл в НХЛ еще в 80-х, и именно он изначально втянул меня в это. Я играл в молодежной хоккейной лиге, перед тем, как поступить в Северо-Восточный.

— Ты хочешь играть профессионально?

Я наклоняюсь вперед и хватаю обе ее щиколотки, выпрямляя ноги. Ее ноги находятся чуть дальше моей промежности, что очень даже хорошо. Я выбираю одну изящную ножку и начинаю ее массировать, обводя подушечкой большого пальца по изгибу ее стопы. Она издает тихий стон и закрывает глаза, и, черт возьми, это так сексуально. Я качаю головой, чтобы очистить свои мысли.

— Да, это моя мечта. Она противоречит всему, чего мои родители ожидают от меня, но это то, чего хочу я.

— Ты всегда делаешь то, что ожидают от тебя твои родители?

— Не всегда, но большую часть времени.

Я не уточняю, но она не собирается отступать. И честно, я не хочу, чтобы она делала это. Я хочу, чтобы она сама захотела узнать обо мне. Она толкает меня.

— И почему же большую часть времени ты делаешь то, что они ожидают, а не то, что ты хочешь делать?

— Мой отец — Алекс Бёрнэм.

Я наблюдаю за ее лицом, когда говорю и вижу, как наступает осознание.

— Ты имеешь в виду конгрессмена Алекса Бёрнэма?

Я киваю ей головой.

— Единственный и неповторимый. Он так глубоко погрузился в свою партию, что я жду, когда он в ней полностью увязнет. — Я знаю, что в моем голосе присутствует горечь, и она это сразу замечает. Мой отец сейчас пользуется популярностью у Республиканской партии, и он планирует попасть в Белый дом. Это главная причина, почему мои родители контролируют каждую минуту моей жизни. Они хотят выглядеть идеальной семьей, которая сможет выдержать атаку со стороны СМИ во время выборов.

— Это сильно давит на тебя, да?

— Ты понятия не имеешь. Это всегда было тем, что лучше для нашей семьи в глазах общественности. Наставляя меня на правильный путь получить хорошее образование, жениться в нужное время на девушке из высшего общества. — Я останавливаю свой рассказ и спускаю одну ногу вниз, поднимая другую. — Мой отец хочет, чтобы я пошел в юридическую школу после окончания университета.