— Что подозревать? Черт побери, дорогая, может быть, я бестолков, но сейчас я так же не понимаю, что произошло, как и тогда, когда вошел в ваш дом. Объясните же мне, чтобы мы могли во всем разобраться.

— Это унизительно.

— Господи, дорогая моя, вы только что сказали мне, что убили человека. Если его действия были унизительны, пусть так и будет, но давайте ближе к делу. Вряд ли я стану осуждать вас — с моей-то репутацией.

Она молча смотрела на него какое-то время, как будто видела впервые. Ее прекрасные глаза были широко рас крыты. Потом она едва заметно кивнула.

— Колин вел дневник. — Она судорожно втянула воздух и продолжала: — Он вечно что-то писал в нем. Очевидно, он записывал все, даже подробности нашей… нашей супружеской жизни. Лорд Фитч завладел этим дневником, хотя я не могу и предположить, каким образом. После его довольно непристойных, но точных замечаний я начала понимать, что у этого гнусного человека действительно есть дневник моего мужа. Это было единственным объяснением. Они не были друзьями, и Колин ни за что не стал бы рассказывать ему такие личные вещи. Я представить себе не могу, что он стал бы рассказывать их вообще кому-нибудь. Я не читала дневник, даже после его смерти, потому что мне это казалось неуместным вторжением в личный мир Колина. Поэтому я убрала и заперла этот дневник. И конечно, он пропал.

Само собой разумеется, это было также и вторжением в личный мир самой Мэдлин. Люк знал, что она любила мужа со всей глубиной первой женской страсти, и его ранняя смерть была для нее сокрушительным ударом. Он мог только представить себе чувство осквернения, которое она испытывала при мысли о том, что его личные записи и мысли будут прочитаны посторонним человеком.

— Я почти уже велела похоронить его с этим дневником, — задыхающимся голосом сказала она. — Но, кажется, я подумала, что когда-нибудь мне захочется прочесть его ради утешения.

Однако вместо этого такая бессердечная гадина как Фитч, принялась для ее соблазнения использовать интимные записи человека, которого она любила. Если бы граф уже не обрел свой преждевременный конец, Люк сам убил бы этого презренного негодяя. И он сказал с притворной холодностью:

— Что бы ни случилось с его сиятельством, мне кажется, он это заслужил. Где он теперь?

— В кабинете Колина.

Ответ был произнесен таким тихим шепотом, что он едва расслышал его. Мэдлин смотрела на стену незрячими глазами, лицо у нее было такое далекое, что он встревожился. Ее тонкая рука беспокойно перебирала юбку.

— Здесь? — спросил Люк.

Она резко кивнула.

— Я попросила его встретиться со мной, чтобы поговорить о дневнике. Мне показалось, что будет полезно вести дело так, как это делают мужчины, и я решила, что логично будет заняться этим в кабинете Колина. Когда лорд Фитч пришел в ответ на мою записку, я велела провести его туда.

По крайней мере, они до чего-то добрались. Люк встал.

— Отведите меня в кабинет, и мы во всем разберемся.

Как будто можно в чем-то разобраться, если в кабинете находится мертвый лорд. Но ему хотелось сделать все, что в его силах.

Ради нее. Потому что — хотя Люк и не хотел признаваться в этом даже самому себе — леди Бруэр вызывала у него восхищение не только своей непревзойденной страстностью и неоспоримой красотой. Отрицать это означало исследовать свои собственные чувства по отношению к ней, а Люк старался не погружаться в себя очень уж глубоко в этом смысле, но он поторопился прийти к ней, когда она попросила.

Это о многом говорит. Рыцарь в сверкающих доспехах — эту роль он обычно презирал. Она встала и, двигаясь как деревянная, как человек, который пережил настоящее потрясение, не говоря ни слова, вышла из гостиной и направилась в холл.

Надежда на то, что все это было причудливым сном, развеялась, поскольку лорд Фитч, к несчастью, по-прежнему лежал в той же позе, растянувшись на полу у камина в луже собственной крови. Жаль, подумала Мэдлин, потому что она всегда любила этот ковер, хотя он и выцвел с одной, стороны там, где на него ближе к вечеру падал из окна солнечный свет. После смерти Колина она часто приходила сюда и сидела за его письменным столом, вдыхая знакомый горький запах его табака, доносившийся из банки и из его трубки, лежавшей там, где он оставил ее в тот день, когда впервые пожаловался на головную боль, за которой последовали лихорадка, разные боли, простуда. Через два дня все закончилось смертью. Эта комната, с обшитыми панелями стенами и потрепанными книгами, утешала ее. Так было до этого дня.

— Насколько я понимаю, кочерга послужила способом отправить его сиятельство туда, где он теперь, как мне представляется, обменивается рукопожатием с Сатаной. — Люк равнодушно посмотрел на покойника, тон у него был холодный и спокойный. — Выбор не оригинален, но, быть может, пользуется популярностью потому, что очень эффективен.

— Да.

Лорд Фитч насмехался над ней… и это доставляло ему удовольствие. Она до сих пор слышит его масляный голос: «Итак, леди Бруэр, это правда, что однажды, находясь в опере, за какой-то занавеской вы позволили вашему мужу задрать вам юбки и…»

Было невозможно урезонить этого злорадного наглеца, и, конечно, попытка воззвать к его несуществующему чувству чести оказалась бесполезной.

— Когда просьба вернуть дневник ни к чему не привела, я предложила ему за дневник деньги. Он только рассмеялся и сказал, что дневник очень занимателен и что он не продается. — Голосу нее теперь звучал тихо и вяло, ужас случившегося уже начал сказываться на ней. — Я заметила, что этот дневник принадлежит в первую очередь мне и меньшее, что может сделать всякий джентльмен, это вернуть его владельцу. Он отказался и продолжил делать самые отвратительные, оскорбительные предложения, какие вы можете себе представить.

— Воображение у меня прекрасное. — Тон, которым Люк проговорил это, звучал приятно, но от этого тона по спине у нее пробежала дрожь. — Например, я бы выбрал гораздо более мучительный способ казнить этого типа за его отказ и не портить при этом прекрасный ковер. Закончите ваш рассказ.

— Он пригрозил опубликовать дневник.

Черт побери. Слеза опять побежала по ее щеке, и она вытерла ее тыльной стороной руки, как это сделал бы ребенок. Меньше всего на свете ей хотелось расплакаться в присутствии Люка Доде, но в свете своего несчастья она не очень об этом заботилась.

— Значит, вы шарахнули его по голове кочергой. Превосходное решение.

— Я шарахнула его по голове кочергой, как вы говорите, — сказала Мэдлин, защищаясь, — не из-за этого, хотя я была в ужасе. Мужчины улаживают дела с помощью насилия. Женщины более цивилизованны.

Ее логика вызвала у него раздражение, и он заметил:

— Очень может быть, но ведь это не в моем кабинете лежит убитый.

Не обратив внимания на это замечание, она объяснила, запинаясь:

— Я… я тогда поняла, что любая дальнейшая дискуссия бесполезна, и мне не понравилось, как он смотрит на меня, поэтому я встала, чтобы вызвать Хьюберта и велеть ему вывести вон этого человека. Когда я обошла вокруг стола, лорд Фитч… ну он схватил меня и прошептал необычайно грязное предложение. Он, очевидно, был нетрезв, потому что от него сильно пахло. Я оказалась рядом с камином, и пока старалась вырваться, наверное, схватила кочергу, потому что следующее, что я увидела, — это то, что он лежит на полу.

— Очевидная самооборона.

Люк вынул из кармана белоснежный носовой платок с вышитыми в уголке инициалами и подал ей.

— Благодарю вас.

Она вытерла очередную непокорную слезу.

Люк опустился на колени перед телом и взял мягкую руку Фитча.

— Он еще не остыл, так что вы, очевидно, послали за мной сразу же. Где его карета?

— Это единственное, что есть хорошего во всем этом деле. Он, вероятно, пришел пешком, поскольку живет недалеко отсюда.

— Что вы сказали прислуге? Я думаю, все уже ушли спать.

— Что его сиятельство уснул в результате слишком обильных возлияний, и что я послала за вами, чтобы вы проводили меня домой.

— Неплохо придумано. — Он нахмурился, его красивое лицо, обращенное к ней в профиль, впервые за весь вечер выразило истинное огорчение. — Только вот у нас есть одна огромная проблема, дорогая.

Одна? Она только что убила графа в кабинете своего мужа. Ей казалось, что впереди ее ждут бесчисленные неприятности.

— Этот мерзавец еще жив.

— Что?! Ведь вокруг так много крови! — Мэдлин смотрела на Люка, не зная, можно ли ему верить, и комкала в руках тонкий батист. — Он не дышал — я готова в этом поклясться. Я проверила.

— Подозреваю, вы утратили рассудок, что вполне понятно, но я чувствую его пульс. Я не врач, но, как это ни досадно, пульс кажется сильным и ровным. А раны на голове обычно сильно кровоточат. За время войны я видел их достаточно.

Она почувствовала такое сильное облегчение, что колени у нее почти подогнулись.

— Слава Богу. Хотя я не отношусь к почитателям лорда Фитча, мне бы не хотелось быть причиной его смерти.

— Вы, очевидно, добрее меня. Я бы с радостью встретился с ним в поле, и если он выживет, непременно вызову его на дуэль. Но я не могу убить человека, лежащего без сознания, как бы он того ни заслуживал, поэтому думаю, что прежде всего мы должны доставить его домой и оказать ему врачебную помощь. Если вы откроете мне дверь, мы приступим к делу.

Вызвать его на дуэль? Мэдлин была потрясена смертоносной страстностью, прозвучавшей в голосе Люка, не говоря уже о мрачном выражении его точеного лица, но была слишком расстроена, чтобы реагировать.

Хотя Фитч был человеком тучным, ростом он уступал Люку, и тот перекинул его через плечо почти без усилий.

— Он запачкает кровью ваш фрак, — прошептала Мэдлин, ослабев и прислонившись к столу.