Стоя перед зеркалом, Рэндал причесался. Он не был бы хорошим драматургом, если бы не мог беспристрастно оглядеть свое отражение и найти его вполне приятным для глаз. Он загорел, теперь кожа его была цвета старой бронзы. Плечи у него были широкими, и хотя у Рэндала не было времени на физические упражнения, он вполне мог бы позировать скульптору для статуи молодого спортсмена.

Положив на туалетный столик щетку для волос, Рэндал повернулся к двери. Письма по-прежнему лежали там, где он их оставил.

— Черт бы побрал всех женщин! — пробормотал себе под нос Рэндал, сбегая по ступенькам.

Сорелла уже ждала его у бассейна. На ней было все то же старенькое синее купальное платьице, что в предыдущие дни. Явно с чужого плеча. Широкие складки были заложены по бокам и прошиты ниткой, не подходящей по цвету. Но, несмотря на принятые меры, платье сидело на Сорелле ужасно, и ей приходилось подвязывать его черным поясом, чтобы оно не соскользнуло с нее в воде.

Сорелла сидела на трамплине. Рэндал подошел ближе. Неприбранные черные волосы свисали по спине девочки, которая внимательно смотрела в чистую, прозрачную воду бассейна.

— На что ты там смотришь? — спросил ее Рэндал.

— Я представила себе, каково было бы лежать на дне и смотреть вверх сквозь воду, — ответила девочка. — Наверное, рыбам мы кажемся странными созданиями. Думаю, они считают нас чудовищами, живущими на небе.

Рэндал присел на край бассейна и погрузил ступни в воду.

— Ты всегда думаешь о подобных вещах, когда ты одна? — спросил он. — Лично я считаю, что рыбам живется совсем неплохо. Им ничего не надо делать, кроме как плавать туда-сюда, беседовать с другими рыбами и искать себе еду. Но хватит нам говорить о рыбах. Давай поговорим о тебе. Почему ты не купишь себе приличный купальный костюм?

Сорелла покрепче затянула черную ленту у себя на поясе.

— Люди редко отдают купальные костюмы, — сказала она. — Они любят покупать миленькие платьица с кружавчиками для милых маленьких девочек, но не купальные костюмы, не белье и не зимние ботинки. Такие вещи люди никогда не отдают.

Девочка говорила обо всем этом с угрюмой обреченностью, которая действовала сильнее, чем если бы те же слова произносились с горечью.

— Тебе действительно так тяжело живется? — спросил Рэндал.

Сорелла подняла на него глаза цвета воды в бассейне. Она ничего не сказала, но ответ был очевиден, и Рэндал мысленно обругал себя за то, что задал такой нелепый вопрос.

— Как ты вообще живешь? — спросил он. — Как справляешься? У твоего отца нет работы. Он сам сказал мне об этом. Похоже, работы у него нет уже несколько лет. И все же вы приехали сюда, а недавно побывали в Риме. А прошлой зимой были в Париже. Как вам это удается?

— О, мы справляемся, — неопределенно ответила Сорелла. — А почему вас так волнуют наши дела? Вы ведь сами говорили сегодня утром, что ничто не имеет значения. Спорим, я быстрее вас проплыву туда и обратно.

Произнеся это, Сорелла нырнула, и Рэндал последовал за ней, моментально забыв, пока гнался за быстро плывущей девочкой, как ловко она щелкнула его по носу за любопытство.

Сорелла, несомненно, умела плавать. Почти как рыбки, над жизнью которых она недавно размышляла. Она обогнала Рэндала не один раз, а трижды. Затем, когда они, утомленные, сидели на теплых камнях, Сорелла откинула с лица мокрые волосы и Рэндал подумал, что впервые с тех пор, как познакомился с девочкой, видит на ее щеках румянец.

— Где ты научилась плавать? — спросил он.

— Меня научил официант в Антибе, когда мне было семь, — сообщила Сорелла.

— Официант?

— Да, официант из отеля. Он был шведом и любил спорт. Он пообещал, что, если мы когда-нибудь встретимся зимой, научит меня кататься на лыжах. Но мы больше так и не встретились.

В ее спокойном тихом голосе не было сожаления, только констатация факта.

— Так вы с отцом останавливались в Антибе, когда тебе было семь? — спросил Рэндал. — Вы жили там одни?

— Нет. В Антибе было тогда полно народу, — с улыбкой ответила Сорелла.

Рэндал понимал, что его слегка поддразнивают в ответ на проявленное любопытство.

— Почему ты сказала, что я глупый в первый вечер, когда вы с отцом приехали сюда? — неожиданно спросил Рэндал.

Он давно собирался задать этот вопрос, но все не было подходящего момента. То ли потому, что с ними всегда был Дарси Форест, то ли его смущало то обстоятельство, что он задает вопрос ребенку.

— Это было грубо с моей стороны, и я извиняюсь, — сказала в ответ Сорелла.

— Но я не хочу, чтобы ты извинялась, — сказал на это Рэндал. — Я хочу знать, почему ты так сказала.

Сорелла поглядела на него искоса.

— Почему я должна вам это объяснять?

— А почему бы тебе не объяснить? — парировал Рэндал. — Ты словно заняла оборону. Почему? Я не нравлюсь тебе или обидел чем-то?

— Ни то ни другое.

— Тогда расскажи, что ты имела в виду в тот вечер, когда назвала меня глупым.

Сорелла разомкнула руки, обнимавшие колени, и, откинувшись, легла у бассейна. Глаза ее были закрыты, руки и ноги оставили мокрые следы на белом мраморе.

Под плохо подогнанным купальным платьицем Рэндал различал едва заметные выпуклости ее грудей. Сорелла росла и созревала, подумал он, но все еще во многом оставалась ребенком — растерянным ребенком, похожим на брошенных беззащитных детей, которых ему приходилось видеть на нейтральной полосе неподалеку от поля боя.

Вот кого напоминает Сорелла, вдруг понял он. Бездомных плачущих сирот, которые стояли вдоль дороги в Бирме или сидели в дымящихся руинах того, что было когда-то их домом.

— Скажи же мне, — настаивал он.

— Я подумала, что вы глупый, — сказала она наконец, — потому что вы позволили нам прийти сюда и нарушить ваш покой. Вы были один, и вам это нравилось. Вам очень не нравилось, что мы пришли. Я видела выражение вашего лица, когда вы лежали и загорали, а потом вошли мы. Вы были милы и вежливы, но вы все время ненавидели нас. Если бы мы вдруг упали и умерли, вы бы только обрадовались. А потом, когда надо было уходить, вы вдруг позволили нам остаться. Я тогда думала, что вы очень глупы, а теперь я не уверена. Папа заставил вас смеяться. Вы стали лучше есть и спать. И выглядите совсем по-другому.

Рэндал чуть не задохнулся от удивления. Он понятия не имел, что эта девчушка столько всего видит и так вдумчиво анализирует увиденное.

— Сначала мне действительно не понравилось, что вы пришли, — признался он. — Человек не всегда понимает, что для него хорошо. И у этой истории безусловно есть мораль: «Не стоит делать поспешных выводов». Или лучше сказать: «Добрые дела приносят свои плоды»?

— А когда вы уезжаете? — спросила Сорелла.

— Я не знаю, — ответил Рэндал.

Произнося эти слова, он уже знал, что говорит неправду. В последней строчке письма Хоппи было четкое указание: «В следующую среду начинаются репетиции «Сегодня и завтра». С таким же успехом она могла бы написать: «Мы ждем вас ко вторнику».

Намек был весьма прозрачный, и Рэндал это понимал.

Но Рэндал не собирался говорить об этом Сорелле. Вместо этого он спросил:

— А почему тебя так волнуют мои планы?

— Потому что нам тоже надо строить свои.

— Но вы, должно быть, представляете, что станете делать. В конце концов, когда твой отец сказал, что все отели заполнены из-за регаты, он…

Рэндал вдруг осекся.

Какой смысл говорить ерунду? Вся эта чушь Дарси Фореста про отсутствие мест в отелях никого ведь не обманула. Ему надо было к чему-то пристроиться, потому что у него не было денег, — это очевидно. И Дарси ничего не делал с тех пор, как поселился на Лазурной вилле. Нескольких сотен франков, выигранных у Рэндала в нарды, могло ему хватить разве что на сигареты.

Конечно, существовала вероятность, что Дарси попробует на прощание растрогать приютившего его Рэндала и выудить у него пару фунтов, но Рэндал был твердо намерен отделаться именно парой фунтов и ни пенсом больше. Он не любил давать деньги в долг. Может, это издержки воспитания были виноваты в его упрямом нежелании выписывать чеки нуждающимся друзьям, как бы сильно он ни был к ним привязан.

— Но у вас, должно быть, уже есть планы, — произнес Рэндал с недовольными нотками в голосе.

— Мы редко строим планы надолго вперед, — тихо ответила Сорелла.

— Но вы должны знать, возвращаетесь ли вы в Париж или будете жить где-то в другом месте. Мне нужно вернуться в Англию на следующей неделе.

Увидев выражение глаз Сореллы, Рэндал поспешил отвернуться и стал смотреть на море. Гоночная яхта с красными парусами скользила по волнам.

— На следующей неделе?

Слова были произнесены почти шепотом, но Рэндал сумел их расслышать.

— Да, — сказал он с напускной легкостью. — Поэтому я и спросил о ваших планах.

Сорелла не произнесла больше ни слова. Рэндал наблюдал за яхтой с красными парусами, пока она не скрылась из виду.

Глава третья

Люсиль Лунд дала с полдюжины автографов, получила от прыщавого юнца лет пятнадцати букет подвядших роз, не переставая улыбаться многочисленным фотографам из разных изданий, и наконец достигла убежища — гостиной отеля, где ее не ждал уже никто ужаснее Хоппи.

Люсиль швырнула розы и норковый палантин на диванчик, а затем, не желая тратить время на дежурные приветствия, задала вопрос, вертевшийся у нее на языке с того момента, как самолет, в котором она прилетела из Америки, приземлился в Кройдоне.

— А где Рэндал?

Хоппи уверенно ответила:

— На пути домой, я надеюсь.

— Почему он меня не встретил?

Люсиль говорила довольно резко. Не дожидаясь ответа Хоппи, она прошла к камину и посмотрела на себя в зеркало, словно собственное отражение могло дать ей утешение, в котором она, к собственному удивлению, сейчас нуждалась.