— Какая же ты умница! — воскликнул потрясенный Рэндал.

— Да, я горжусь тем, как все провернула, — хвастливо заметила Люсиль. — А вот Эдвард всегда говорит, что я непрактичная и толком ничего не могу сделать.

— А ты сказала Эдварду, куда отправляешься? — поинтересовался Рэндал.

— Конечно, — ответила Люсиль. — И он приедет завтра на обед.

— Это будет чудесно, — с сарказмом произнес Рэндал. И добавил секунду спустя: — А тебе никогда не приходило в голову, что я иногда хочу побыть в одиночестве?

— А мы и будем одни, — ответила на это Люсиль. — Больше никто не собирается приезжать, насколько мне известно. Кроме конечно же Хоппи, но ее ты и так ждал. Если тебе все это не нравится, можно завернуть Эдварда обратно.

— Я не говорю конкретно об Эдварде. И ты прекрасно это понимаешь, — довольно резко сказал Рэндал. — Я хотел побыть в этот уик-энд один. Мне надо о многом подумать.

— Ну что ж, можешь думать сколько захочешь, — проговорила Люсиль. — Я не стану тебе мешать, но, знаешь, сначала мне надо с тобой поговорить.

— А это не могло подождать до понедельника? — поинтересовался Рэндал.

Люсиль со злостью впечатала в пепельницу окурок.

— Что это с тобой, Рэндал? — спросила она. — Раньше ты никогда таким не был.

— Каким — таким?

— Капризным и смешным.

— Не вижу ничего смешного в том, что я захотел побыть один и выкроить время для работы.

— Но ты не был занят работой, когда я приехала, — резко бросила Люсиль. — Ты лежал на диване и болтал, и, если уж тебе так хочется поболтать, почему бы не выбрать в собеседники более подходящего человека?

Рэндалу стоило немалых усилий сдержать вспышку гнева.

— Это довольно глупо, Люсиль. И очевидно, что никуда нас не приведет. Ты приехала погостить, и, конечно, я рад тебя видеть. Но боюсь, что здесь тебе будет скучно.

— А это зависит от тебя, разве нет? — сказала Люсиль. — Как насчет того, чтобы показать мне твой дом? Выглядит он довольно мило.

— Это — превосходный экземпляр архитектуры шестнадцатого века.

Рэндал не мог ничего с собой поделать: в голосе его зазвучали саркастические нотки. Но Люсиль было трудно поколебать.

— Что ж, я американка и вряд ли сумею определить, когда был построен этот дом, — сказала она. — Так что придется тебе поводить меня по дому и рассказать мне волнующие подробности. Ты ведь знаешь, я люблю старину.

Рэндал молча встал. Люсиль был виден лишь его правильный профиль на фоне огня в камине.

Люсиль смотрела на него несколько секунд, а затем протянула к Рэндалу руку. Браслеты на запястье тихо звякнули.

— Рэндал, дорогой, — проговорила Люсиль.

Он медленно повернулся.

— Дорогой! Я так люблю тебя, — проговорила Люсиль. — Хватит злиться на меня! Скажи мне, ты ведь не забыл, как много мы значим друг для друга?

Рэндал взял ее руку в свои и машинально поднес к губам.

— Вот так-то лучше, — одобрительно произнесла Люсиль. — А теперь сядь рядом и расскажи мне, что тебя тревожит. Должно же что-то быть, я не ошиблась?

Если бы он только мог рассказать ей правду! Но он понимал, что не решится на это. Рэндал слишком хорошо знал: Люсиль склонна к стремительным перепадам настроения. Сейчас она была само очарование. Именно такой способ она всегда использовала, чтобы заманить мужчину в свои сети.

Но, как только она будет в нем уверена, как только поймет, что Рэндал опять в ее власти, Люсиль больше не будет сдерживать свой темперамент, она отпустит поводья и заставит страдать его и каждого, с кем вступит в контакт, за то, что на секунду ей пришлось испытать унижение и просить о внимании, вместо того чтобы снисходить до него.

Люсиль мастерски умела устраивать сцены, напускать трагизма и страсти, если не получала мгновенно то, чего хотела. И только если Рэндалу удавалось одержать верх, она становилась ласковой и покорной.

Когда Рэндал только познакомился с Люсиль, ее перепады настроения не влияли на съемочный процесс фильма по его сценарию. Рэндал не имел к кинопроизводству никакого отношения. Компания выкупила права, и его голос ничего не решал. Рэндал остался в Голливуде только потому, что ему там нравилось, но он мог вернуться домой в любое время, когда ему станет скучно.

На тот момент он еще не видел ни одну из знаменитых сцен, которые устраивала Люсиль. И только на следующий год, когда он писал диалоги к своему следующему фильму, с Люсиль начались сложности. К тому времени она успела влюбиться в него без памяти, и, хотя Рэндалу доводилось видеть ее гнев, направленный на других людей, сам он едва ли испытал на себе даже легкий холодок ее неудовольствия. Но зато ему довелось увидеть, какое напряжение и какие неприятности Люсиль может создать в студии. И хотя Эдвард Джепсон часто называл Рэндала единственным человеком, способным утешить и успокоить Люсиль, Рэндал старался избегать ее общества, когда дела шли не вполне хорошо. И вот сейчас, впервые за все время их знакомства, Рэндал видит Люсиль с оружием на изготовку. Она прекрасно сознавала свою силу, и Рэндал, видя, как она доводит себя до апогея ярости во время репетиций, узнал впервые в своей жизни, что можно по-настоящему бояться женщины.

Он не готов был признаться в этом даже самому себе. Но все же он боялся Люсиль. Боялся не только того, что Люсиль может сделать с его репутацией или с его пьесой, он боялся и того, что она в один миг может до основания разрушить то искреннее и прекрасное, что было когда-то в их отношениях.

Рэндал вложил в уста одного из персонажей своей пьесы реплику о том, что женщина всегда должна привносить в жизнь мужчины «что-то прекрасное», заполнять какую-то часть его души, где «царила пустота, пока она не появилась». Эта идея вдохновила Люсиль. Она была тогда так мила и покладиста. Рэндал так восхищался ее красотой и ценил ее, поскольку красота умиротворенной Люсиль была редким сокровищем.

Люсиль значила в его жизни больше, чем любая другая женщина из тех, что были до нее. Она была такой обворожительной, что Рэндалу казалось, будто Люсиль воплотила в себе все то, что он искал в женщине. Загадка женственности была заключена в очаровании и экзотической соблазнительности Люсиль.

Рэндал часто думал о том, что эта женщина умудряется быть красивой всегда, что бы она ни говорила и ни делала. Грация ее движений, изящные линии и изгибы ее тела восхищали его вновь и вновь всякий раз, когда он ее видел. И он верил в то, что, даже когда они устанут друг от друга, ему будет по-прежнему приятно смотреть на нее и он никогда не перестанет хотеть на нее смотреть, как не устает человек смотреть на прекрасную картину или на статую, созданную гениальным скульптором.

Но Люсиль разрушала его восторги, когда впадала в ярость и голос ее становился высоким и визгливым от гнева. Тогда она своими руками разрушала загадочное обаяние своей красоты. И еще Рэндал узнал, что Люсиль умеет быть отвратительно назойливой и упрямой. Рэндал часто задавал себе вопрос, была ли это Люсиль, которой он просто не знал раньше, или в нем самом что-то изменилось? Может, дело в том, что он избавился от прежних восторгов и обрел способность видеть вещи такими, какими они были на самом деле, а не такими, какими он хотел их видеть?

Сидя на диване, Рэндал пытался думать только о том, что перед ним сидела очень красивая женщина, которую он когда-то любил, и о том, что в данный момент она для него очень важна и ради пьесы он должен успокоить ее. Но как же невероятно трудно было идти против собственных чувств!

К тому же даже сейчас, думая обо всем этом, он злился, что все изменилось, что он утратил нечто, казавшееся ему когда-то бесконечно дорогим. Люсиль по-прежнему была красива. Белокурые кудри в обрамлении шляпки с синими перьями сверкали подобно золоту. Рэндал отдавал должное ее прекрасному лицу, крошечному, слегка вздернутому и все же практически идеальному носу, ее соблазнительно очерченным губам, которыми, несомненно, восхищались в этот самый момент миллионы мужчин, следя за ней на экране и мечтая заполучить такую женщину.

Пальцы Люсиль сжали его руку. Ее пальцы с ногтями, покрытыми алым лаком, были похожи на тонкие, изысканные белые пальчики китайской куклы, но Рэндал знал, какими они могут быть сильными и цепкими, а иногда и агрессивно-жадными. Люсиль Лунд не была слабой женщиной.

Трудно было представить это, глядя на Люсиль — хрупкое, эфемерное создание с ее воздушной красотой, такую мягкую и теплую в его объятиях, но, если разбудить в ней страсть, становившуюся неистовой и ненасытной.

Однажды Рэндал сказал, что она похожа на тигрицу. Люсиль понравилось это сравнение, и она купила Рэндалу небольшой амулет, который он подвесил к цепочке для часов и носил до сих пор. Крошечный тигр с полосками на спине из золота разных цветов. Сейчас, когда Люсиль властно схватила его руку, Рэндал вдруг вспомнил, что сравнил ее тогда с тигрицей, потому что понял: рано или поздно она растерзает того, кого любит.

Нет, он не может рассказать ей о Джейн. Только не сейчас. Он не осмелится даже намекнуть на это. Рэндал был полностью во власти Люсиль, и, поскольку он ненавидел себя за то, что оказался трусом, ему было особенно невыносимо сидеть рядом с ней и играть отведенную ему роль.

— Пора выпить чаю, — сказал он, — понятия не имею, почему с ним так запаздывают.

— Чай был готов, когда я приехала, — сообщила ему Люсиль. — Твой дворецкий так обалдел, когда меня увидел, что чуть было не выронил поднос.

— Думаю, Ламберт накрыл к чаю в Утренней комнате, мы иногда пьем чай там. Пойдем?

Люсиль тихонько рассмеялась.

— То есть сейчас ты не хочешь со мной говорить?

— Я этого не сказал, — ответил Рэндал.

— Дорогой, но это же очевидно, по твоему лицу так легко все прочесть. Думаю, это относится ко всем мужчинам. Но мне казалось, ты совсем другой, особенный.