Рэндал с едва слышным вздохом положил трубку на рычаг и скорчил Сорелле забавную рожицу.

— И вовсе мне не надо никуда идти, — объявил он. — Я собираюсь поболтать с тобой и расслабиться. Я случайно не говорил тебе, что женщины — исчадия ада? Так вот, это я еще деликатно выразился. — Говоря все это, он снова набирал номер. — Добрый день, соедините меня, пожалуйста, с номером Люсиль Лунд.

Последовала пауза, в течение которой Рэндал прислушался к раздраженному голосу на другом конце провода.

— Это ты, Люсиль? Моя дорогая, мне очень жаль, что ты расстроилась. О, я хорошо знаю, как одно накладывается на другое… Да, послушай… Да, да, я знаю. Я отменил все дела до завтра, а сегодня вечером я собираюсь сводить тебя куда-нибудь поужинать. Только ты и я, и мы обо всем поговорим. Ты скажешь мне, чего ты хочешь, и, если это в моих силах, я дам тебе это. Да, обещаю. Ты ведь не сомневаешься во мне? Что ж, тогда в восемь часов… Не опаздывай, я сгораю от нетерпения тебя увидеть. И давай поговорим о нас с тобой, а не об этой чертовой пьесе… Ну конечно. С чего ты взяла, что я не хочу? Ты хочешь, чтобы я это произнес? Ну хорошо. Обожаемая моя! Довольна? Я повторю это снова, когда мы встретимся сегодня вечером. О’ревуар!

Рэндал повесил трубку и постоял несколько секунд, молча глядя на Сореллу. Девочка понимала, что он забыл о ее присутствии и затерялся в собственных мыслях, которые сейчас метались в беспорядке в его голове.

Сорелла сидела тихо. Через несколько минут, показавшихся ей довольно долгими, Рэндал вернулся в свое кресло у камина. Присев, он положил ноги на специальную скамеечку и посмотрел прямо на девочку.

— Я в замешательстве, Сорелла, — произнес он.

— Я знаю, — кивнула она.

— Это одна из фраз, которые так легко написать. Моя вторая пьеса, «Дуэт для трех сердец», была как раз об этом. Я тогда находился в такой ситуации. Две женщины — и я люблю их обеих. Понимаешь?

— Да, конечно. Человек может любить многих людей — и всех их одновременно.

— Что ж, если ты это понимаешь, то понимаешь и одну из самых больших трудностей, с которой приходится сталкиваться многим мужчинам. Вот только женщины, найдя своего мужчину, мечтают привязать его к себе на всю жизнь, пока смерть не разлучит их.

Сорелла улыбнулась.

— Не все женщины, — сказала она. — Многие из них любят каждую неделю нового мужчину, если им, конечно, удается найти достаточно мужчин, которые бы отвечали им взаимностью.

Рэндал неожиданно рассмеялся.

— Так вот какими ты видишь женщин? — спросил он, но, прежде чем Сорелла успела ответить, вдруг стал серьезным. — Ты не должна так говорить, ты еще очень молода. Я все забываю, что ты еще совсем ребенок, и говорю с тобой, как говорил бы с твоим отцом.

— А почему бы и нет? — спросила Сорелла. — Я прожила с ним достаточно долго, чтобы знать, что могу говорить совсем как он, если пожелаю. Хотя я на самом деле не очень люблю говорить, а вот папа просто обожал. Я-то предпочитаю слушать. Расскажите мне о Люсиль. Вы действительно ее любите?

— Нет, думаю, нет, — серьезно ответил Рэндал, словно забыв, что перед ним сидит девочка-подросток. — Но я любил ее. Я любил ее три года назад, когда мы впервые встретились в Голливуде. Она была такой хорошенькой и очень милой. Я был польщен тем, что она обратила на меня внимание. Но тогда мы были вместе совсем недолго, а вернуться я смог только через год. В прошлом году я делал фильм там, где за год до этого сумел только продать идею. У Люсиль дом на Беверли-Хиллз. Видела бы ты ее сад и бассейн! Там словно живешь в каком-то фантастическом сне, и все люди вокруг довольно милые и беззаботные. Я был очень счастлив с Люсиль прошлым летом. А зимой я вернулся домой и встретил Джейн. Черт побери, я не должен говорить с тобой обо всем этом!

— Хватит все время это повторять, — воскликнула Сорелла. — Со мной-то как раз и можно об этом говорить, потому что я — чужая. Я — независимый человек и ни на кого не держу зла.

Рэндал услышал в ее словах намек.

— Ты имеешь в виду Хоппи и Джейн? — прямо спросил он.

— Хоппи хочет, чтобы вы женились на Джейн, — так же откровенно ответила Сорелла. — Вы женитесь на ней?

— А мне следует это сделать? — с улыбкой спросил Рэндал.

Сорелла покачала головой.

— Нет? — удивился Рэндал. — Почему же нет?

Сорелла ничего на это не ответила, и через несколько секунд он продолжил:

— Думаю, ты единственный человек на свете, который не советует мне жениться на Джейн. Она ведь очень привлекательна, у нее куча денег, что, конечно, не склоняет чашу весов ни в ту, ни в другую сторону, но совсем нелишне иметь деньги в доме. У Джейн положение в обществе, и это обстоятельство, признаюсь тебе честно, импонирует мне. Мне нравятся ее друзья, блестящие остроумные люди, с которыми я встречаюсь в доме ее отца. Не следует забывать и об отце Джейн. Он просто дар господень для театра, которому могло помочь удержаться на плаву только божественное вмешательство. Я должен добавить что-то еще? Ах да, конечно, сама Джейн, милая, восхитительная, умная девушка. И после всего этого ты будешь утверждать, что мне не следует на ней жениться?

Зеленые глаза Сореллы встретились с глазами Рэндала. В них застыло выражение, которое Рэндал никак не мог понять. Он вопросительно смотрел на нее, и наконец она ответила:

— Если вы женитесь на Джейн, то будете разочарованы.

Глава пятая

Когда Люсиль повесила трубку, на губах ее играла улыбка. О плохом настроении не было и речи — она уже получила с его помощью то, что рассчитывала получить.

Люсиль слишком хорошо знала, как не любил Рэндал ее вспышки гнева и как плохо реагировали на них остальные члены труппы. Люсиль так долго делала все по-своему, что даже не могла себе представить, что когда-нибудь настанет время, когда она уже не сможет так легко подавлять и третировать людей, заставляя их делать то, чего хочет она, не считаясь с их мнением и желаниями.

Эдвард Джепсон не раз советовал ей не переигрывать, но Люсиль только смеялась в ответ. Ей достаточно было посмотреться в зеркало, чтобы почувствовать себя безупречной и непобедимой. Однако именно Эдвард заставил ее принять важное решение, когда она летела в Лондон.

Люсиль не так часто выпадало время для размышлений. Дни ее были беспрерывной чередой работы и развлечений, походов по салонам красоты и светским вечеринкам. Люсиль постоянно думала о себе, но у нее никогда не было времени всерьез задуматься о своем будущем и строить планы дальше чем на завтрашний день или дальше следующего контракта.

Но долгие часы в самолете принесли ей возможность взглянуть на себя с другой точки зрения, увидеть себя, а не только свое отражение в зеркале. Кроме того, в последних обращенных к ней словах Эдварда Джепсона ясно звучало предупреждение.

— Я нервничаю при мысли, что впервые появиться на сцене мне придется в Лондоне, — сказала Люсиль Джепсону, который провожал ее в аэропорту Ла Гардия в Нью-Йорке.

На самом деле Люсиль вовсе не нервничала. Ей просто надо было сказать что-нибудь подходящее моменту. Она знала, что это именно те слова, которых ожидают от нее деловые мужчины, во всяком случае, такие как Джепсон. Она думала, что Эдвард приободрит ее несколькими льстивыми комплиментами, но вместо этого он ответил вполне серьезно:

— Ты должна добиться успеха, Люсиль. Всегда лучше натянуть на смычок запасной волос. Особенно на смычок, который уже много лет играет одну и ту же мелодию.

Люсиль была бы слишком тупа, если бы не заметила в его словах недвусмысленного предупреждения. И когда она летела в самолете, несущем ее через Атлантику, то задумалась куда серьезнее, чем когда-либо в последние годы.

И в какой-то момент Люсиль вдруг поняла, чту ей надо делать, поняла так ясно, как если бы слова эти были написаны огненными буквами на небе. На какой-то момент пришедшая в ее голову мысль потрясла ее, но затем Люсиль приняла ее искренне и целиком, мгновенно осознав, что в глубине души она всегда хотела именно этого.

Все оказалось очень просто. А решившись на что-то один раз, Люсиль Лунд больше не ведала сомнений. Итак, она решила женить на себе Рэндала. Идея замужества прежде отнюдь не прельщала Люсиль. Разумеется, она получала множество типично голливудских предложений, как и большинство кинозвезд, а привлекательность Люсиль, гламурной и более успешной, чем большинство ее современниц-актрис, вовсе не была преувеличена журналистами.

Однако Люсиль была вполне довольна жизнью и собственным успехом, чтобы делиться всем этим с кем-то еще. Ей хотелось одного: взлетать все выше и выше, подобно комете, появившейся на небосклоне, чтобы затмить своим светом все звезды.

Люсиль заводила любовников, когда у нее было для них время, затем бросала их легко и без последствий, словно избавлялась от костюмов, которые носила в фильме, или украшений, которые требовались только к определенному наряду и на короткое время.

Люсиль была влюблена в успех с тех самых первых лет в Голливуде, когда Эдвард Джепсон стал ее продюсером и она узнала впервые в жизни сладкий вкус признания и гром аплодисментов. Подобно Нарциссу, Люсиль влюбилась в собственную красоту, и у нее не возникало желания замечать внимание мужчин и их привлекательную внешность.

Мужчины казались Люсиль призрачными фигурами, любовь которых была не более реальна, чем эмоции, изображаемые перед камерами. Роящиеся вокруг поклонники — часть имиджа любой кинозвезды, так же как соболя, орхидеи, французские духи и драгоценности от Тиффани. Но мужчины, с которыми Люсиль занималась любовью, казалось, никогда не существовали для нее как личности. Они могли быть эскортом, партнерами по танцам, отличными хозяевами вечеринок или же щедрыми покровителями.

Люсиль принимала их подарки, как и их восхищение, как нечто принадлежащее ей по праву. А ждала она многого и всегда получала практически все, чего хотела. Разумеется, были в ее жизни несколько мужчин, рядом с которыми ей хотелось быть желанной и привлекательной.