– Вы видели этот договор раньше? – спросила она тоном судьи.

– Да.

– Это ваша подпись?

– Да.

– Значит, ваше имя не Эверетт?

У Грифа мелькнула сумасбродная мысль рассказать ей правду, но тут же исчезла.

– Нет, не Эверетт, – ответил он.

– И вы не являетесь кузеном Луизы?

– Пожалуйста... – начал Гриф, но ее побелевшее лицо заставило его замолчать. Он опустил поднятую руку. – Нет, не являюсь, и вы должны знать это.

– Теперь знаю.

Он увидел, как задрожали ее губы. Тесс быстро опустила голову, но затем снова приняла холодный вид.

– Вы и теперь будете утверждать, что Луиза лгала?

Гриф заколебался. Его до сих пор не покидало воспоминание о лежащем в гробу Грейди, и он мог снова совершить ошибку, а потому предпочел промолчать.

– Значит, нет. – Тесс кивнула. – Вы лгали мне. Вы опорочили честную девушку.

Сердце Грифа болезненно сжалось.

– Неправда, – глухо произнес он.

– Какие у вас есть доказательства? – выкрикнула она. – Вы можете сказать мне хоть что-нибудь, во что я могла бы поверить?

Гриф беспомощно развел руками.

– Что вы хотите услышать от меня?

– Скажите, что этот документ фальшивый и что вы не притворялись моим другом за деньги и не преследовали меня ради моего состояния! О Боже, скажите же что-нибудь, только не стойте там, словно убитый горем герой после потери лучшего друга!

Из горла Грифа вырвался какой-то неопределенный звук. Возможно, такой смешок мог бы издать покойник. По крайней мере Тесс поняла этот звук именно так, отправляя Грифа на тот свет осуждающим взглядом широко раскрытых глаз.

– Я ненавижу вас, – дрожащим голосом сказала она. – И презираю.

Гриф сам ненавидел и презирал себя. Видимо, он как-то неправильно вел себя, что позволило Тесс поверить в такие чудовищные вещи. Он не мог доказать ей, что в данном случае деньги не имели для него значения, что он подписал договор почти против своей воли, потому что не мог отказаться и потому что у него не было другой возможности быть рядом с ней. Доказательства... Какие тут могут быть доказательства? Их отношения могли основываться только на доверии и любви, а в отсутствие того и другого он чувствовал, как последние искры жизни затухают в нем. Наверное, ему следовало бы упасть на колени, но остаток гордости не позволял сделать это. К тому же подобное унижение все равно бы ничего не изменило. Тесс уже приняла решение.

– Полагаю, вам нечего больше сказать? – спросила она ледяным тоном.

«Я люблю вас», – мысленно ответил он, но его губы остались неподвижными.

Тесс ждала довольно долго, но наконец ее терпение закончилось.

– Я приняла предложение мистера Элиота. То, что было между вами и мной, следует забыть. Надеюсь, вам это понятно?

Гриф не шелохнулся. Он уже был мертв внутри.

– Понятно.

– В таком случае вы можете идти. – Она закусила губу. – Я больше не желаю вас видеть.

Голос Тесс странно дрогнул на последних словах, и Гриф пристально посмотрел на нее. У него было ужасное предчувствие, что он может сейчас закричать от горя. Его горло сжалось. Он попытался заговорить, но не смог. Вместо этого он развернулся и зашагал по ковру, ничего не видя, кроме зеленых, голубых и светло-серых полос.

Подойдя к закрытой двери, Гриф остановился. Темная резная панель двери показалась ему пропуском к ужасной черной яме. Он вытянул руку и открыл дверь, потом шагнул в никуда и осторожно закрыл ее, воздвигнув непреодолимое препятствие между собой и Тесс.


В полночной темноте корабль не было видно. Накануне Гриф перегнал его вверх по реке на дешевую стоянку в Блэкуолл-Рич. Корабль был готов снова выйти в море с очередным грузом Тейлора.

На отвратительном илистом берегу, покрытом водорослями, лежала перевернутая шлюпка, сторожить которую было поручено мальчику, прислуживающему в таверне. Слегка пошатываясь, Гриф приподнял шлюпку и подтянул ее на скользкие камни. Он был пьян, но все еще достаточно хорошо соображал и, руководствуясь давней привычкой, спустил небольшое суденышко на воду. Мерцающие огни таверны стали быстро удаляться, так как во время отлива скорость течения существенно возросла.

На середине реки в безлунной темноте ему показалось, что все вокруг несется куда-то в пустоту. Он налег на одно из весел и развернулся, вглядываясь в головокружительную панораму, чтобы как-то сориентироваться в темноте.

Мрачная река была усеяна крошечными огоньками фонарей, установленных на носах и топ-мачтах чернеющих повсюду грузовых судов. Ветер дул против течения, и водная рябь искажала их отражения; отовсюду доносились скрип деревянных корпусов и позвякивание якорных цепей. Все вокруг выглядело странно незнакомым. Вверх и вниз по реке огоньки казались одинаковыми, не выделяющимися ни по форме, ни по другим признакам.

Гриф вдруг обнаружил, что оказался среди стоящих на якоре кораблей быстрее, чем ожидал. Их натянутые цепи слегка позвякивали, волны, набегая время от времени, с глухим стуком медленно ударялись о борт.

Он начал кружить в темноте среди кораблей, вглядываясь в их очертания, но то ли ветер сменился, то ли Гриф потерял ориентацию... Подплывая то к одному кораблю, то к другому, он пытался различить их названия и контуры, снова и снова вглядываясь в носовые украшения. Одно из названий показалось ему знакомым; Гриф поднял весла и, пустив лодку в дрейф, стер ладонью пот с лица. При этом он ощутил вкус крови на губах и посмотрел на свои руки, которые, сделавшись изнеженными за последнее время, теперь кровоточили. И все же он не чувствовал боли, только какое-то странное оцепенение в душе.

Миновав последний фонарь, освещавший нос незнакомого корабля, Гриф очутился в полной темноте. Он окончательно заблудился, но это нисколько не обеспокоило его, и он продолжал бесцельно плыть по течению.

Неожиданно впереди послышались шум двигателя и плеск воды, а затем появились красные сигнальные огни парохода с гребными колесами по обеим сторонам, которые выглядели как два белых призрачных крыла. Хотя Гриф знал, что находится на его пути, он лишь безучастно посмотрел на пароход, в то время как течение несло его лодку навстречу приближающемуся судну. Он устал. Устал думать. Устал чувствовать. Вода была темной и холодной, а пыхтение парового двигателя казалось теплым и близким, как биение сердца, заставляющего кровь циркулировать по жилам. Стоило немного задержаться на пути этого парохода, и тогда…Тогда не надо будет больше бороться за свое существование, бояться чего-то и страдать в одиночестве. Ему станет легко-легко...

Когда пароход уже почти навис над ним, шлюпка Грифа поднялась на волне и ее отбросило в сторону, так что она со скрежетом процарапала борт большого судна. Поднятые весла задергались в его руках, и шлюпка едва не перевернулась. Звук гребных колес превратился в угрожающий рев. Они надвигались, низвергая воду, подобно дьявольскому водопаду. При виде вздымающегося колеса Грифа пронзил ужас. Он ухватился за весло и уперся им в борт парохода, пытаясь оттолкнуться. Вал падающей воды с силой отбросил шлюпку в белый пенящийся след, и она завертелась, словно щепка. Огромное колесо прошло в шести дюймах от кормы, и Гриф едва не соскользнул в водоворот, который мог в одно мгновение поглотить его.

Гребное колесо скрипнуло и остановилось. В ночном воздухе раздался глухой свист – это пароход выпустил пар.

Свист затих, и Гриф услышал топот ног и взволнованные крики; потом сверху полетел спасательный круг. Он взглянул на высокий металлический борт судна и, сложив ладони рупором, крикнул:

– Эй, там! Не суетитесь! Я на плаву!

В свете огней парохода Гриф увидел свесившиеся через поручень головы.

– Придурок на паршивой лодчонке! – ворчливо прозвучал чей-то голос. – Ты еще жив, черт бы тебя побрал?

– Жив. – Гриф слегка оттолкнулся от парохода и вытер рукавом мокрое лицо. – Вы тут ни при чем, это моя вина.

– Бог мой, парень, ты едва не встал поперек корабля! Мы могли сломать твою посудину пополам!

– Я знаю, – печально сказал Гриф. Его ботинки на несколько дюймов погрузились в воду, скопившуюся на дне лодки.

– Кстати, если бы не носовой огонь этого абердинского клипера передо мной, я шел бы по направлению к Вулиджу и ты оказался бы на дне. Как ты мог допустить такую оплошность – ты что, не заметил нашего приближения?

Гриф посмотрел туда, куда указывал мужчина, и увидел единственный мерцающий огонек. Он тут же вспомнил карту бухты, и все встало на свои места. Ему не надо было вглядываться в темноту, чтобы узнать очертания корабля, его мачты и элегантный изгиб корпуса.

Гриф взглянул на палубу парохода.

– Я пропустил пару стаканчиков и потом заблудился, – нашел он единственное оправдание своему поведению. – Зато теперь я совершенно трезв.

– Еще бы, после такого испуга! Ты можешь сам двигаться по реке, приятель?

– Да. Между прочим, это мой корабль.

– Вот как? Значит, вы офицер?

Гриф немного поколебался, затем ответил:

– Я капитан.

Послышался короткий хохот.

– Ну и ну! В таком случае в следующий раз берите с собой юнгу, сэр, и впредь будьте осторожны. – Над водой снова разнесся смех, и пароход пришел в движение. – А еще никогда не думайте о смерти, пока есть хоть какая-то надежда!

Эти слова заставили Грифа перестать грести. Он молча наблюдал, как пароход пускает пар из своей большой трубы. Наконец колеса начали вращаться, и пароход двинулся против течения; его огни стали постепенно удаляться вверх по реке.

Вокруг вновь было тихо. Слышались только лай собак на отдаленном берегу и слабое поскрипывание корпуса «Арканума» под легким ветром.

«Никогда не думай о смерти».

Гриф начал приближаться к кораблю, который спас его своим сигнальным огоньком. Судно возникло из темноты, реальное и надежное, терпеливо ожидая своего капитана. Это единственная любовь Грифа, и она никогда не покинет его. Они будут неразлучны, пока он жив. А когда погибнет корабль, он погибнет вместе с ним.