— Я здесь, чтобы принести извинения и объясниться, хотя делаю последнее скорее ради себя, чем ради вас.

— Извинения? Но ведь вы объявили меня подлецом и злодеем. Или все-таки обнаружили, что это не совсем так?

— Я поставил себе целью погубить вас. Глаз за глаз.

Единственным извинением мне служит то, что я считал вас косвенно виновным в самоубийстве брата. Но вы были правы. Я не дал себе труда проверить факты.

Теперь же я узнал правду.

— И конечно, не от меня, — с горечью бросил Джордж. — Мне вы поверить отказались.

— А вы чему поверили бы на моем месте: клятвам незнакомого человека или предсмертному письму брата?

— Будь моим братом такое ничтожество, по крайней мере призадумался бы, — фыркнул Аскот, но не столько его слова, сколько презрительный тон заставили Винсента залиться краской смущения.

— Да, Альберт — человек слабый, но в жизни не думал, что он способен лгать. Кроме того, он писал прощальное письмо совершенно пьяным и признается теперь, что ничего не помнит. Надо отдать ему должное, Альберт не подозревал, что я ошибочно пойму его истинные намерения и стану мстить.

— Не помнит? Вы хотите сказать, что он вовсе не погиб?

— Я только сейчас получил от него другое письмо, на этот раз вполне осмысленное. Он обосновался в Америке. И теперь винит в своих неудачах одного себя.

— Значит, вы причинили зло невинным людям, не так ли?

— Судя по тому, что я узнал из первого письма, было по меньшей мере несправедливо, чтобы вы, разорив конкурента и доведя его до самоубийства, легко отделались. Возможно, на столь полный успех вы и не рассчитывали, но тем не менее так уж случилось. Я оказался не прав, став причиной настоящей катастрофы, за что униженно прошу прощения и готов дать вам любое удовлетворение, начиная с этого.

— Что такое? — буркнул Джордж, принимая пакет документов.

— Купчая на дом, составленная на ваше имя. Все долги выплачены. Здесь также адрес склада, где хранится ваша обстановка. Кроме того, я постарался пресечь слухи относительно вашего разорения. Один ваш приезд в Англию подтверждает их фальшь. Если у вас будут еще какие-то трудности, связанные с ними…

— Я сам об этом позабочусь.

— Как угодно, — отозвался Винсент, сообразив, что оскорбляет человека намеками на то, что тот не способен справиться собственными силами. — Просто я не хотел, чтобы вы трудились, исправляя чужие ошибки, на случай, если я не предусмотрел каких бы то ни было последствий.

— Если хотите загладить свою вину, держитесь подальше от меня и моей семьи и дайте забыть о вашем существовании. То, что вы сотворили с моей дочерью…

— Не имеет ничего общего с местью.

— И вы воображаете, будто я этому поверю?

— Верно то, что если бы не эта моя затея, я не встретил бы Лариссу. Но я с первого взгляда влюбился в нее как мальчишка. Признаюсь, что лгал себе лишь потому, что по моим меркам она была для меня запретным плодом. Я не мог жениться на ней, поскольку считал дочерью своего врага. Но удержаться от соблазна сделать ее своей так и не смог. Поэтому месть стала всего лишь предлогом не внять голосу совести.

— Вы говорите о чистом ребенке, невинностью которого воспользовались?

— Я говорю о женщине, которую люблю. Она дитя лишь в ваших глазах, сэр. И если бы вы не вернулись, я забыл бы обо всех своих принципах, чтобы достичь единственной цели, имеющей для меня хоть какой-то смысл, и умолял бы ее стать моей женой.

— Да ну! Теперь, разумеется, можно утверждать все, что угодно, зная, как она презирает вас за ваш поступок, и, конечно, ни за что не согласится иметь с вами ничего общего.

— Просто я узрел истину слишком поздно, — вздохнул Винсент. — Даже в сочельник я еще не понимал, как люблю ее, хотя сделал все возможное, чтобы удержать в своем доме. Лгал, притворялся, шел на все, лишь бы помешать Лариссе исчезнуть из моей жизни.

— Вы это признаете?

— Да. Я был убежден, что о женитьбе и речи быть не может. Что таким образом я предаю брата. Но в утро Рождества Ларисса наконец захотела узнать, достаточно ли благородны мои намерения, в противном случае пригрозила оставить меня. Тут я и понял, что всякая месть бессмысленна по сравнению с несчастьем потерять это сокровище, И прежде чем успел объясниться с ней, появились вы. — Судя по вашему приветствию, вряд ли вы поняли это во время нашего первого разговора.

— Тогда мной владели досада и гнев.

— Я считаю это большой удачей для своего семейства, — сухо заметил Джордж. — А теперь, сэр, если вам нечего больше сказать, желаю удачи.

— Вы позволите мне увидеться с Лариссой? Я должен извиниться и перед…

— Сейчас ей всего нужнее покой. Или вы еще не осознали, как сильно ранили ее ваши откровения? Она только начинает приходить в себя. Держитесь как можно дальше от нее.

Глава 25


Держаться подальше? Разве это возможно? Он хотел бы заручиться от Джорджа разрешением встретиться с Лариссой, но с ним или без него, все равно увидится с ней.

Только она все не возвращалась в Лондон.

Джордж перевез обстановку в лондонский дом, переехал сам, вновь нанял слуг. Он был занят с утра до вечера, восполняя вынужденный перебой в делах и навещая поставщиков, впавших в панику при первом же намеке на то, что он сбежал из Англии.

Судя по сведениям, полученным Винсентом, поставщики пресмыкались и умоляли о прощении. Что ж, вполне естественно, ведь все они зависели от милостей клиентов. Но Винсента мало интересовало, готов ли Аскот простить их или обратится к новым торговцам. Люди, следившие за Джорджем, докладывали о тщетности своих усилий подобраться ближе и подслушать разговоры.

К концу года дом был приведен, в порядок, но оставался пустым: ни Ларисса, ни Томас еще не вернулись. Винсент начал волноваться, что Ларисса совсем не появится. И все из-за него. Что ж, вполне обоснованная тревога: Джордж мог сообщить дочери о его визите и желании поговорить с ней. Стоило Аскоту покинуть город, как Винсент последовал за ним. И нисколько не удивился, оказавшись в Портсмуте. Он уже отдавал приказ обыскать гостиницы и постоялые дворы, помня о том, что именно здесь жили Аскоты до переезда в Лондон. Конечно, его агенты тогда никого не нашли, но сейчас он успел собрать кое-какие сведения об Эпилби, прежде чем постучаться к ним.

И знал, что они старые друзья Аскотов.

Как ни странно, дверь перед его носом не захлопнулась, хотя это вполне могло случиться. Очевидно, никто не предупредил дворецкого, что барона не ведено пускать. Впрочем, Аскоты вряд ли ожидали его появления. Однако у него не было особых надежд увидеться с Лариссой. Ей обязательно доложат, что он здесь, и она скорее всего не пожелает его принять. Но если повезет…

При виде входившего в дом Винсента Ларисса замерла на самой середине лестницы. Первым порывом было немедленно отвернуться. Она не желала говорить с ним. Никогда. Но метнуться к себе в, комнату было бы трусостью, и кроме того, ярость, вновь забурлившая в ней, просто не позволила бы отступить. На этот раз, она не даст себя запугать или улестить.

Гнев подтолкнул ее сбежать вниз. Как раз в этот момент Винсент поднял голову и увидел ее.

Сейчас она даст ему пощечину. Ударит наотмашь. И тогда слова совсем не понадобятся. Он и без того поймет, что она испытывает к нему.

Но Ларисса не сделала этого. И все потому, что едва не растаяла в золотистом сиянии знакомых глаз, а предательское тело немедленно отозвалось на его близость.

Господи, неужели ее до сих пор к нему тянет? Как может она желать его, одновременно презирая!

Когда его рука потянулась к ее щеке, у нее ноги подкосились. Значит, даже эта легкая ласка уничтожит ее решимость и заставит забыться хотя бы ненадолго. Поэтому она не желает больше иметь с ним ничего общего.

— Ларисса…

— Не прикасайтесь ко мне! — вскрикнула девушка, отпрянув. Сердце ее бешено колотилось. Она опять подпала под власть его чар. Теперь его не удержать. — Не смейте до меня дотрагиваться, — повторила она уже спокойнее. В голосе ее сквозило презрение. — Пытаетесь снова увлечь меня, подчинить своей воле, но теперь я это сознаю и не…

— Ларисса, будьте моей женой.

Глаза девушки мгновенно повлажнели.

— Слишком поздно.

— Знаю, но не попросить об этом — значит добавить ко всем несчастьям еще одно.

Ей стоило бы немедленно уйти. Не обращать внимания на его искаженное болью лицо. И то, что сердце разрывалось, а ноги не слушались, привело Лариссу в негодование.

— Ничто не исправит содеянного, как бы вы ни пытались меня убедить в обратном, так что зачем весь этот спектакль?

— Я надеюсь начать все заново, уничтожить прошлое, и есть многое, чего вы не знаете и в чем я должен признаться.

— Все это вряд ли меня касается.

— Умоляю, не отнимайте у меня последней надежды, выслушайте меня. Я понимаю, что лишь добавлю масла в огонь, но все же объясню, почему лгал.

— Я уже поняла, что почти все, сказанное вами, — ложь, — бросила она, — так что нет необходимости это подтверждать.

— Далеко не все, — вздохнул он.

Ей показалось, что он снова хочет погладить ее по щеке. Неужели он испытывает то же самое притяжение, которому почти невозможно противостоять? Что ж, возможно, ему не так уж ненавистны прикосновения к ней, и он вовсе не злорадствует по поводу своей легкой победы. А если их чувства взаимны? Но это все равно ничего не меняет. Он сделал ее орудием мести отцу. И ни перед чем не остановился, чтобы добиться своего. А теперь, наверное, совесть замучила его. Что ж, вполне понятно. Нужно же загладить вину хоть каким-то способом. Но ей… ей это не принесет ничего, кроме страданий. Она просто не может услышать еще раз подтверждение тому, как была наивна и доверчива.

Но слова сорвались с языка прежде, чем Ларисса успела опомниться:

— Что ж, объясняйтесь, только покороче. Винсент кивнул и поспешно сунул руки в карманы, подавляя желание обнять девушку.