Лахлан стиснул зубы, сжал руки в кулаки и кивнул:

– Да, уже пересмотрел. Я не могу быть на одной стороне с теми, кто это придумал, не хочу причинять людям столько страданий. Я велю Дугалу разослать всем моим баронам указание немедленно прекратить огораживания и вообще о них забыть.

Даннеты переглянулись и обменялись улыбками, а Лана с радостным воплем подскочила на месте и закружилась от счастья. Она смотрела на него такими глазами, что у него непонятно отчего перехватило дыхание, а сердце взволнованно забилось. А ведь это была всего лишь улыбка, зато какая… трогательно-прелестная.

– А Даннет? – быстро вставила Ханна. – Он останется хозяином Лохланнаха?

Лахлан поморщился от досады. В чем он только ни подозревал Даннета, а главное – в предательстве, тогда как на самом деле Даннет отстаивал то, что считал справедливым. То, что и сам Лахлан теперь таковым нашел.

– Мне следует принести вам, Даннет, мои извинения. Я вел себя крайне заносчиво и высокомерно, был слишком самоуверен, считая себя умнее всех. Я сильно заблуждался, так как многого не знал.

Глаза Даннета радостно блеснули.

– Вам не к чему извиняться, ваша светлость. Вы нисколько не виноваты.

Черт, как же ему надоело слушать вставляемое то к месту, то не к месту обращение «ваша светлость»!

– Пожалуйста, зовите меня Лахлан. Мы ведь уже стали друзьями, не так ли?

Даннет смешался и покраснел:

– Мне по сердцу ваше предложение. В таком случае и вы зовите меня просто Александр, вы не против?

Против ли он? Да он безумно рад иметь такого друга!

– В таком случае, – улыбнулась Лана, причем ее улыбка снова предназначалась только ему одному, – если мы все стали настоящими друзьями, можете звать меня просто Лана.

Лахлан растерялся, но не от ее предложения, а от того, как резко изменилась в лице леди Даннет.

– Мне это кажется несколько преждевременным, – заметила она.

В глазах Ланы блеснули лукавство и озорство, Лахлан мог в этом поклясться.

– Почему же преждевременно?

Сестры смотрели друг другу прямо в лицо.

– Да потому что он герцог.

– Но ведь он будет звать Даннета Александром. Что ж тут неприличного, если он и меня будет звать просто по имени?

– Но ты же девушка.

– Ну и что, мне так нравится, а вам нравится… Лахлан?

Лана обернулась к нему, кокетливо играя глазами, ему стало ясно, что она намеренно дразнила сестру.

– О чем речь, мисс Даунрей. У вас такое прекрасное имя. Вот только…

– Что только? – в том же кокетливом духе продолжила она.

«Вот только ваша сестра выбьет из меня дух, если я стану вас так называть», – хотелось возразить Лахлану.

– Нашего отца хватил бы удар, если бы он услышал, как его светлость зовет тебя по имени.

– Но ведь папы здесь нет.

– Лана Даунрей! – возмутилась Ханна.

Однако гнев сестры никак не повлиял на Лану.

– Я так счастлива, что ваше мнение изменилось, Лахлан. – Она подошла и села рядом с ним: – У меня кое-что есть для вас.

Она вынула из кармана ожерелье.

Лахлан чуть не задохнулся от радости.

Это был всего лишь кусочек древнего креста, но лиха беда начало, теперь он, чтобы избавиться от проклятия, с утроенной силой будет искать другие остатки.

А потом все изменится. Лахлан воспрянул духом: будущее уже не казалось столь безнадежным.

Если удастся снять проклятие, он сможет… быть вместе с ней. Только с ней. Никакая другая женщина ему больше была не нужна.

Жизнь расцвела для него всеми красками.

Ожерелье в его руках сверкало и переливалось. Свет камня буквально рассеял прежде царивший в его душе мрак безысходности. Это было само провидение, и в нем укрепилась вера в счастливый исход.

Внезапно у Лахлана перехватило горло, он накрыл рукой Ланину ладонь, нежно глядя ей в глаза:

– Благодарю вас.

Игривый огонек в ее глазах подсказал ему мысль отблагодарить ее не только словами, но и… поцелуем.

Было ли это благоразумно с его стороны? Конечно, нет, но непреодолимое желание поцеловать ее заглушало голос благоразумия.

Ощутить вкус ее губ, тепло ее дыхания.

Подумать только – всего лишь поцелуй.

– Вы не против… – Он запнулся, потому что в горле у него пересохло, и слегка заробел. – Вы не против того, чтобы прогуляться со мной? В саду?

Лана облегченно вздохнула. Наконец-то. На ее щеках выступил еле заметный румянец.

– Напротив, я буду очень рада, – с живостью проговорила она.

Мрачный настороженный взгляд леди Даннет красноречивее любых слов предостерегал от любых глупостей. Лахлан тут же любезно улыбнулся в ответ, давая понять, что подозревать его в глупостях не стоит.

А может, его улыбка больше походила на жадный оскал? Как знать, ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным.


Сад был одним из любимых мест Ланы, но сейчас, казалось, он превратился в райский уголок. Она едва не задыхалась от бурной, неуемной радости. Лахлан все-таки изменил свое мнение насчет огораживаний. Она ликовала. Похоже, ей удалось то, что поначалу казалось невыполнимым, – отвести беду от жителей Лохланнаха. Ее переполняли восторг и возбуждение от того, что он шел рядом с ней, нежно обнимая ее за талию… от того, что они были одни…

Он собирался ее поцеловать.

Как всякая женщина, Лана догадывалась о таком коварном намерении с его стороны. Как известно, интуиция никогда не подводит женщин в подобных делах. Она просто знала и ждала, незаметно направляя его в самый укромный уголок сада, где это было удобнее всего сделать.

Там располагалась беседка, густо увитая виноградом и распустившимися цветами, полностью скрывавшими их от посторонних глаз.

Оказавшись внутри наедине с Лахланом, Лана на него засмотрелась. Он казался ей воплощением мужской красоты и мужественности, а его шотландский наряд лишь усиливал подобное впечатление.

Он походил на падшего ангела: правильные, но резкие, даже излишне резкие черты смягчало выражение глаз, удивительно синих и с длинными ресницами; длинные пушистые волосы, до которых так хотелось дотронуться и погладить, подчеркивали матовый цвет лица.

Нет, он был не просто красив, он был неотразим.

Лана больше не могла ждать, когда он ее поцелует, терпение ее истощилось.

Решено, она поцелует его первой.

Ее поцелуй удивил Лахлана, в этом не было никаких сомнений. Когда она прильнула к его губам, он вздрогнул и тихо вздохнул, от удивления чуть раскрыв губы.

Все вышло неожиданно и поэтому чудесно.

Его губы пахли чем-то очень вкусным.

Опомнившись, Лахлан нежно, но как-то робко обнял ее за плечи – так, как будто намеревался в любой момент отстраниться. Лана на миг испугалась, вдруг он прервет их поцелуй. Если, кроме поцелуя, больше ничего не будет, то, по крайней мере, пусть он длится как можно дольше.

Но Лахлан не отстранился. Не оторвал своих губ от ее. Напротив, со страстным вздохом привлек ее к себе и еще сильнее приник губами к ее рту. Какое это было наслаждение – лежать в его объятиях! Блаженство и страсть соединились вместе, овладев ею целиком. Ничего подобного Лана раньше не испытывала. Больше ее ничто не сдерживало, ничто не страшило. Она без оглядки устремилась вперед. Он, видимо, тоже совершенно потерял голову и, ничего не боясь, отдался дикой, яростной страсти.

Его страсть еще больше воспламенила Лану.

Лахлан что-то горячо и невнятно шептал, прижимая ее к себе, лаская руками шею, плечи, груди. По ее телу пробежала сладостная дрожь. Она тихо застонала, шепча его имя.

Его пальцы еще сильнее обхватили ее груди, гладя их и нежно сжимая. Лана откинулась чуть назад, обнимая его за шею и гладя его волосы. Как же давно ей этого хотелось!

В его глазах вспыхивал никогда прежде не виданный ею огонь, его ноздри трепетали, он опять, но уже без прежней робости, принялся ее целовать.

Лахлан увлек Лану к стоявшей в беседке скамейке, сел, а ее посадил к себе на колени. Внизу у него что-то торчало, мешая ей сидеть. Пытаясь усесться поудобнее, Лана поерзала, как вдруг он застонал, дернулся и закрыл глаза, словно борясь с невидимым врагом. Лане захотелось еще немного поерзать, но она передумала, решив, что, пожалуй, это будет чересчур. Вместо этого, желая быть как можно ближе, она прижалась к его груди.

Он был весь к ее услугам, словно хотел именно этого – быть ближе…

Они жадно целовались – так, как будто стремились утолить ненасытный голод.

Он опомнился первым и, слегка отклонившись назад, прошептал:

– Лана…

По его голосу было все понятно: он был против продолжения. Не хотел отстраняться, но тем не менее был против.

Ей стало досадно и горько.

Он положил голову ей на плечо и тихо-тихо прошептал:

– Нам нельзя этим заниматься.

– Почему нельзя? – вскинулась не видевшая ничего дурного в их поведении Лана.

Он посмотрел ей в лицо, и по его глазам она поняла, что его терзает совесть и непонятная для нее боль.

– Я дал клятву.

– Какую клятву? – удивилась она.

– Что я наделал? Что же я наделал?! – Он сокрушенно затряс головой. – Как я мог?!

Лана никак не могла взять в толк, почему он так сокрушается и вообще чуть ли не плачет.

– Лахлан…

– Не надо. Ну зачем я целовал тебя?! Зачем?

– А что в этом плохого?

– И ты еще спрашиваешь?! Когда целуешься, то потом хочется большего… большего… понимаешь?

Замечательно! Лана чуть не подпрыгнула от радости и опять принялась за испытанное средство – ерзать, сидя на его коленях.

Но не тут-то было. Он поднял ее и пересадил на место рядом с собой.

– Всему виной мое проклятие. Я не могу, понимаешь? Не могу… – Он в отчаянии схватился за свои волосы. – Мне нельзя иметь детей.

Его слова ударили ее по голове, словно обухом.

– Ты не хочешь иметь детей, Лахлан?

– Напротив, хочу больше всего на свете. Но я же сказал, мне нельзя. Если от меня родится ребенок, то это будет преступление. Ребенок будет обречен на страдания. Он будет проклят так же, как и я.