Лахлан слушал не перебивая. В успех баронской коалиции он не верил. Зная на личном опыте, как шотландцы не любят совместную работу, как они бранятся и ссорятся из-за какой-нибудь коровы или свиньи, он сразу утратил всяческий интерес к планам Даннета. Тем не менее он делал вид, что внимательно слушает, иногда к месту вставляя какой-нибудь пустяковый вопрос. Он проявлял умеренное внимание, стараясь не обнадеживать Даннета и не огорчать его полным равнодушием. В том, что затея Даннета провалится с треском, он не сомневался.

Все это показалось Лахлану довольно забавным. Он приехал в Лохланнах совсем с другой целью, а теперь сидит и с притворным вниманием слушает Даннета. Хотя, надо признаться, ему было интересно узнать, что Даннет думает, а также что думают другие обитатели замка. Как ни странно, но он чувствовал, что с ними его что-то соединяет. Ощущение принадлежности к чему-то. Чувство дружбы, сердечного тепла.

Это было восхитительно, чудесно, очень приятно, но не более того. Это были всего лишь иллюзии, мимолетные и обманчивые.

Даннет, его жена, Лана – все они его возненавидят, как только он объявит свое окончательное решение. Это было обдуманное и выношенное решение, но почему-то теперь оно казалось ему отвратительным и ужасным.

Как было бы хорошо, если бы все сложилось по-другому!

Ему не хотелось отталкивать их от себя.

Разговор закончился довольно поздно. Даннет проводил гостя до отведенных для него комнат. На душе у Лахлана было тепло, не только от выпитого виски, но и от той симпатии, которую он испытывал к Даннету.

Он в нем не ошибся. На Даннета, на его честность и дружбу можно было смело положиться. Жаль только, что острая нужда в деньгах и вызванная ею необходимость очистки земель делали дружбу между ними невозможной. Если бы не деньги, с каким бы удовольствием он оставил Даннета и дальше управлять Лохланнахом!

С тяжелым сердцем Лахлан вошел в свою комнату. К его удивлению, предназначенные для него комнаты были не хуже, если не лучше его собственных покоев в замке Кейтнесс. Кровать с балдахином, обитые шелком и бархатом стены, отдельная ванная – роскошь, которую он никак не рассчитывал здесь встретить. Как сказал ему Даннет, эти покои раньше занимал его дядя Дермид.

Сперва Лахлан подумал, что Даннет с женой постеснились ради него, но потом, узнав об их неприязни к умершему, узнав, с каким презрением относилась к дядиному призраку Лана, он все понял.

Удивительно, их с Даннетом сближало даже общее несчастливое детство. Они оба рано осиротели, но, по крайней мере, его дядя Колин не так издевался над ним, как Дермид над Даннетом. Даннет рассказывал о своем детстве не очень много, но вид у него при этом был такой угрюмый, что все сразу становилось понятно.

Лахлана уже поджидал Дугал с приготовленным пуншем.

– Где вы так долго были? – Дугал накинулся на него, как сварливая жена на запропастившегося мужа.

Лахлан упал в кресло возле камина и, вытянув ноги, пробормотал:

– Немного посидел с Даннетом, выпили местного виски. Кстати, очень неплохое.

– А я вас искал, – подавая поднос, проворчал Дугал. Он вообще выглядел слишком мрачно и сердито.

Поставив поданный пунш на столик, Лахлан принялся расстегивать сперва рубашку, потом пояс на килте. Он подумал, не поделиться ли ему с Дугалом тем, что ему стало известно о гибели его родителей, но передумал, так как очень устал. Неожиданное открытие вызвало у него много вопросов, а явное недовольство Дугала не располагало к откровенности, к тому же разговор, который обещал быть непростым, несомненно, затянулся бы допоздна.

– Мы были в кабинете Даннета. – Лахлан вытянул ногу, и Дугал снял один сапог, затем другой.

– В кабинете? – удивленно протянул Дугал.

– Он находится в одной из башен замка.

– Хм, – презрительно хмыкнул Дугал. – Узнаю шотландцев. Как это на них похоже.

Издевательский тон кузена не очень понравился Лахлану, но он привык к его желчным замечаниям.

– Эй, эй, полегче, братец. Ты ведь тоже шотландец, впрочем, как и я.

– И не говорите, – хмыкнул Дугал, подавая ночную рубашку, затем брезгливо взял двумя пальцами килт, как будто он был весь во вшах. – Должен вам признаться, прожив столько лет в Лондоне, теперь я едва понимаю этих варваров.

– Странно. – Лахлан отпил пунш и поморщился – приготовленные Дугалом пунши всегда казались очень крепкими. – Если бы обстоятельства сложились иначе, вероятно, мы провели бы здесь всю свою жизнь.

– Вы как будто жалеете, что не остались здесь? – вопросительно взглянул на него Дугал.

– О, не надо превратно понимать мои слова. Я очень рад, что твой отец после того, что случилось, забрал меня из этих каменных развалин, которые язык не поворачивается назвать замком. Меня пробирает озноб от одной мысли, что мое детство прошло бы здесь, в стенах замка Кейтнесс. – Лахлан то ли усмехнулся, то ли фыркнул. – Особенно сейчас, когда я как следует его разглядел. Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь согласился в нем жить по доброй воле.

– Но ведь это ваше родовое гнездо.

– В теперешнем виде это трудно назвать гнездом. Для житья пригодна лишь небольшая часть замка, к тому же, надо сказать, он выстроен довольно бестолково. Восточное крыло уже практически превратилось в развалины, а там, где еще кое-что уцелело, такие щели и такие сквозняки, что не поймешь, то ли ветер завывает, то ли…

Нет, Лахлану совсем не нравилось жить в замке Кейтнесс, который больше походил на наполненную воюющими призраками тюрьму, там он чувствовал себя не герцогом, а тюремным сторожем. Зато здесь, в Лохланнахе, все было иначе. Здесь он был шотландским герцогом, носившим настоящий килт. Здесь, в замке Лохланнах, Лахлану было очень комфортно, можно сказать, он обрел здесь свой дом.

– Вы одно целое с замком Кейтнесс, – гнул свое Дугал.

– Я одно целое с людьми, которые мне верны.

– Они не люди, они ваши вассалы, и они вам не верны, – презрительно пробурчал кузен.

– Некоторые из них, несомненно, верны.

– Вы имеете в виду Даннета? Ба, глядите, чтобы он вас не околпачил!

– Не думаю, что Даннет меня обманывает.

– А как же насчет заявления Олрига, что он заодно со Стаффордом?

– Даннет уверяет, что это не так. Честно говоря, в этом вопросе я больше верю Даннету, чем Олригу.

Лахлан очень сильно подозревал, что тучный, с хитрыми глазками Олриг нарочно мутит воду, чтобы извлечь из этого для себя какую-то выгоду, но какую именно, пока было неясно.

– Вы слишком доверчивы. Вам надо быть с ними построже.

– Построже?

– Вот именно. Кто они? Малообразованные, грубые шотландцы.

– Неужели? А на мой взгляд, они достаточно умны.

Очень толковый план Даннета сразу пришелся Лахлану по вкусу. Если бы у него было время, он, конечно, взялся бы за его осуществление. Нововведения Даннета должны были привести его графство к процветанию.

– Умны? Ха! Они глупые варвары. Это стадо овец, куда их поведешь, туда они и пойдут.

– Может, их надо стричь тоже как овец? – насмешливо спросил Лахлан.

– Как вам будет угодно, – поморщился Дугал. – Нам нужно возвращаться в Акерджил, чем быстрее, тем лучше. Здесь вокруг одни враги.

– Эй, полегче! Ну какие они враги?

– Ладно, пусть не враги, но для нас с вами они точно чужие.

Лахлан стиснул зубы, нападки Дугала ему надоели, впрочем, как и сам Дугал, особенно в последнее время.

– У нас там как-то мрачно и уныло. – Лахлан не преувеличивал. Лохланнах нравился ему намного больше, здесь он не чувствовал себя так одиноко.

– Там все переменится после намеченного вами ремонта.

– К тому времени, как я отремонтирую Кейтнесс, я буду мертв.

Дугал потупился, кашлянул и буркнул:

– Гм, гм…

Настроение у Лахлана испортилось окончательно. Он нахмурился и, цедя маленькими глотками пунш, уставился на горевший в камине огонь. Хотя ему не особенно хотелось пить, но к пуншу он привык, и без него было как-то непривычно. Пунш, огнем пробегая по жилам, приятно согревал нутро. День выдался долгим, он устал, пора было спать.

Да, сегодня ему удалось сделать несколько открытий, которые вселили в него смутную, робкую надежду на избавление от наваждения и от проклятия. Во-первых, он встретил ее, девушку из его сна. Это действительно ошеломило и потрясло его до основания. А еще она умела общаться с призраками, которые не давали ему покоя, – это тоже было крайне интересно. И последним открытием для него стало то, что она обладала частью утраченного древнего креста. Нет, не зря она являлась к нему во сне. Если призраки существуют на самом деле и они могут общаться с живыми людьми, то, может быть, таким образом его мать помогала ему, подсказывая выход из его положения.

Лахлан устал намного больше, чем предполагал. Когда его глаза стали слипаться, он встал и зевнул. Дугал помог ему дойти до постели.

– Спокойной ночи, ваша светлость, – прошептал кузен, гася лампу. Но его слова отозвались в сознании Лахлана лишь далеким эхом. С тайной надеждой увидеть прильнувшую к его груди Лану он уже погружался в сладкие сновидения…


Его разбудил знакомый тревожный шум. Наводящее ужас позвякивание цепей. Он вздрогнул и тут же с широко раскрытыми глазами приподнялся на постели, смутно различая перед собой темные тени. Голова кружилась от страха, в висках стучало, а кровь бегала по жилам с удвоенной скоростью.

Опять стон, горестный всхлип.

На лбу Лахлана выступил пот. Он попытался спрятаться под одеялом.

Неужели опять, опять то же самое?!

Внутри его поднялась волна негодования. Он отказывался верить.

Нет, все верно. Он вернулся. Призрак не исчез.

Лахлан с ужасом смотрел, как из ночной тьмы выныривает призрак отца, как обычно, во всем сером и с висящими на нем цепями. Нетвердыми, раскачивающимися шагами он подошел к нему и застыл на месте, издавая жалобные, рыдающие стоны.