Ласковый укор сестры взволновал и расстроил Лану.

Соблазнил?

Герой из ее сновидений ее соблазнит? Высокий, статный, смелый и мужественный? От таких мыслей ее сердце замерло. Чтобы скрыть свое волнение, Лана весело улыбнулась.

– Вряд ли меня соблазнит мужчина, который говорит, как англичанин. Мужчина, который в жизни не носил килт. Разве можно в такое поверить?

Но в глубине души Лана чувствовала, что обманывает сестру. Ее влекло к нему, и такие вещи, как манера одеваться и даже его положение в обществе, ее не останавливали. Это новое чувство было сильнее ее.

Впрочем, какое это все имело значение?! Да ровно никакого.

Она, похоже, не очень интересовала герцога. Во всяком случае, не в том смысле, в каком бы ей хотелось.

На самом деле ей следовало быть довольной уже тем, что он соблаговолил обратить на нее внимание и даже заинтересовался ее удивительными способностями.

Конечно, следует, а как же иначе.

Ханна вздохнула:

– Ты сняла с моей души камень. Тем не менее прошу тебя быть с ним осторожней. Могущественные люди, такие, как он, привыкли считать женщин игрушками, забавой, предназначенной для того, чтобы скрашивать их скуку. Не более того.

Лана тут же вспомнила о своей стычке с Дугалом. Вот скорее о ком говорила Ханна. Данное ею описание как нельзя лучше подходило именно для Дугала. Что же касается герцога…

– Лахлан совсем не такой.

– Кто такой Лахлан? – удивилась Ханна.

– Как кто? Герцог, разумеется.

– Хм… странно… откуда тебе известно его имя? – Голос Ханны зазвучал по-матерински строго.

Чтобы успокоить сестру, Лана улыбнулась и даже погладила ее по руке, чтобы подольститься:

– Его имя сказала мне его мать.

– Его мать?

– Да, Лилиас. Кроме того, она шепнула мне по секрету, что у него доброе сердце.

Ханна запыхтела от возмущения, скрестила руки на груди и язвительным тоном проговорила:

– Хм, доброе сердце, говоришь? Лахлан отдал приказ, и не однажды, очистить земли. А если Даннет откажется, то он заменит его другим бароном. А ты не подумала о том, что, скорее всего, точно такой же приказ твой Лахлан послал нашему отцу?

От последней фразы Лана поежилась. «Твой Лахлан». Она вопросительно взглянула на сестру:

– Ты думаешь, что он способен на это?

Все это звучало очень грустно. Даже более чем. Это была катастрофа, полная гибель. Если Даннета сгонят, то он лишится всего, даже крыши над головой. И, конечно, его участь разделит ее сестра. А если к тому же и у отца все отнимут, то тогда где жить ей самой? Где жить им всем? Боже, что же тогда им всем делать?

По спине Ланы побежали холодные мурашки, и от страха у нее внутри все застыло.

– Да, думаю, – отрезала Ханна, испытывавшая, видимо, точно такой же страх перед будущим. – А ты тут мелешь какую-то чушь про то, что у него доброе сердце.

Слова сестры больно укололи Лану. Да, у него доброе сердце. Она знала это точно.

Ханна презрительно фыркнула:

– В следующий раз, когда будешь говорить с Лилиас, спроси у нее, как пробудить в нем ту доброту, на которую вы обе так рассчитываете.

Лана на миг замерла, перед ее мысленным взором промелькнуло смутное видение, некий намек. И она улыбнулась. Потом, когда видение исчезло и Ханна спросила ее, как она выглядит, Лана посоветовала ей надеть одно украшение.

Ожерелье.

То самое.

Лана бросилась к себе в спальню и быстро вернулась назад, держа в руках футляр с материнским ожерельем. Оно висело на толстой цепи из чистого золота. Очень искусная работа. В центре располагался драгоценный камень, довольно крупный, и, как ей тихо шепнула Лилиас, это было именно то, что нужно.


Лана, Даннет и Ханна тихо беседовали друг с другом в гостиной, поджидая своих гостей, как вдруг Лану как будто что-то толкнуло, она вскинула глаза и буквально окаменела.

В дверях стоял он, одетый в цвета своего клана. Длинные темные волосы свободно ниспадали вниз, а глаза были устремлены на нее, и главное – она сперва не поверила тому, что видит, – на нем был килт. Выглядел он потрясающе – высокий, широкоплечий, сильный. Да, это был он – мужчина из ее сна. При виде него ее охватил знакомый жар. Несомненно, Лахлан был мужчиной, явившимся из ее туманных сновидений.

Герцог Кейтнесс.

Видение и реальность, наконец, соединились в одно целое. Сон стал явью. От сильного и радостного волнения Лана растерялась. Она просто стояла с полуоткрытым от удивления ртом и смотрела, как он, поблескивая глазами, в глубине которых загорались искры сдерживаемого смеха, подходит к ней. Но, кроме веселья, в его глазах горела еще и страсть, которая поразила Лану как удар молнии. Она совсем потерялась, не могла даже слова произнести, внутри ее вдруг проснулся голод, наподобие звериного. Но не к еде, нет, а совсем к другому.

– Мисс Даунрей. – Лахлан, глядя прямо ей в глаза, вежливо поцеловал ее руку.

Лана не была изнеженной и чувствительной особой, но когда его губы коснулись ее обнаженной кожи, она едва не потеряла сознание. По всему телу побежали горячие мурашки, а внизу живота вспыхнул требовавший немедленного утоления жар. Она буквально обмякла от сжигавшего ее желания, а он смотрел на нее, не отводя глаз, в которых то вспыхивали, то гасли огоньки страсти.

Боже, как она могла считать его приличным и сдержанным человеком?

Каков нахал! Переоделся и теперь, забыв о всяком приличии, жадно и так страстно пожирает ее глазами!

Лана помнила о главном – она должна помочь ему изменить отношение к огораживаниям, но сейчас, честно говоря, все ее благие намерения вылетели из головы. Пробужденные во сне чувства теперь вырывались наружу.

Она хотела его. И не просто хотела, а сгорала от желания.

И, по всей видимости, он испытывал те же чувства.


На что он втайне рассчитывал, так оно и случилось.

Лахлан едва не рассмеялся, увидев ее удивленные глаза и раскрытый рот. А какими глазами она смотрела на него! Лана даже не заметила, как несколько раз облизнула губы, словно пытаясь что-то попробовать на вкус. Уж не его ли самого, не его ли губы?

От разыгравшегося воображения по его телу пробежала легкая дрожь.

А может, это была просто фантазия его раздутого самолюбия, которое любым способом пыталось утолить его внутреннее желание во что бы то ни стало ей понравиться? Не поэтому ли он надел килт и отказался от обычной аккуратной прически? Именно поэтому. И это того стоило. Он увидел вспыхнувший в ее глазах огонь страсти.

Как вдруг на смену столь радостным мыслям пришла горечь осознания, что у него нет будущего, – это моментально отравило радость. Конечно, он ей нравился, но какое это имело значение? Что могло произойти между ними дальше? Ничего. Любовь для них обоих – это лишь пустые мечты. У него внутри все сжалось от жалости к ней и к себе. Тяжело вздохнув, Лахлан посмотрел в ее светло-голубые, как небо, глаза.

Он уже давно свыкся со своей болью, но именно в этот миг она ощущалась острее, чем обычно.

Вероятно, он должен был бы радоваться тому, что нравится ей. Хоть такое мимолетное удовольствие, весьма далекое от тех чувства, в которых ему хотелось бы ей признаться. Хотя бы так.

Леди Даннет что-то сказала, и в его голове сразу что-то щелкнуло, напомнив о необходимости быть вежливым. В гостиной, кроме него и мисс Даунрей, были и другие люди, с которыми тоже надо было поздороваться. Неохотно выпустив из своей руки ее ладонь, Лахлан повернулся к хозяевам замка.

Даннет стоял, ухмыляясь с явно довольным видом, что стало для Лахлана приятным сюрпризом. Никогда раньше он не видел улыбающегося Даннета.

– Ваша светлость, – в явно шутливом тоне обратился к нему хозяин, – как вы его надели?

– Да вот так.

– Килт вам очень идет. Вы выглядите… внушительно.

Дугал презрительно фыркнул, но Лахлан пропустил это мимо ушей.

– Как лорд, вы хотите сказать, Даннет?

– Нет, как настоящий шотландец.

Даннет одобрительно хмыкнул, а затем по-дружески хлопнул Лахлана по плечу. Это выражение дружеской приязни застало Лахлана врасплох. Он удивленно посмотрел на руку Даннета, не зная, как следует отвечать на подобный жест. Никто раньше не хлопал его по плечу. Как ни странно, но это было очень приятно.

Даннет застыл на месте, видимо, сообразив, что невзначай переступил через грань дозволенного. Радость на его лице стала увядать, грозя смениться на привычное выражение замкнутости и суровости.

Этого ни в коем случае нельзя было допустить. Надо было как можно быстрее поддержать пока еще тонкое ощущение взаимной приязни. Тогда он в ответ хлопнул Даннета по плечу. Напряжение сразу исчезло, и Даннет опять улыбнулся.

Лахлан обернулся к леди Даннет. На ней было зеленое платье, которое очень ей шло, но тут его взгляд упал на ее ожерелье с искусно вделанным в него камнем.

Камень таинственно поблескивал. Но не сам блеск привлек внимание Лахлана, а что-то знакомое в его форме и цвете. От волнения у него остановилось дыхание, а сердце забилось быстро-быстро.

Он верил и не верил своим собственным глазам.

Ошеломленный, он поцеловал руку хозяйки замка и пробормотал полагающиеся в таком случае слова, но все его мысли вертелись вокруг замеченного им кулона.

Он столько часов провел в портретной галерее, внимательно рассматривая крест Макалпина, что выучил наизусть все его грани и линии. Мысленно он сравнивал увиденный камень с драгоценностями, украшавшими крест Макалпина. Как ему показалось, камень в ожерелье очень походил на камень, располагавшийся в самом центре креста.

Его захлестнуло глупое счастье. Неужели это тот самый камень? Не может быть! Лахлан наклонился совсем низко.

Даннет громко кашлянул, скорее, даже прорычал что-то нечленораздельное, и Лахлан опомнился. Скорее всего, Даннету показалось, что он бесцеремонно пялится на грудь леди Даннет, что могло лишь навредить только что возникшей между ними дружбе.