Отодвинув от стены старое запыленное кресло, Лахлан уселся на него и принялся внимательно и задумчиво рассматривать портрет герцога Кейтнесса, виновника его несчастья. Ветер завывал за стенами замка, дождь стучал в окно, вода струйками стекала по стеклу и карнизу; по углам залы как будто колыхались и ползли неясные тени. При тускнеющем свете лампы Лахлан долго и пристально смотрел на крест в руках старого герцога Синклера.


– Лахлан.

Звук человеческого голоса вырвал его из сонного оцепенения. Лахлан вздрогнул, руки судорожно стиснули подлокотники кресла. Сердце подпрыгнуло и бешено заколотилось в груди. Неужели снова призрак? Он замер, похолодев от ужаса. Но через миг, окончательно проснувшись, понял, что, к счастью, ошибся. Рядом с ним стоял Маккинни, старый дворецкий, самый преданный его слуга.

Лахлан глубоко вздохнул. Лицо Маккинни излучало искреннюю заботу, от него так и веяло теплом и спокойствием. Дворецкий снял руку с плеча Лахлана и отступил на шаг, не сводя со своего господина заботливого взгляда.

Маккинни не был красив, но его грубые, слишком резкие черты смягчала трогательная нежность, светившаяся в его глазах. У Лахлана не было и тени сомнения в преданности старого слуги. Только Маккинни и Дугал, его кузен из клана Макбина, были по-настоящему ему верны. Они служили ему верой и правдой точно так же, как на протяжении многих веков служили герцогам Синклерам их предки.

– Ваша светлость, с вами все в порядке?

Нет, он был далеко не в порядке. Чувствовал Лахлан себя прескверно. Его бил озноб, на лбу выступила испарина; он испытывал как душевные, так и физические муки.

– Да, все в порядке. – Лахлан сумел выдавить из себя жалкое подобие улыбки.

– Ваша светлость, неужели вы здесь провели ночь? – Дворецкий удивленно вскинул вверх седые кустистые брови. – Спать здесь неудобно и вредно для здоровья. Тут можно запросто простудиться.

Дворецкий тревожился не зря. В старом зале и примыкавшем к нему коридоре гуляли такие сквозняки, что, казалось, от холода ежились и мерзли даже предки на портретах.

– Я немного задремал.

Краткий сон принес Лахлану желанное облегчение. Из-за частых ночных кошмаров в последнее время он почти совсем не спал. Бессонница измучила его, измотала его нервы до предела.

Маккинни нахмурился. Впрочем, он всегда выглядел мрачным и хмурым.

– Ваша светлость, простите за беспокойство. Вас ждет гость.

– Гость? – Удивлению Лахлана не было предела. Убогость и неопрятность старого замка мало у кого вызывали желание навестить хозяина, а привидения отбили последнюю охоту у тех немногих, у кого она еще оставалась. Не только гости, но и большая часть прислуги, напуганная ночными завываниями и подозрительными несчастными случаями, происходившими с хозяевами, покинула замок. Жители близлежащей деревни, прекрасно осведомленные о темной истории рода Синклеров, ни в какую ни хотели поступать на службу в замок к своему господину, особенно сейчас.

Это лишь усугубляло мрачную атмосферу замка.

Маккинни откашлялся, а затем весомо произнес:

– Ваша светлость, к вам пожаловал барон Олриг.

– Хорошо. – У Лахлана сжалось сердце.

По возвращению домой, в Шотландию, охваченный грандиозными планами восстановления и обустройства родового гнезда, Лахлан разослал всем своим баронам приглашения посетить замок Кейтнесс. Хотя они были его вассалами, Лахлан, не зная, как они воспримут его повеления, готовился к встрече с каждым из них не без внутреннего волнения. Однако сегодня у него не было никакого настроения говорить о чем бы то ни было с кем-либо из них.

Тем более что первые встречи произвели удручающее впечатление. Бауэр, Халкерк и Уик выслушали его указания, язвительно и неприязненно улыбаясь, а Даннет – тот вообще держался откровенно грубо. С недовольным и хмурым видом выслушал все от начала до конца, а потом, не говоря ни слова, повернулся и, громко топая, быстро вышел из зала. Своевольные и упрямые, как черти, бароны ни за что не хотели ему подчиняться.

Ничего удивительного, таковы шотландцы. В Лондоне все было иначе, титул герцога, даже родом из Северной Шотландии, вызывал у английских дворян намного большее почтение. Хотя к английскому почтению и примешивалась изрядная доля презрения к шотландцам. Волей-неволей, но Лахлану пришлось привыкать к подобной манере общения, и хотя он и был шотландцем, все-таки сумел приспособиться к царившей в лондонском свете атмосфере.

Лахлан не был настолько глуп, чтобы надеяться на проявление приязни или доброжелательности со стороны своих вассалов, однако все-таки рассчитывал на взаимную вежливость и, разумеется, на повиновение. Прежде чем умереть, он хотел успеть завершить многое из того, что задумал, но для этого нужно было, чтобы все его пожелания и повеления исполнялись.

Странно, но поведение Даннета больно его задело. Более того, оно казалось просто возмутительным, но, что еще удивительнее, импонировало Лахлану. Спокойная самоуверенность грубоватого шотландца пришлась ему по душе, к тому же Даннет был не лишен здравого смысла и обладал явными задатками лидера. В другое время и при других обстоятельствах Лахлан был бы рад дружбе с таким сильным человеком, как Даннет, но не сейчас.

– Ваша светлость, Олриг ждет вас в синей гостиной.

Однако упомянутая гостиная никак не соответствовала своему названию. В действительности она выглядела серой и мрачной. По всей видимости, в Шотландии под словом «синяя» подразумевалось что-то другое, нежели в Лондоне. Впрочем, для Шотландии подобные расхождения были в порядке вещей.

Лахлан встал.

– Мне надо умыться и переодеться. Постарайся как-нибудь развлечь гостя.

Как ни горько в этом себе признаваться, но ему больше не к кому было обратиться за помощью.

– Постараюсь, ваша светлость.

Маккинни отправился развлекать барона Олрига, а Лахлан поспешно прошел к себе. От его быстрых шагов ветхие стены замка осыпались буквально на глазах, сами собой отваливались куски штукатурки, а местами, там, где валялись выпавшие из них камни, стены были опасно наклонены, грозя окончательно обвалиться.

На пороге спальни его уже поджидал верный Дугал.

– Где вы были ночью? – коротко буркнул он.

Не обращая внимания на вечное ворчание старого слуги, Лахлан честно признался:

– Не мог уснуть.

– Как, опять? – Дугал недовольно скривился. – Неужели вы забыли принять лекарство?

– Не забыл. Но от него только хуже.

– М-да, – протянул Дугал и задумался.

Он все понимал без лишних слов, и у Лахлана не было от него никаких тайн. Дугал был не просто его родственником, а именно четвероюродным кузеном, он был другом детства. Когда они выросли, Дугал стал его поверенным лицом, тем, кому можно было доверить любую тайну. По возвращении домой на плечи Дугала, кроме всего прочего, легли обязанности секретаря. Дело в том, что нанятый специально для этой цели человек после одной-единственной ночи, проведенной в замке Синклеров, позорно бежал назад в Лондон. Ночью его навестило привидение, напугавшее его до смерти. Оно грозно выло и назойливо шумело, выбрасывая книги из книжного шкафа в спальне гостя.

Трудно представить, каково было бы Лахлану, не окажись рядом с ним также Колина, отца Дугала. Горько бы ему пришлось, очень горько. После неожиданной трагической смерти отца именно дядя Колин взял на себя все заботы о пятилетнем герцоге. Он увез бледного, напуганного мальчика из шотландского замка в Лондон, где юный герцог смог получить образование, достойное его высокого титула и положения в обществе. Отъезд в Лондон принес немало выгод. Лахлану не пришлось все это время жить в замке, ставшем причиной сумасшествия его отца. Он на протяжении многих лет жил в Лондоне и был избавлен от угнетающей атмосферы родового гнезда, которая постоянно напоминала бы о страшном проклятии рода Синклеров.

Но, как известно, от проклятия нельзя никуда спрятаться, на то оно и проклятие, в назначенный срок оно обязательно сбывается.

– Может, обратиться к другому врачу? – сказал Дугал. Порой, волнуясь о здоровье своего господина, он бывал чересчур заботлив, если не назойлив. Но Лахлан устал от врачей и от их бесплодных попыток его вылечить.

Он не сомневался в том, что страдает непонятным душевным расстройством, перед которым медицина бессильна.

– Раз вас мучает бессонница, почему бы тогда не пить на ночь еще больше лекарства?

Лахлан досадливо поморщился. Меньше всего ему хотелось отуманивать свое сознание, отравляя себя смертельно опасным ядом.

– А не отказаться ли мне совсем от этого лекарства? Я уже подумывал об этом.

Дугал, отступив на шаг назад, удивленно вытаращился на него:

– Что это за глупости?! Врач считает, лекарство необходимо…

– Брось, Дугал. Я все равно плохо сплю, а от опия мне только хуже.

– Лучше плохо спать, чем не спать вовсе.

Нет, не лучше. Ничуть не лучше. Лахлан готов был поспорить.

– Вам нельзя отказываться от настойки, – проворчал Дугал.

В ответ Лахлан буркнул что-то нечленораздельное. Ему не хотелось ни спорить, ни соглашаться: в конце концов, кто из них здесь хозяин? Почему он, будучи герцогом, не может поступать так, как ему хочется?

– Надо пригласить другого врача, – упорно гнул свое Дугал.

Подобная настойчивость действовала на нервы. Лахлан предостерегающе поднял руку и твердо произнес:

– Довольно.

Дугал сразу расстроился. Лахлан улыбнулся, желая улыбкой смягчить невольную резкость своего отказа.

– Ко мне пришел гость. Мне надо переодеться. Позови, пожалуйста, Талли.

В Лондоне все было намного проще. Для того чтобы вызвать лакея, достаточно было позвонить в колокольчик, дернув за шнур. Но здесь казалось – в этом Лахлану пришлось не раз убедиться на собственном опыте, – что звон колокольчика наполняет собой весь замок, поднимая ненужную тревогу.

Вместо того чтобы позвать Талли, Дугал, негромко ворча что-то себе под нос, подошел к шкафу с вещами и принялся там копаться.