В его взгляде светилась тоскливая надежда.

– Почему бы нет? – спросила Кэт.

– Обычно считается неприличным для леди заходить одной в комнаты джентльмена.

– А я не вижу в этом ничего неприличного. – Спохватившись, что эта фраза может быть неверно понята, Кэт поспешно добавила: – Я хочу сказать, что твое предложение меня нисколько не оскорбляет.

Лицо его просияло.

– Так ты согласна? У меня есть портвейн. Хочешь рюмочку?

– Отлично! Если, конечно, ты не думаешь про меня, что я «неприличная» леди.

Энтони энергично замотал головой.

– Я вовсе так не думаю, Кэт. Просто дело в том, что я не умею вести себя с женщинами. Единственной женщиной, которую я знал... э... близко, была моя жена. Но Лауры нет уже больше года.

– Расскажи мне о своей жене, Энтони. Какая она была?

Плечи Энтони напряглись, и Кэт испугалась, что чем-то его обидела. Но потом он расслабился.

– Прости меня, Кэт. После ее смерти я ни с кем о ней не говорил. Если честно, мне больно даже думать о ней. – Он открыл дверь каюты и обернулся к Кэт с задумчивой улыбкой. – У меня никогда не возникало желания говорить о ней, но сейчас я вдруг понял, что хочу рассказать тебе о Лауре. Может, это что-то объяснит тебе.

Кэт чувствовала, как горит ее лицо, и обрадовалась, когда он отвернулся, жестом приглашая войти. Она знала, что торопится, и знала почему. Тут они вошли в каюту, и Кэт, забыв обо всем, начала осматривать его жилище.

Жилые комнаты Энтони, как и все остальные на судне, были чистыми, недавно покрашенными, хорошо освещенными и на удивление просторными. Как видно, он совместил две или три небольшие каюты, и получилась одна большая комната. Здесь стояло несколько предметов удобной мебели. Дровяная печка и кухня были отгорожены занавеской.

Энтони указал на кресло.

– Садись, пожалуйста, Кэт, располагайся поудобнее, а я схожу за вином.

Он подошел к отделению камбуза и раздвинул занавески. Кэт села, взгляд ее упал на кровать, стоявшую у дальней стены. Это была не простая койка, какие обычно ставят на судах канала, а кровать нормальных размеров. В этот момент вернулся Энтони.

Он нес графин с вином и две рюмки. Покраснев, Кэт оторвала свой взгляд от кровати.

Энтони налил вино и, сев напротив нее, поднял рюмку.

– Выпьем за чудесный вечер, Кэт, – сказал он. – Я получил большое удовольствие.

– Я тоже.

Они выпили вина, потом Энтони поставил свою рюмку, зажег трубку и сделался серьезным.

– Ты спрашивала про Лауру, – начал он. – Она была милой девушкой – доброй, веселой. Мы знали друг друга с детства, – на губах его промелькнула улыбка. – И наверное, можно сказать, что всю жизнь любили друг друга. Лаура очень увлекалась медициной. Вообще она с малых лет мечтала стать врачом. Помню, в детстве... мы с ней часто играли в доктора. Я имею в виду не то, что обычно под этим понимают. – Щеки Энтони порозовели. – Мы играли с куклами – они у нас были больными, а мы их лечили. Лауре это очень нравилось. Научившись читать, она нашла старый учебник по медицине и зачитала его до дыр. Потом, когда мы немного повзрослели, она отрывала у своих старых кукол руки и ноги – ампутировала больную конечность, а потом опять пришивала. У нее были врожденные склонности к медицине. По моему мнению, из нее мог выйти замечательный хирург.

– Так почему же она им не стала?

Энтони посмотрел на нее с неподдельным удивлением:

– Женщина-врач? Это почти невозможно, а женщина-хирург – просто немыслимо. Думаю, на западной границе найдется с полдюжины лечащих врачей-женщин, но я сомневаюсь, что у них есть медицинское образование. Наверное, многие из них до этого работали просто медсестрами, а потом пустили в ход свои скудные познания в медицине. Насколько мне известно, в Соединенных Штатах женщин не принимают ни на один медицинский факультет. Ты, Кэт, должна бы знать, как сложно женщине получить любую профессию.

Она мрачно кивнула:

– Да, я знаю это, прекрасно знаю.

– Лаура помогала мне, работая у меня медсестрой; и разбиралась в медицине почти так же хорошо, как и я. Я больше всего жалею об одном: мы оба хотели ребенка, но по молодости не торопились. Она хотела какое-то время поработать со мной, прежде чем рожать. – У него был такой несчастный вид, что Кэт захотелось дотронуться до него, успокоить. – Я знаю, мне было бы сейчас тяжело одному растить ребенка, но у меня хотя бы осталась частичка Лауры.

– А сейчас у тебя есть медсестра?

– Нет. Медсестру, хорошую медсестру, трудно найти. Большинство врачей довольствуются помощью юношей-учеников. К тому же, – он чуть улыбнулся, – представь, что будет, если работник канала придет ко мне на прием и увидит, что со мной работает женщина? Да он просто убежит.

– Пожалуй, ты прав. Но, наверное, тяжело делать все самому?

– Пока у меня немного пациентов. – Мэйсон криво усмехнулся. – Вот налажу практику, люди ко мне привыкнут, тогда уже буду думать о том, чтобы нанять медсестру. – Он внимательно посмотрел на нее. – Мне почему-то кажется, Кэт, что из тебя вышла бы отличная медсестра.

– Ты всегда такой нерешительный, Энтони? – небрежно спросила Кэт и тут же пожалела о своих неосторожных словах. Злость на Моргана делала ее напористой.

Энтони долго сидел с пустым застывшим лицом, потом сказал растерянным тоном:

– Нет, нет, Кэт! Я никогда не позволю себе подобных вещей после столь короткого знакомства.

– Один мой приятель как-то сказал, что время не играет никакой роли в таком вопросе. Что мужчина и женщина почти мгновенно чувствуют влечение друг к другу.

– Я чувствую, что меня влечет к тебе, Кэт. Очень сильно. Наверное, с того самого момента, когда я впервые тебя увидел – ты была в мужской одежде, лунный свет тускло озарял твои черты.

Теперь Кэт пошла на попятную:

– Надеюсь, ты не думаешь, что я слишком развязна, потому что говорю на такие темы?

– Вовсе нет. – Мэйсон улыбнулся. – Меня восхищает в женщинах подобная откровенность. Многие современницы начали открыто говорить о таких вещах, которые еще недавно шокировали.

– И шокируют до сих пор.

– Да, верно. Но врач по роду своей работы видит жизнь в самых разных ее проявлениях – плохих и хороших. Его не так просто шокировать. Я предпочитаю откровенность жеманному притворству большинства женщин.

Лицо Энтони вдруг стало решительным. Встав, он подошел к креслу Кэт, поднял ее на ноги и крепко поцеловал. Застигнутая врасплох, Кэт на мгновение лишилась дара речи. А впрочем, чему удивляться? Разве не этого она ждала? И не только ждала, но и сама напрашивалась.

Его губы были страстными и требовательными, а объятия – неожиданно сильными. Она отметила его мощную мужскую напористость и поняла, что он не лгал, говоря, что знал близко только свою жену.

Кэт не почувствовала того почти мгновенно возникшего желания – сильного и всепоглощающего, которое возбуждали в ней одни только прикосновения Моргана. Это ее немного разочаровало.

Но она отвечала на его поцелуй со все большим пылом и задохнулась, когда он наконец оторвался от ее губ. Его лицо пылало в свете лампы,он тяжело дышал.

– Прости, Кэт, я не хотел. Но я уже так давно не был с женщиной, а ты такая красивая и желанная.

– Не надо извиняться, Энтони, – пробормотала она и нежно коснулась его лица.

Он схватил ее руку и прижал к губам.

– Ты останешься? Ненадолго? Мне очень хочется, чтобы ты осталась, Кэт. Ты мне нужна, я хочу тебя.

– Да, – прошептала она. – Да, Энтони, я останусь.

Не говоря больше ни слова, он подвел ее к кровати и начал раздевать. Несмотря на бушевавшее в нем желание, Мэйсон делал это медленно, обуздывая свое нетерпение. В отличие от Моргана он не стал лихорадочно срывать с Кэт одежду. Его опытные руки хирурга безошибочно находили каждую пуговицу и каждый крючок. Потом они легли обнаженные на кровать, и его руки принялись ласкать Кэт с невероятной нежностью. Пальцы Мэйсона касались ее кожи легко, словно крылья бабочки. Кэт не стала на этот раз проявлять в полной мере свою страстность, как с Морганом. Все это произошло в основном по ее инициативе, и она боялась, что дальнейшая смелость с ее стороны будет воспринята Энтони как бесстыдство.

Он, казалось, чувствовал ее неуверенность и не торопился, медленно, но со знанием дела нагнетая ее страсть. Он был хорошим любовником. Конечно, не таким напористым и сильным, как Морган, но определенно более нежным и пылким. Вскоре Кэт забыла, что начала все это из-за злости на Моргана, из желания хоть немного отомстить ему. Тело ее начало отвечать на ласки Энтони.

И опять, не услышав от Кэт ни слова, он как будто понял, что момент настал – она достигла полного возбуждения. Энтони вошел в нее, накрыл ее губы своими и задвигался в ней толчками – сначала медленно, потом все быстрее.

Ее удовольствие нарастало лавиной, в голове осталось одно: стремление достичь финального экстаза, который, она чувствовала, приближается с поразительной быстротой. И вот она уже на вершине. Она взорвалась изнутри, с губ сорвался крик восторга. Кэт в последний раз приподнялась навстречу Мэйсону, и они слились, содрогаясь телами. Энтони, как виртуозный любовник, превосходно рассчитал время.

Когда прошла последняя дрожь наслаждения, Кэт погладила его затылок. Энтони лег рядом, растянувшись, и она опять подумала о том, как хорошо лежать в кровати, а не на узкой койке.

– Знаешь, это со мной впервые после смерти Лауры. Как странно! – Он крепко сжал ее руку. – С тех пор как она умерла, у меня не было потребности в женщине. Я думал, что уже не способен испытывать желание, что меня устроит одна работа, и ушел в нее с головой. Я помогал другим людям, забывая о собственных нуждах. – Он тихо засмеялся. – Так было до тех пор, пока я не встретил тебя, Кэт. Теперь я вижу, как может иногда ошибаться человек!

– Я рада, что ты встретил именно меня, Энтони.

– Но есть одно обстоятельство... – Голос его изменился. – Дело в том, что у меня сейчас нет возможности жениться. Все свои сбережения я потратил на это судно – все до последнего цента. А того, что я зарабатываю, едва хватает на то, чтобы прокормиться самому.