Остановив баржу, Кэт и Тимми перетащили мужчину вниз и положили на свободную койку в каюте ее отца. Все это время Мик Карнахэн громко храпел на своей койке. Когда они устроили незнакомца, Кэт отослала Тимми наверх, предупредив, чтобы был осторожен и смотрел в оба.

– Думаете, ничего не случится, если я оставлю вас с ним наедине, мисс Кэтрин?

– Ради Бога, Тимми! – отрезала она. – В таком состоянии он и мухи не обидит. Беги наверх, дурачок!

Кэт пошла на камбуз, разожгла огонь и нагрела воды. Вернувшись к незнакомцу с чайником горячей воды и полотенцем, она осторожно смыла кровь с его разбитого лица. На затылке у него была большая шишка. Когда Кэт смочила ее, мужчина на койке с беспокойным стоном заворочался, но не очнулся.

Промыв ему лицо, Кэт увидела, что он по-мужски красив: высокие скулы, прямой нос и большой рот правильной формы. Она убедилась, что все зубы целы. На лице было несколько неглубоких царапин, под правым глазом багровел синяк. Кэт хотела снять с незнакомца одежду, чтобы посмотреть, нет ли повреждений на теле, но передумала – не потому, что стеснялась, просто она оберегала его стыдливость: каково мужчине будет очнуться и обнаружить, что его раздела девушка? С этим можно и повременить. Кэт сняла с него только ботинки, правда, не без труда.

Она взяла из аптечки на камбузе пузырек с лекарством и смазала ему царапины на лице. Резкий запах лекарства, наконец, привел незнакомца в чувство. Мужчина заморгал своими темно-карими глазами, потом широко открыл их и тупо уставился на Кэт.

– Что такое? – пробормотал он. – Кто вы, сэр?

Одним движением она сдернула с головы шапку, и густые каштановые волосы прямыми прядями рассыпались по плечам.

В глазах его вспыхнуло удивление.

– Девушка? Вот так черт! Прошу прощения, мэм. – Он попытался поднять голову и оглядеться. – Где я?

– Вы на барже «Кошечка», сэр. Это судно канала, которое принадлежит мне и моему отцу. Вы что, не помните, что с вами случилось?

Спасенный нахмурился, потом поморщился и потрогал шишку на затылке.

– Нет... кажется, ничего не помню.

– Что ж, это меня не очень удивляет. У вас там жуткая шишка. Недалеко от бечевника на вас напали три хулигана. Один был с дубинкой. По-моему, с вами все в порядке, если не считать царапин и синяков. Я могу найти вам врача, но до ближайшего надо плыть еще много миль. Кстати, меня зовут Кэтрин Карнахэн.

– А я... – незнакомец опять нахмурился, по лицу его прошла тень недоумения, – я не знаю, кто я! Не могу даже вспомнить, как меня зовут.

Девушка сочувственно кивнула.

– Да, удар был сильный. Ну, ничего, завтра вы наверняка все вспомните. А сейчас отдыхайте, спите – это лучше всего. Как вы думаете, вы сможете сами раздеться или вам помочь?

– Нет, нет, я сам справлюсь, – поспешно заверил он.

– Вот и хорошо. Я буду рядом с каютой. Если понадобится помощь, зовите.

Кэт вышла из каюты и встала рядом, у поручней. Надо как можно скорее двигаться дальше. Они опять глупо теряют время. Проклятый Мик! Если бы он не напился, ничего этого не случилось бы. Было трудно любить его в такие моменты, трудно вспомнить, каким он был раньше, до трагедии. Уже много лет Кэт практически сама управляла баржей.

Запои отца начались после смерти мамы. Кэт было тогда всего двенадцать лет, и она почти ничего не помнила о женщине, которая была ее матерью. В памяти остались лишь ее доброе, красивое лицо и ласковые, любящие руки. Она погибла нелепо и страшно – упала в канал и утонула. Когда это случилось, Мик Карнахэн был в пивной и потом все время корил себя в смерти жены. Но вина не заставила его бросить пить. Наоборот, он запил еще больше. Сейчас почти все канальеры презирали его, но Кэт из упрямой гордости всегда отстаивала папу перед другими и ругала его, только когда была с ним наедине.

Девушка тяжко вздохнула. В другие времена его пагубное пристрастие было бы не так страшно. Хорошо хотя бы, что днем отец обычно бывал достаточно трезвым, чтобы помогать на барже. Если иногда им приходилось причаливать на день или ночь и ждать, пока он протрезвеет, то раньше в этом еще не было большой беды. Но настал 1832 год, и все изменилось. Страну душила первая великая депрессия. И до депрессии суда на канале работали день и ночь, теперь же любой пропущенный день был просто катастрофой, а нанять на баржу еще одного работника Кэт не позволяли средства.

Она вспомнила про мужчину в каюте. Наверное, за это время он успел раздеться и устроиться в постели. Обернувшись к каюте, Кэт увидела на бечевнике Тимми.

– Укладывай мулов, Тимми, и ложись сам! – крикнула она. – Сегодня ночью мы уже не поедем, но завтра отправимся рано.

Кэт заглянула в каюту. Отец все так же храпел, незнакомец тоже спал под одеялом. Она подошла, аккуратно развесила его одежду на крючках возле койки и встала рядом. Наконец любопытство пересилило. Девушка быстро ощупала его пальто, брюки и жилет, но нашла только золотые часы на длинной цепочке. Они лежали в жилетном кармане. Больше в карманах ничего не было: ни бумажника, ни мелочи, ни документов. Как видно, хулиганы успели обчистить его раньше, чем она пришла ему на помощь, а часы просто не заметили.

Рассеянно проведя пальцами по корпусу часов, Кэт нащупала на обратной стороне буквы. Отвернувшись от койки, она чиркнула спичкой и быстро прочитала слова, выгравированные на обратной стороне часов: «Морган Кейн».

Конечно, вполне могло оказаться, что мужчина, лежавший на койке, – вор и часы эти краденые. В Сайд-Кате по ночам бродили либо дураки, либо преступники.

Кэт вернула часы на место и пошла в свою крошечную каюту. Девушка валилась с ног от усталости. Еще бы, простоять на румпеле с рассвета вчерашнего дня!

И все же, несмотря на усталость, Кэт заснула не сразу. Она лежала с закрытыми глазами, и перед ее мысленным взором то и дело всплывало лицо Моргана Кейна, если его действительно так звали. Обычно она мало обращала внимания на мужчин. Ее интересовали только дела баржи, к тому же почти все холостяки на Эри были в лучшем случае грубыми мужланами и совсем ей не нравились.

Но сейчас, думая о незнакомце, который спал в каюте ее отца, Кэт чувствовала, как у нее учащается пульс, и понимала, что этот мужчина ее взволновал. Только этого не хватало – увлечься бандитом из Сайд-Ката! И потом, у нее не было времени на любовную романтику.

Злясь на саму себя, девушка долго ворочалась с боку на бок, пока, наконец, не заснула.

Утром ее разбудил стук в дверь каюты и голос Тимми:

– Мисс Кэтрин, что с вами? Нам давно пора ехать.

Кэт резко села в постели и увидела, что в крошечном окошке уже вовсю сияет солнце. Обычно она вставала гораздо раньше.

– Со мной все в порядке, Тимми! – крикнула она. – Запрягай мулов, я сейчас поднимусь наверх.

Девушка спрыгнула с койки и быстро натянула на себя одежду. Когда она вышла на палубу, Тимми уже запряг мулов и вывел их на бечевник. Встав на свое место у румпеля, Кэт отдала приказ трогать. Животные напряглись в постромках, и «Кошечка» пришла в движение.

Было весеннее утро, и в воздухе чувствовалась прохлада. В низинах еще висели клочья легкого ночного тумана, но вскоре они начали рассеиваться.

Кэт оглядела баржу. Девушка гордилась своим судном – от буксирной мачты на носу, возвышавшейся над палубой на четыре фута (такая высота позволяла не пачкать буксирный трос и в то же время пропускала баржу под низким мостом), и до самой кормы «Кошечка Карнахэна» имела семьдесят два фута в длину и четырнадцать в ширину, в ее трюм свободно вмещалось шестьдесят тонн груза. Кэт особенно гордилась тем, что «Кошечка» – палубное судно: трюм располагался на корме, а маленькие жилые каюты и хлев для мулов – на носу. Жилые каюты и трюм выступали на два фута над главной палубой, узкие оконца внизу давали свет и вентиляцию.

Кэт довольно потянулась. Она любила жизнь на канале. Эта жизнь давала ей ощущение свободы, которого на земле она не испытывала. Ей никогда не надоедала постоянно менявшаяся панорама Эри-канала. Сколько бы раз Кэт по нему ни проплывала на своей барже (а она и родилась на «Кошечке»), в каждой поездке все было по-другому: времена года расцвечивали берега в разные краски, проплывавшие мимо суда тоже всегда отличались друг от друга. Вон идет еще одна баржа, глубоко осевшая в воду под тяжестью груза, а там пассажирский пакетбот – люди стоят на крышах кают, кричат и машут ей руками, когда их суда встречаются...

За ее спиной послышался хриплый голос:

– Что этот тип делает в моей каюте, дочка? Кэт обернулась к отцу. Мику Карнахэну было пятьдесят пять, но пьянство добавило ему лет: седые волосы, мутные серые глаза с красными прожилками, лопнувшие капилляры на крупном носу и щеках, рыхлое обрюзгшее тело. Кэт помнила времена, когда он, высокий и гордый, стоял на румпеле, работал с рассвета до заката, а по вечерам танцевал с мамой.

– На него напали бандиты, когда мы проезжали Кат.

– Это не объясняет того, как он попал в мою каюту.

– Я спасла его: разогнала бандитов с помощью своего револьвера.

Отец уставился на нее, ошеломленный.

– Боже святый! Да ты никак из ума выжила, девочка? Сколько раз я говорил тебе, чтобы ты не выходила на берег Ката, а тем более ночью?

Она пожала плечами.

– Не приди я ему на помощь, сейчас он, наверное, был бы мертв. Бедняга даже не помнит, как его зовут.

– Все это замечательно, Кэтрин, но зачем ты полезла не в свое дело? – Мик грубо тряхнул ее за плечо. – С тобой могла случиться беда.

– А кто бы еще спас его, ты, что ли? – язвительно спросила Кэт. – Ты валялся пьяный и ничего не соображал, Мик.

Отец покраснел и отвел глаза.

– Да, здесь я виноват, – признал он. – Но это не оправдывает твой поступок: ты рисковала жизнью ради незнакомого человека!

– Ты-то сам не оставил бы человека умирать, – сказала она смягчившимся тоном. – Ну а теперь, может, спустишься вниз и приготовишь нам завтрак?