Через минуту они уже скакали по дороге к Кале. Деревья, поля, отдаленные деревни становились все более различимыми в сереющей дымке. Скоро рассвет.

Они остановились и позавтракали в трактире на окраине Кале, где благодаря безупречному французскому Чарлза их быстро обслужили и предоставили стол у очага. К тому времени когда солнце стало пробиваться сквозь нависшие облака, они снова были в дороге, и перед ними вскоре в отдалении замаячила тюрьма.

Прямо перед воротами они осадили лошадей.

— В каком он состоянии? — шепотом спросила Эва, спешиваясь при приближении стражника.

— В плохом. Но мы с двух сторон поможем ему удержаться в седле.

— А ты получил послание капитана Лорда с планом операции?

— Да. Вызволить Перри как можно более дипломатично, тихонько уехать, отсидеться днем подальше от посторонних глаз, а когда стемнеет, встретиться с моряками с «Арундела».

— При условии, если не возникнет затруднений.

— А если они возникнут? Эва мрачно усмехнулась.

— Будем действовать на свой страх и риск.

Часовой в это время открывал ворота, подозрительно разглядывая их.

— Какое у вас дело? — спросил он по-французски.

Эва высокомерно ответила — тоже по-французски:

— Я графиня де ла Мурье. Это мой коллега, Чарлз Монтвейл. Мы приехали в качестве представителей американской миссии в Париже по распоряжению доктора Бенджамина Франклина. У нас дело к вашему начальнику.

Стражник низко поклонился.

— Оставьте, пожалуйста, здесь ваших лошадей и следуйте за мной…

Оставив лошадей, они пошли вслед за стражником к зданию, сложенному из темно-серого камня. Позади них появился второй стражник, который закрыл ворота. Замок зловеще щелкнул, и этот звук был особенно неприятен в тишине раннего утра.

Эва и Чарлз молча посмотрели друг на друга и продолжили путь. Эва, у которой нервы были напряжены, дотронулась до рукояти пистолета, спрятанного в кармане юбки. Она уговаривала себя, что непосредственной опасности пока нет, но была начеку.

— Сюда, пожалуйста.

Стражник открыл еще одну дверь, и они оказались в помещении тюрьмы. Эва заморгала, пытаясь привыкнуть к внезапно окружившему их мраку. Однако по сравнению с ударившим в нос смрадом это было не страшно. Она достала из кармана надушенный носовой платок и прижимала его к лицу все время, пока стражник вел их в глубь помещения тюрьмы.

Начальник, мсье Дюран, сидел в кабинете, расположенном вдали от основного помещения, и поедал завтрак, состоявший из яиц, колбасы и чего-то напоминавшего очень темный эль. Это был толстый мужчина с маленькими, глубоко посаженными глазками на заплывшем жиром лице. Когда Эва и Чарлз вошли, он поднял глаза и, узнав Чарлза, кивнул, а на Эву посмотрел любопытным взглядом, в котором светилась неприкрытая похоть.

От отвращения у нее по коже мурашки побежали.

— Я графиня де ла Мурье, — объявила она высокомерно, на английском языке с выраженным бостонским акцентом. — Я здесь по делу доктора Бенджамина Франклина с поручением добиться освобождения одного из пленников, захваченных на британском судне «Сара Роз».

Дюран отодвинул тарелку в сторону, откинулся на спинку кресла и выковырнул грязным ногтем кусок мяса, застрявший между передними зубами.

— У вас имеются бумаги?

Эва улыбнулась, хотя чувствовала, как цепкие, неприятные глаза ощупывают ее грудь, изгиб талии под жакетом для верховой езды.

— От самого доктора Франклина, — негромко проговорила она, доставая документы, которые сама и изготовила.

Пухлая рука Дюрана выдернула их из пальцев Эвы. Он недоверчиво посмотрел на нее, а затем обратился к бумагам.

— Похоже, что все в порядке, — нахмурившись и возвращая документы, сказал он. — Но я не понимаю желания американцев освободить этого британца. Почему он так важен для вас? У него ведь не все в порядке с головой.

— Да, — согласилась Эва, сворачивая бумаги.

— Он говорит, что он британский лорд. Но даже если это правда, за каким дьяволом американцам сдался британский лорд?

Эва одарила его игривой улыбкой и ударила свернутыми в трубку документами по плечу.

— Затем, мой добрый сэр, что если это правда, то один британский лорд будет стоить сотни американских моряков, когда дело дойдет до обмена пленными. Ведь не одни только французы находятся в состоянии войны с презренными англичанами. Мы сражаемся с ними почти три года.

— Вы, так же как и я, ненавидите англичан, верно?

— Страшно ненавижу, — сквозь зубы сказала Эва, глядя в цепкие поросячьи глазки Дюрана.

— Тогда я отведу вас к этому — как вы там говорите? — надоедливому британцу, который называет себя лордом. Он строптив. Нагл. Мы были вынуждены наказывать его за непослушание. Сажали в одиночную камеру… даже пару раз побили, понимаете? Вы, думаю, с ним намучаетесь.

Он оторвал свое огромное тело от стола, отодвинул кресло и, хрюкая от усилий, требуемых для перемещения в пространстве такой большой туши, повел их из кабинета. Эва взглянула на Чарлза. Его глаза заледенели.

Дюран вел их по сырому тюремному коридору. Из-за потемневших от времени, мрачных дверей доносились отвратительные запахи, голоса отчаявшихся людей: стоны, плач, дурашливое пение, звон оловянных мисок.

Наконец они подошли к двери в дальнем конце здания. Дюран снял с пояса кольцо с ключами, вставил один из них в замок и, повертев им в скважине, отпер дверь.

В углу виднелась скорченная фигура человека, прижавшегося щекой к влажной стене камеры. Немигающий взгляд пленника был устремлен вверх, туда, где из окошка, до которого он не мог дотянуться, струился серый свет.

— Как вы можете видеть, заключенный в очередной раз посажен в одиночную камеру, — прокаркал Дюран, глядя на человека, который полусидел-полулежал на охапке полусгнившей соломы, не сделав даже попытки повернуться или даже взглянуть в их сторону. — Вчера ночью он напал на одного из стражников. А охранник… он вынужден был ответить, верно? Но, мне кажется, мы наконец сломали этого вельможу. Он больше не доставит вам хлопот.

Дюран вошел в камеру, Эва и Чарлз последовали за ним. Эва прежде не видела Перри, но она знала, что он близкий друг семьи де Монфор, и могла представить, какую боль вызвал в душе Чарлза его вид. Волосы в запекшейся крови настолько грязны, что было невозможно определить их натуральный цвет. Над запавшими землистыми щеками виднелись безжизненные серые глаза, губы распухли от побоев, одежда висела на ужасно худых плечах как на вешалке.

У Эвы от ощущения вины болезненно сжалось горло. Это был тот самый человек, который лежал без сознания в камере, когда она навещала пленников с «Сары Роз» несколько недель назад. Тогда он не мог свидетельствовать за себя. Как же она так неправильно оценила ситуацию?

— Ну и забирайте его, — сказал Дюран. — Я с удовольствием отделаюсь от него.

— У вас не будет для него пальто? — спросил Чарлз, глядя на просвечивающую сквозь остатки одежды кожу Перри, которая была во многих местах покрыта кровоподтеками и нарывами. — На улице холодно.

— Ох вы, американцы, очень похожи на британцев… чересчур уж сострадательны к подобным себе. Сожалею, но пальто у меня нет.

Без слов — губы превратились в тонкую полоску гнева — Чарлз сорвал с себя теплый плащ, затем сюртук из темного добротного сукна и набросил его на плечи Перри. Его друг ничем не показал, что узнает его, когда майор наклонился и продел руки несчастного в рукава, а потом завернул истощенное тело в плащ.

— Он всегда был таким вялым? — резко спросила Эва.

— Нет, только с прошлой ночи, когда стражник наподдал ему. По мне, так лучше, когда он такой.

Дюран отступил в сторону, когда Чарлз поднял Перри на руки, положил себе на плечо и вышел вон из камеры. Истощенный и избитый, он, похоже, не узнал человека, вместе с которым рос. Эва, которая старалась скрыть все эмоции — включая гнев по поводу того, что с невинным человеком могут обращаться таким образом, — пребывала в отчаянии, размышляя о том, каким же, черт возьми, образом они посадят Перри — и удержат в седле — на лошадь, которая ждала снаружи.

«Арундел», курсирующий где-то за горизонтом, никогда не казался таким далеким.

Дюран непрерывно болтал, пока они шли по коридору, но Эва не слушала его. Ее нервы опять были напряжены как струны. Она ощущала на губах легкий привкус страха, и ее сердце колотилось. Слишком сильно. Что-то было не так.

«Поторопись, Чарлз».

Он и без того спешил, хотя и старался скрыть это от Дюрана, чтобы не вызвать у него подозрений. Эва от напряжения вспотела. «Поторопись, Чарлз». Теперь ее сердце уже буквально выпрыгивало из груди. Быстрее. Впереди двое стражников выводили из камеры группу заключенных.

Группу британцев.

Тех, что с «Сары Роз».

О нет…

И тут она поняла, что не так: Чарлз, несмотря на способность имитировать акцент, так и не смог скрыть военной выправки. Это было видно по тому, как он шел. В постановке плеч, в том, как он держался. И в тот момент, когда они вновь вышли на свежий воздух, когда до свободы было лишь рукой подать, позади них раздался голос.

— Эй, послушайте! Это вы, лорд Чарлз?

— Не останавливайтесь, — прошипела Эва ему на ухо.

— Лорд Чарлз!

Дюран на этот раз обернулся.

— Прошу прощения, — сказал он Чарлзу, — этот заключенный принял вас за кого-то другого, да? — Он повысил голос, обращаясь уже к человеку, который принялся отчаянно размахивать руками в надежде привлечь внимание Чарлза. — Эй там! Замолчи. Это Чарлз Монтвейл из Америки, а нам известно, что в Америке лордов нет!

— Американец? Он никакой не Чарлз Монтвейл, он лорд Чарлз де Монфор, и он такой же англичанин, как и я!

— Лорд Чарлз де Монфор?

— Точно! Встречал его в Бостоне в 1775 году… я служил на флоте, а он был капитаном в Четвертом пехотном полку! — Человек впал в отчаяние. — Лорд Чарлз, возьмите и меня тоже! Вы не можете спасать только одного, вы должны выручить всех нас!