Он видел, что его красавица огорчена, потому что она смотрела прямо перед собой застывшим взглядом — таким же он был у нее вчера во время разговора с Долфом. Хоук помрачнел. Куртизанка она или нет, но он никому не позволит так с ней обращаться.

Он свернул к Большой западной аллее там, где Гайд-парк переходит в Кенсингтон-гарденз, и не останавливался до тех пор, пока экипаж не увез их подальше от враждебных и завистливых взглядов.

Подъехав к Лонг-Уотер, он остановил лошадей и, повернувшись к мисс Гамильтон, обнаружил, что она вопросительно смотрит на него.

— Я подумал, что, может, вы захотите немного погулять по берегу, — улыбнулся он.

Она кивнула, явно испытывая облегчение, что ее увезли оттуда, где благовоспитанная публика всячески выказывала ей свое неодобрение.

Они оставили экипаж на грума и двинулись по усыпанной гравием дорожке вдоль пруда. Он шагал, заложив руки за спину, и поглядывал на молодую женщину, которая шла рядом с ним, скрестив руки на груди и стянув на узких плечах шаль из прозрачного голубого шелка.

— Кажется, ваш грум вполне надежен, хотя и очень молод, — заметила она, неловко пытаясь нарушить затянувшееся молчание.

— Поверите ли, что раньше он был трубочистом? — отозвался Хоук, радуясь, что она начала разговор. — Несколько лет назад хозяин послал его чистить камины в Найт-Хаусе, и моя кухарка нашла его в обмороке на полу в кухне. Мы поняли, что мальчик истощен от голода. Кухарка и миссис Лаверти — моя домоправительница — оставили его у себя и выходили. Когда он поправился, они сделали его мальчиком при кухне, но вскоре оказалось, что он любит лошадей, и мы перевели его в конюшню. Уверен, через несколько лет он станет главным кучером.

— Какое чудесное, доброе дело! — восхитилась она. Он опустил голову, смущенный ее похвалой.

— Это все миссис Лаверти. Кстати, я бы хотел, чтобы вы называли меня Робертом.

Она повернулась к нему:

— Хорошо.

Они остановились за густой стеной деревьев, и она робко улыбнулась.

— Боюсь, после нашей поездки по Гайд-парку авторитет «Олмэкса» пошатнется.

— Подумаешь! — фыркнул он, вспомнив о скучных кадрилях, которые покорно танцевал с чопорными барышнями на выданье — дочерьми его коллег. На одной из них он, наверное, женится в течение года.

От этой мысли ему стало тошно.

Скорее всего дело закончится тем, что он женится на немой дочери Коддфелла — больше из жалости или благородства, чем из нежных чувств, которых он, кстати, к ней не испытывает. Насколько он мог судить, леди Джульет — славный, послушный ребенок. Ему казалось, что он должен сделать это потому, что никто больше не женится на хорошенькой бедняжке из-за ее физических недостатков.

— Однажды я чуть не побывала в «Олмэксе», когда мне было семнадцать лет, — заметила мисс Гамильтон со вздохом и просунула руку ему под локоть, предлагая идти дальше.

— И что же? Вы не пошли?

— Моя мать умерла незадолго до моего первого выезда…

— Прошу прощения.

— Ничего страшного. — Она задумчиво улыбнулась. — Конечно, я была в трауре и никуда не могла выезжать.

— Нужно было это сделать — это укрепило бы ваш дух.

— Вы полагаете, сейчас меня туда пустят? — спросила она с иронической улыбкой.

— Ну-ну, дорогая моя. — Он похлопал ее по руке, лежащей на сгибе его локтя. — Вы не много потеряли. Кормят в этом клубе ужасно, пунш разводят водой, общество скучное, паркет в зале для танцев покоробился, и вообще там скука смертная. И кстати, не разрешат играть в «двадцать одно» на поцелуи.

— Ну что же, я ничуть не жалею, что дорога мне туда заказана. — И, весело рассмеявшись, она сжала его руку и придвинулась к нему с доверительным видом. — Скажите мне, Роберт, где такая ходячая добродетель, как вы, научилась целоваться? — Она лукаво посмотрела на него из-под ресниц.

— Есть места, — хитро прищурился он.

— О, вот как?! — Она дернула его за рукав. — Выкладывайте же, Хоуксклиф!

Он засмеялся:

— Никогда в жизни я не стану рассказывать о своих поцелуях.

— Ах, ну бросьте, мне вы можете рассказать!

— Ладно, — сдался он и наклонился к ней, таинственно понизив голос. — Если хотите знать, когда-то я был знаком с одной леди. Вдовой.

— Веселой вдовой?

— Очень веселой, — усмехнулся он. — Я был моложе, чем вы теперь. Я был болен от любви два-три года, — буркнул он с внезапным отвращением. — Даже просил ее стать моей женой.

— Вот как? А что же вдова?

— Она мне отказала. — Он пожал плечами.

— Отказать герцогу Хоуксклифу! Потрясающе! Почему же она это сделала?

— Она уже исполнила свой долг — произвела на свет наследников, — небрежно бросил он. — У нее было состояние, и ей совершенно не хотелось снова вступать в брак, ни со мной, ни с кем-либо еще. Господи, как она была мне нужна! Но ей хотелось только свободы и независимости.

— В этом нет ничего дурного, если женщина может ее добиться.

— Ну, этой леди пришлось пожалеть о своем выборе, можете мне поверить.

Она с интересом посмотрела на него.

— Приползла к вам на коленях, не так ли? Веселая вдова перестала веселиться, когда веселье кончилось?

— Можно сказать и так.

— И вы ее оттолкнули? Вышвырнули на улицу? Он иронически улыбнулся, глядя на дорожку.

— Я даю людям только один шанс, дорогая. Я обычно нетерпим к слабостям окружающих и не прощаю глупости. Конечно, это мой недостаток, но за нехватку милосердия я расплатился тем, что выработал для себя еще более высокие стандарты, чем те, по которым меряю остальных. А теперь, думаю, обо мне достаточно, — заявил он, беря ее за руку. — Я хочу, чтобы вы рассказали о себе.

— Что вам угодно знать? Он посмотрел ей в глаза:

— Все.

— Особенно рассказывать нечего. Родилась в Келмскоте, Оксфордшир, третьего сентября 1791 года. Владею французским, немного латынью. Образование: посредственно играю на фортепьяно, рисовать не умею. Люблю историю и кошек.

— Кошек? А собак?

— Признаюсь, немного их опасаюсь. Особенно крупных.

— Хм… у меня их шесть. Мастифы и ньюфаундленды. Каждая из них весит больше, чем вы.

Она содрогнулась.

— Расскажите что-нибудь еще.

— Например?

Он взял ее за плечи и посмотрел ей прямо в глаза.

— Что происходит между вами и Брекинриджем?

Она вздрогнула и настороженно посмотрела на него.

— Долф Брекинридж — осел, — заявила Бел в конце концов. — Вот и все, что я могу сказать на эту тему. — И она отвернулась, делая вид, что смотрит на воду.

— Неужели я вижу перед собой обманщицу?

— Не говорите глупостей, — проворчала она.

— И все же?

Она презрительно фыркнула:

— Долф отравлял мне жизнь последние десять месяцев. Вы видели, как он держался со мной вчера. Я знаю, вы видели.

— Да, но я не был уверен, стал ли свидетелем любовной ссоры или чего-то другого.

— Любовной ссоры? — Она с отвращением сморщила носик. — Ах, да я скорее поцелую жабу! Давайте не будем об этом говорить. Одна мысль о Долфе портит мне настроение…

— Видите ли, я намерен завоевать вас, так что будьте любезны рассказать мне все, — произнес он с нарочитой властностью.

— А Харриет говорит, что таких, как я, вы презираете…

Он поднес ее руку к губам и галантно поцеловал.

— Я так же не могу устоять перед настоящей красотой, как и другие мужчины, — ловко польстил он.

— Вы всегда знаете, что сказать?

— Как правило.

Она вздохнула:

— Ну ладно, только учтите, что я делаю вас своим доверенным лицом.

— Я никогда не разглашу того, что вы мне доверите.

— Я познакомилась с Долфом прошлой осенью на балу у Ханта. Мне вовсе не хотелось с ним знакомиться, так как я заметила, что он весь вечер простоял у стены и насмехался над нами, провинциалами, но он решил, что я достойна быть приглашенной на танец. Он знал одного из наших соседей и попросил его познакомить нас, поэтому я никак не могла уклониться. Мне хватило трех секунд, чтобы понять, насколько это неприятный и несносный человек. Однако сэр Долф, к несчастью, увлекся мной и уже на следующий день начал меня преследовать. Когда он понял, что я совершенно серьезно отвергаю его авансы, он начал вести себя со мной отвратительно.

— А именно? — Хоук нахмурился.

— Он сделал так, что моего отца бросили во Флитскую тюрьму. С этого все и началось.

Хоук остановился и удивленно уставился на нее:

— Как ему это удалось?

— Понимаете, мой папа — страстный коллекционер. Он собирает иллюстрированные манускрипты. Если бы вы знали его, вы бы его поняли. Все, кто знает моего отца, любят его. Даже те, кому мы были должны, никогда не были к нему особенно строги. Кредиторы приходили за своими деньгами, а он тащил их в библиотеку и показывал очередной манускрипт, купленный на деньги, предназначенные для уплаты долга. И вот появился Долф и, запугав лавочников, заставил их потребовать от отца выплаты долгов. Он обещал присылать им заказы от его лондонских друзей, если они насядут на моего отца. И папа вскоре оказался во «Флите». Он и теперь там — а я здесь.

— А вы здесь? Что это значит? Она грустно улыбнулась:

— Вы ведь понимаете, что это значит, Роберт.

— Господи, мисс Гамильтон, кто же ваш отец?

— Джентльмен…

— Джентльмен? Он покупает старинные книги, а его дочери приходится продавать свое тело, чтобы не умереть с голоду, — и вы называете его джентльменом?

— Не оскорбляйте моего отца, сэр! У меня больше никого нет, — рассердилась она.

Хоук был крайне недоволен. Он явно задел ее за живое, поскольку она, не удержавшись, продолжила:

— Отец не виноват, что я решила стать тем, что я есть. Это вина Долфа, который отнял у нас все. Как вы смеете смотреть на меня свысока?! У меня не было выбора.

— А что думает ваш отец о том, что вы стали шлюхой, чтобы спасти его шкуру?