Лилия Бенедиктовна лично вынесла на помойку два больших пакета с бумажным мусором. Настроение у нее было праздничное, легкое; такого душевного подъема она не испытывала уже давно. А может, и вообще никогда.

— Весь хлам — долой! — заявила она изумленной секретарше, безжалостно пихая свои старые блокноты в третий мешок. — У нас начинается новая жизнь!

— Но, Лилия Бенедиктовна, вы же сами говорили о бережном отношении к архиву…

— Ну да, да, конечно… Просто я освобождаю место для… нового архива!

Успокоенная секретарша кивнула и принялась помогать с бумагами.

К двенадцати часам привезли елку. Елка была могучая, под потолок, свежая, в изморози. От нее сразу пошел густой вкусный запах смолы. Дворник, кряхтя, принялся устанавливать елку посредине гостиной.

— А игрушки-то, игрушки! — спохватилась Лилия Бенедиктовна.

Они с секретаршей принялись горячо обсуждать, что лучше — отправиться сейчас по домам и пошарить среди домашних новогодних запасов или поехать по магазинам и купить все новое. Дворник, зараженный общим энтузиазмом, цыкнул на них, чтобы не мешали и не путались под ногами.

— Лучше бы двери открыли… Вон уже полчаса кто-то звонит!

Лилия Бенедиктовна, велев секретарше дать дворнику чего-нибудь умиротворяющего, но ни в коем случае не алкогольного, пошла открывать.

На пороге стоял добрый молодец, что называется, косая сажень в плечах, в сине-серебряной униформе с вышитыми на груди и рукавах буквами ДМ. На щеках у молодца цвели морозные розы.

В руках он без малейшего видимого усилия держал огромную, в половину собственного роста, картонную коробку, перевязанную серебряной мишурой.

— Куда заносить? — осведомился молодец у замершей в изумленной хозяйки.

— Э… а вы, молодой человек, не ошиблись адресом?

— Чего там — ошибся, — возразил молодец, осторожно пронося коробку мимо Лилии, — мы никогда не ошибаемся. Это женский Клуб, а вы — Лилия Гессер. Разве не так?

Не дожидаясь ответа, он уверенно протопал в гостиную.

При виде молодца и коробки секретарша восторженно взвизгнула и захлопала в ладоши.

— Все так, — подтвердила Лилия, войдя в комнату вслед за ним, — но вы скажите хотя бы, что это? И от кого? И потом, я должна где-нибудь расписаться в получении?

— Это нам без надобности, — сказал молодец и подмигнул секретарше, отчего та сделалась совсем пунцовой.

— А может, там бомба? — поинтересовался дворник, когда молодец ушел. — Я бы на вашем месте не стал рисковать!

Лилия Бенедиктовна с секретаршей переглянулись и решили рискнуть.

* * *

В коробке не было бомбы. Там были елочные украшения, электрические гирлянды и хлопушки — в количестве, достаточном, чтобы украсить не одну елку, а несколько.

А под хлопушками помещался объемистый пакет с карточкой, на которой было написано «Л.Г., лично». Лилия сразу утащила пакет к себе. Изнывающая от любопытства секретарша тут же приникла глазом к замочной скважине, но, к несчастью, хозяйка кабинета оставила ключ в замке.

Когда четверть часа спустя Лилия вернулась в гостиную, секретарша попятилась и села прямо на открытый футляр с синими шарами тончайшего богемского стекла, а дворник, стоявший на стремянке, уронил позолоченную звезду-верхушку.

— Ой, Лилия Бенедиктовна! — воскликнула секретарша, отряхивая раздавленное стекло со своей твидовой юбки, — какая же вы красавица!

Дворник, подтвердив слова секретарши неразборчивым мычанием, сполз со стремянки и подобрал с пола осколки звезды.

Он и это предусмотрел, поэтому и прислал так много, подумала Лилия.

— Ничего, — ласково улыбнулась она дворнику, — в коробке есть еще две штуки…

А вот где бы взять такое большое зеркало, чтобы в нем увидеть себя всю?

Будь Лилия помоложе и полегкомысленней, она могла бы удовлетвориться комплиментами помощников; но критический склад ума не позволял ей этого сделать.

В Клубе было всего три зеркала: узкое длинное — в ванной, широкое короткое — в прихожей и круглое, косметическое, увеличивающее — в столе у секретарши. От круглого косметического, поразмыслив немного, Лилия решила отказаться. Остальные два, сдернутые с насиженных мест, образовали пирамиду.

В основании пирамиды сидел на корточках дворник, держа в широко расставленных руках зеркало из прихожей; за его спиной встала на стул секретарша с зеркалом из ванной.

— Вы, Иван Семенович, немного наклонитесь вперед, — распорядилась Лилия. — А вы, Татьяна, сдвиньтесь немного влево. Что значит — некуда? Переставьте стул! И кстати, нужен еще один источник света. Впрочем, ладно, я сама схожу за настольной лампой. А вы пока замрите и не шевелитесь!

Пока ее не было, дворник шепотом отчитывал секретаршу за несдержанность.

— И кто тебя, девка, за язык тянул? — шипел он, пытаясь устроиться поудобнее и отчаянно скрипя коленными суставами. — «Красавица!» Вот и стой теперь с зеркалом, как обезьяна в цирке!

— Сами вы обезьяна, — защищалась секретарша, — можно подумать, это я с елки чуть не упала!

— Упадешь тут, — мрачно вздыхал дворник, — не каждый день такое увидишь…

Лилия Бенедиктовна вернулась с лампой, и оба, замолчав, изобразили на лицах прежний восторг и восхищение. Зря старались — Лилия уже не смотрела на них. Она смотрела на свое разделенное на две неравные части отражение. После многочисленных движений, подходов и отходов, поворотов и втягивания живота она наконец увидела себя целиком.

И то, что она увидела, понравилось ей.

* * *

Конечно, она не стала похожей на Снегурочку, хотя голубая с белым мехом шубка и расшитая серебром голубая шапочка сделали для этого все, что могли.

Шубка была ей по фигуре. Белый мех по подолу и на отворотах делал стройнее и зрительно уменьшал талию. Небесно-голубой цвет шапочки прекрасно гармонировал с черными волосами, заплетенными в косы и перевитыми серебряными шнурками. Черные глаза под белой опушкой сияли молодым блеском.

И все же это совершенно определенно была не Снегурочка. Недоставало какой-то легкости, воздушности, прозрачной томности — намека на готовность немедленно растаять под жаркими лучами солнца.

Чего-чего, а таять, то есть исчезать, Лилия не собиралась. Слишком уж интересной и многообещающей стала за последние сутки жизнь, чтобы она согласилась растаять или еще каким-нибудь образом перестать существовать!

Не дождетесь, неизвестно кому пообещала Лилия, вертясь перед дрожащими в руках сотрудников зеркалами. Да, не Снегурочка, не девочка-пушинка. И что с того?

Он тоже не очень-то похож на Деда Мороза. Красив, строен, моложав, горяч… наверное. Ничего, скоро мы это узнаем наверняка!

— Ладно, — смилостивилась Лилия, — все свободны!

Дворник с трудом разогнулся и обрадованно потащил зеркало назад в прихожую; секретарша осталась.

— Ой, Лилия Бенедиктовна, а вы собираетесь вечером надеть это?

— Собираюсь, — гордо ответила Лилия, — а что?

— Должно быть, вечером тут будет очень интересно…

— Еще как! Слушайте, Татьяна, а приходите отмечать Новый год в Клуб! Будут все свои… ну и еще кое-кто…

Секретарша покраснела и опустила глаза. Видно было, что Лилино приглашение заронило в ее душу серьезные сомнения.

— Да я бы с удовольствием… Но не смогу. Идем с моим молодым человеком к его родителям.

— А, — отозвалась Лилия без особого сожаления в голосе, — ну что ж, удачи. И кстати, на сегодня вы можете быть свободны. И на завтра, разумеется, тоже.

Секретарша засмущалась вконец. Видно было, что ей не хочется уходить — больно уж загадочным и многообещающим было происходящее сегодня в Клубе Одиноких Сердец. На миг она даже пожалела о том, что у нее уже есть молодой человек — да, хороший, да, самостоятельный, да, с серьезными намерениями — но скучный, скучный, скучный…

— Идите, Татьяна, — мягко сказала Лилия, — вам тоже нужно подготовиться к вечеру.

И секретарша, вздохнув, ушла.

Дворник ушел еще раньше ее.

* * *

Оставшись одна, Лилия достала список дел на сегодня и вычеркнула из него пункты «уборка» и «елка». Обвела жирным кружком пункт «угощение» и задумалась. Он говорил на прощание что-то вроде «ни о чем не беспокойтесь»… или не говорил?

«Склероз у меня, что ли», — встревожилась Лилия.

Ну-ка вспомним студенческий курс физиологии головного мозга и высшей нервной деятельности: в каком возрасте может начаться склероз?

В твоем уж точно может, ядовито хихикнула память, услужливо пролистав перед внутренним взором страницы старого учебника. Лилия вспомнила даже, что учебник был библиотечный, сильно потрепанный, с чернильной кляксой на титульном листе и с грязным ругательством на латыни на семнадцатой странице.

Да, это оно, печально подумала Лилия. Помню то, что было тридцать лет назад, и не помню того, что было вчера.

Сие, впрочем, неудивительно. Вчера столько всего произошло… Кое-какие детали запросто могли бы и ускользнуть от внимания. Плюс необычная и интересная во всех отношениях, но совершенно бессонная ночь.

Лилия сняла с себя голубое облачение и аккуратно повесила его в шкаф.

Будем считать, что он это сказал, решила она. И не будем ни о чем беспокоиться. Будем отдыхать.

Нам не помешает отдохнуть часок-другой. Потому что нынешней ночью нам снова не придется спать.

* * *

Вытянувшись на жесткой кушетке, более пригодной для занятий психоанализом, нежели для отдыха, Лилия смежила веки и приготовилась смотреть сны. Была у нее такая редкая, счастливая особенность — она засыпала сразу, в любой обстановке и при любых обстоятельствах, и во сне видела только хорошее. Ну, или не видела вообще ничего — что тоже неплохо.