Однако, оказавшись в одиночестве, Джеральд почувствовал себя худо. Прошел один день, другой. И все это время он ощущал себя человеком, висящим в цепях на краю пропасти. Как он ни старался, обрести твердую землю под ногами не удавалось. Его подвесили над пустотой, и там он корчился в муках. О чем бы он ни думал, все сводилось к этой зияющей бездне, — друзья, незнакомцы, работа или игра, — все заслоняла бездонная пропасть, над которой раскачивалось и гибло его сердце. Выхода не было — не за что ухватиться. Ему, подвешенному в невидимых жизненных цепях, так и суждено корчиться в муках на краю бездны.

Поначалу он не волновался, сохранял спокойствие, полагая, что невыносимое состояние скоро пройдет и он — после наложенного на него сурового наказания — снова будет вести нормальную жизнь. Но оно не проходило — кризис только углублялся.

К вечеру третьего дня сердце его разрывал страх. Третью ночь ему не пережить. А она приближалась, еще одна ночь в цепях над бездонной пропастью, над небытием. Он не мог этого вынести. Не мог. Его сковал ледяной страх, сковал душу. Джеральд не верил больше в свою силу. Невозможно упасть в эту пустоту и вновь возродиться. Если он упадет, то сгинет навсегда. Ему нужно устраниться, ему нужна поддержка. Теперь он не мог полагаться только на себя.

После ужина, не дожидаясь очередного испытания на прочность, он сдался — надел ботинки, пальто и вышел из дома.

Было темно и туманно. Спотыкаясь, Джеральд пошел к мельнице лесом, временами брел ощупью. Но Беркина там не оказалось. Ладно — это только к лучшему. Он стал подниматься на холм, часто оступался в темноте и в конце концов сбился с тропы. Путешествие становилось утомительным. Куда он идет? Неважно. Он ковылял, спотыкаясь, пока снова не вышел на тропу. Теперь он шел через другой лес. Сознание его мутилось, он двигался автоматически. Мысли и чувства отсутствовали — в таком состоянии, пошатываясь, Джеральд продолжал идти, пока снова не вышел на открытое место, тут он стал на ощупь искать турникет, потерял тропу, пошел вдоль изгороди, отделяющей поля, и только тогда обнаружил проход.

Наконец он вышел на дорогу. Блуждание в темноте рассеяло его внимание. Но теперь надо избрать направление. А он даже не знает, где находится. Направление надо все же избрать. Обычная ходьба, бегство от дома ничего не решают. Надо определиться.

Джеральд продолжал стоять на высоко пролегавшей дороге в полной темноте, не представляя, где находится. Странное ощущение — от полной неизвестности и кромешного мрака сердце колотилось и ходило ходуном. Так он стоял какое-то время.

Потом услышал шаги и увидел мигающий огонек. Джеральд тут же пошел в том направлении и встретил шахтера.

— Скажите, пожалуйста, куда ведет эта дорога? — спросил он.

— Дорога? Да в Уотмор, вот куда.

— Уотмор? Да, конечно, спасибо. Значит, все правильно. А то я думал, что сбился с пути. Доброй ночи.

— Доброй ночи, — весело отозвался шахтер.

Джеральд прикинул, где может находиться сейчас.

Во всяком случае, в Уотморе все разъяснится. Хорошо, что он выбрался на большую дорогу. И Джеральд решительно двинулся вперед.

Что это, поселок Уотмор? Да, вот Кингз-Хед, вот ворота муниципалитета. Джеральд почти бегом одолел крутой спуск. Петляя по изгибам ложбины, он миновал школу и подошел к церкви Уилли-Грин. Погост! Джеральд замер на месте.

Но в следующую минуту он уже перелез через стену и шел среди могил. Даже в такой темноте он различил множество увядших белых цветов у своих ног. Значит, вот она, могила. Джеральд нагнулся. На ощупь цветы были холодные и влажные. Сырой запах хризантем и тубероз, мертвый запах. Холодная липкая глина под цветами — он коснулся ее, и его передернуло. Джеральд с отвращением отступил от могилы.

Значит, вот один центр — во мраке, подле невидимой сырой могилы. Но здесь ничего нет — никаких причин находиться здесь. Ему казалось, что холодный, грязный комок глины прилип прямо к сердцу. Нет, с него достаточно.

Куда же тогда? Домой? Ни за что! Бесполезно. Более того — этого нельзя делать. Нужно идти в другое место. Но куда?

Опасное намерение вызревало в сердце, становясь навязчивой идеей. Ведь была Гудрун — она преспокойно сидела дома. Он мог прийти к ней, да, он придет к ней. И не вернется домой, пока не повидает ее, хотя бы это стоило ему жизни. Он все поставит на кон.

И он направился полями к Бельдоверу. Было очень темно, никто не мог его видеть. Промокшие ноги замерзли, ботинки отяжелели от прилипшей глины. Но он упорно шел вперед, гонимый, словно ветром, к своей судьбе. В сознании зияли провалы. Он помнил, что проходил деревушку Уинторп, а то, как добрался до нее, осталось тайной. И на освещенную фонарями главную улицу Бельдовера он перенесся будто во сне.

Слышался шум голосов, хлопали двери, звякали щеколды, мужчины разговаривали между собой. Только что закрылась таверна «Лорд Нельсон», и подвыпившие шахтеры разбредались по домам. Лучше спросить у одного из них, где ее дом, — ведь он плохо знал расположение местных улиц.

— Не скажете, где проходит Сомерсет-Драйв? — обратился он к покачивающемуся мужчине.

— Какая-какая?

— Сомерсет-Драйв.

— Сомерсет-Драйв! Слышал о такой, но, клянусь, не могу сказать, где она. А кто вам нужен?

— Мистер Брэнгуэн. Уильям Брэнгуэн.

— Уильям Брэнгуэн?

— Он еще преподает в Грамматической школе — в Уилли-Грин, и его дочери тоже.

— A-а… Брэнгуэн! Теперь ясно. Ну конечно же, Уильям Брэнгуэн! И у него действительно две дочурки, и они тоже учительницы. Да, это он, это он! Ну конечно, я знаю, где он живет, клянусь, знаю! Как вы сказали, называется улица?

— Сомерсет-Драйв, — терпеливо повторил Джеральд. Он хорошо знал своих шахтеров.

— Точно, Сомерсет-Драйв! — подтвердил шахтер, размахивая рукой, словно хотел от чего-то отмахнуться. — Сомерсет-Драйв — никак не запомню это название. Но само место знаю — будьте уверены…

Он повернулся, покачиваясь, и указал на темную, безлюдную улицу.

— Идите прямо, потом первый поворот — да, первый поворот налево, мимо магазина Уитамсов…

— Знаю его, — сказал Джеральд.

— Ага! Пройдете еще малость, мимо дома, где живет лодочник, там и будет Сомерсет-Драйв, — она отходит с правой стороны… Там всего три дома, да, не больше трех, и, уверен, ваш дом — последний.

— Благодарю вас, — сказал Джеральд. — И спокойной ночи.

Он пустился в путь, а подвыпивший работяга остался стоять на том же месте.

Джеральд шел мимо темных магазинов и частных домов — во многих уже улеглись спать, — и, завернув за угол, оказался на небольшой улочке, которая выходила прямо в темное поле. Оказавшись почти у цели, он замедлил шаг, не зная, что делать дальше. А что, если дом погружен в темноту?

Нет, не погружен. Большое окно освещено, слышны голоса, стукнула калитка. Чутким ухом Джеральд уловил голос Беркина, острое зрение помогло ему разглядеть Беркина и Урсулу в светлом платье, они стояли на ступеньках, ведущих в сад. Урсула сделала шаг вперед и пошла по тропинке, опираясь на руку Беркина.

Джеральд поспешил укрыться в темноте, а парочка, весело болтая, неспешно прошла мимо. Голос Беркина звучал глуховато, Урсулы — высоко и отчетливо. Джеральд торопливо направился к дому.

Освещенное окно столовой было задернуто шторами. С боковой дорожки Джеральд видел приоткрытую дверь, из холла лился мягкий свет. Бесшумно и быстро он прошел по дорожке и заглянул в холл. На стенах висели картины, оленьи рога; отсюда были видны основание лестницы и приоткрытая дверь гостиной.

С бьющимся сердцем Джеральд ступил в холл с мозаичным полом, быстро дошел до двери и заглянул в большую уютную комнату. В кресле у огня спал отец — голова запрокинута в сторону дубовой каминной доски, отчего румяное лицо казалось немного сплюснутым, обнажились ноздри, приоткрылся рот. Малейший шум мог его разбудить.

Джеральд мгновение выжидал. Потом бросил молниеносный взгляд в коридор за спиной. Тот утопал во мраке. Еще секунда — и Джеральд взлетел вверх по лестнице. Его чувства были сверхъестественно обострены — казалось, полусонный дом находился полностью в его власти.

На площадке второго этажа он остановился, перевел дух. Там тоже была дверь — в том же месте, что и на первом этаже. Должно быть, комната матери. Он слышал ее шаги, она ходила по комнате со свечой в руке. Наверное, ждала мужа. Джеральд некоторое время всматривался в глубину коридора.

Потом решительно и осторожно двинулся вдоль стены, легко касаясь ее кончиками пальцев. Вот еще одна дверь. Джеральд остановился и прислушался. Было слышно дыхание двух людей. Не то. Он продолжал красться по коридору. Еще одна — на этот раз приоткрытая — дверь. Внутри темно. Пустая комната. Неподалеку ванная — Джеральд ощущал идущее оттуда тепло и запах мыла. И в самом конце коридора еще одна спальня. Ровное нежное дыхание. Она!

С почти неземной осторожностью Джеральд повернул ручку и слегка приоткрыл дверь. Она тихонько скрипнула. Джеральд приоткрыл дверь еще на дюйм, потом еще. Казалось, сердце его остановилось, он не издавал ни одного звука, словно его и на свете не было.

Он уже находился в комнате. Спящий человек все так же ровно дышал. Было очень темно. Джеральд ощупью — дюйм за дюймом — продвигался вперед. Он дотронулся до кровати, прислушиваясь к ровному дыханию, и придвинулся ближе к изголовью, наклонившись, чтобы разглядеть спящего. И вдруг у самого своего лица с ужасом увидел круглую темноволосую голову мальчика.

Придя в себя, Джеральд обернулся — сквозь приоткрытую дверь струился слабый свет. Он быстро покинул комнату, прикрыл, но не защелкнул дверь и торопливо вернулся на площадку перед лестницей. Тут его охватили сомнения. Еще можно было ретироваться.

Нет, невозможно. Об этом нельзя даже думать. Он не отступится. Оставив позади супружескую спальню, Джеральд стал подниматься на третий этаж. Ступеньки поскрипывали под его тяжелым телом — это раздражало. Что, если мать откроет дверь и увидит его! Какой ужас! Именно так! Но пока он удерживал контроль над ситуацией.