Внезапно Зак резко остановился, решив обставить свой визит более серьезно и таким образом сразу дать Тэсс понять, что официально разрывает их отношения. Он войдет через парадную дверь. Жилет и сюртук были вновь надеты, и это облачение должно послужить ему доспехами в предстоящей битве со своей собственной нерешительностью.

Он прошел по мощеной дорожке, заросшей вьющимися цветами… и жимолостью. Она была везде, особенно красиво оплетая решетчатый козырек, укрепленный над парадной дверью. Жимолость станет напоминать ему о Тэсси до самой могилы, подумал Зак. Ее приятный, пряный аромат всегда будет будить в нем угрызения совести, вызывать легкую боль и досаду, подобно тому, как это случилось с ним сейчас. Но чему быть, того не миновать…

Молотка на двери не было, и Зак негромко постучал в нее костяшками пальцев. Подождав несколько минут, он потянулся к ручке – в голову пришла абсурдная мысль, что Тэсс может быть не одна. Ему даже показалось, что он слышит приглушенные голоса, но Зак уверил себя в том, что она разговаривает с котом или сама с собой.

Однажды Тэсс стыдливо призналась ему в том, что иногда, находясь в одиночестве, делает подобные вещи. Вероятно, он слишком долго не навещал ее. Возможно, в этом отношении он обращался с ней не так уж хорошо. Дверь оставалась закрытой. Одиночество заставляет людей совершать несвойственные им поступки, поступки, на которые они никогда бы не пошли, если бы имели возможность находиться рядом с любимым человеком. Может быть, Тэсси, вынужденная искать внимания в другом месте, изменила ему с кем-то?

Зак замолотил кулаком в дверь, задыхаясь от черной ревности к женщине, которую он сам хотел освободить от всяких обязательств по отношению к себе.

Наконец Тэсси открыла дверь. Зак впился глазами в ее лицо и сам испугался, как дрогнуло его сердце. Он успел забыть, какие синие у нее глаза и что он чувствовал, когда они смотрели с такой же любовью, как сейчас. Совершенно очевидно, что никакого другого мужчины в доме не было и нет.

– Зак! Как же я рада тебя видеть! – И она распахнула перед ним дверь так же широко, как широка была улыбка, появившаяся на ее розовых губах. Когда Тэсс открыла дверь, она имела бледный, болезненный вид, но сейчас на ее щеки вернулся румянец. Зак расправил плечи, собрал в кулак всю свою волю и сухо улыбнулся.

– Здравствуй, Тэсс, – сказал он. Прошел в комнату, подошел к стоящему возле камина плетеному креслу-качалке и сел в него.

Тэсси, не понимая в чем дело, осталась стоять у двери. Он понял, что она чувствует себя не в своей тарелке, ведь он не ответил на ее радостное приветствие как обычно – поцелуем и объятиями. Иногда даже, только войдя в дом, Зак сразу поднимал ее на руки и нес прямо в постель, оставляя разговоры на потом. Один Бог знает, как хотелось ему сейчас поцеловать нежные губы и заняться с ней любовью немедленно, с пылом, накопленным после трехнедельного отсутствия. Но это было бы нечестно.

На Тэсс было муслиновое платье, очень свободное и доходящее до щиколоток. На плечи она накинула кружевную шаль, очень красивую, но странно смотрящуюся в такую жару.

Она закрыла дверь и, опустив глаза, робко подошла к нему и села в кресло напротив, в то самое кресло, на котором они несколько недель тому назад занимались любовью. Он постарался поскорее выбросить из головы эту картину.

– Выпьешь, Зак?

– Боже мой, конечно нет, Тэсс. Сейчас слишком жарко для горячительных напитков.

Тэсс не поднимала глаз. Она нервно перебирала пальцами бахрому шали, словно не зная, куда девать руки.

– Ты прав. Какая я глупая! Может быть, хочешь холодной воды?

Зак вздохнул. Он уже успел обидеть ее.

– Конечно, любовь моя. Это меня освежит.

Тэсси быстро встала, по-видимому, радуясь возможности хоть чем-нибудь заняться, уйти на кухню, услужить гостю, чтобы не видеть его недовольного лица. Зак явно пребывал в скверном настроении. Но, очевидно, она вскочила с кресла слишком резко, потому что на пути в кухню ей пришлось остановиться и, сохраняя равновесие, опереться о стену рукой.

– Тэсси, с тобой все в порядке? – удивленный и встревоженный, он даже привстал.

Она мгновенно оторвалась от стены и расцвела в улыбке.

– Конечно. Просто сегодня слишком жарко, голова закружилась.

Он сел обратно в кресло.

– Тогда почему ты не снимешь эту шаль?

В ответ она закуталась в нее еще плотнее.

– Я только что вернулась из магазина и еще не успела переодеться. Сейчас вернусь. – И она исчезла.

Зак, стараясь успокоиться, начал раскачиваться взад-вперед в кресле; негромкий и равномерный скрип деревянных частей друг о друга нарушал царившую в комнате тишину. Он поискал глазами кота, не желая случайно отдавить полозьями кресла вытянутый хвост обленившегося животного. Но Тома нигде не было видно. Собственно говоря, в комнате стояла какая-то беспокоящая его неестественная тишина. Может быть, он уже жалеет о том, что никогда больше не увидит Тэсс? И Зак начал внимательно осматривать комнату, стараясь запомнить каждую деталь, подобно тому, как лишившийся кого-то из близких смотрит в открытый гроб на знакомое лицо. Покидать эти стены было так грустно, так печально…

С подносом, на котором стояли два стакана воды и тарелка с печеньем, вернулась Тэсс, на которой теперь был надет свободный фартук. Он подивился тому, что ей пришло в голову надевать фартук только для того, чтобы принести все это в комнату. Может быть, этой, вовсе не подходящей к случаю, одеждой она отвечает на его хмурый вид?

Тэсс выдвинула между ними маленький столик, поставила на него поднос и пододвинула свое кресло поближе. Одновременно они потянулись к своим стаканам, и их руки соприкоснулись. Взгляды натолкнулись друг на друга, как индийские резиновые мячи, и так же отскочили друг от друга, показав страдание, смущение… возбуждение. Боже мой, как же ему хотелось ее! Слегка трясущейся от возбуждения рукой он взял свой стакан, но усилием воли ему удалось успокоить дрожь. Выпив и поставив стакан на место, он откинулся в кресле.

– Тэсси, ты, должно быть, понимаешь, что сегодня я пришел с определенными намерениями?

Ему показалось, что она вздрогнула, как будто только и ждала этой фразы.

– Что ты хочешь этим сказать, Зак?

Он постарался укрепить свое сердце, свою решимость и свой голос. Он – мужчина и умеет расставаться со своими любовницами.

– Ты, без сомнения, заметила, что я не поцеловал тебя. Не удивляйся. Тому есть своя причина.

Она не ответила. Ее лицо казалось сделанным из тонкого, просвечивающегося фарфора, а глаза – неподвижные и застывшие озера.

– Видишь ли, я решил разорвать наши отношения.

Тэсс по-прежнему молчала. Неподвижный взгляд был устремлен на стол и на стоящие на нем предметы – стаканы с водой, печенье и две расшитые цветами ярко-желтые салфетки.

– Ты ведь поняла, что я тебе сказал, правда?

После долгой паузы Тэсс утвердительно кивнула головой.

Зака просто бесило это молчаливое согласие. Он предпочел бы, чтобы она страстно упрекала его, била в грудь кулаками или плакала, что дало бы ему возможность выкрикнуть ей в ответ доводы в свою защиту, позволить тузить себя до тех пор, пока Тэсс не станет легче, или успокоить ее обещанием щедрых прощальных подарков, рассказом о том, с какой нежностью будет он вспоминать о времени, проведенном вместе с ней. Разве не так должно обстоять дело, когда рвется связь, подобная этой? Однако в глубине души он знал: все это неправдоподобно, неестественно и несправедливо.

– Но ты же всегда знала, что это не может длиться вечно, – начал он, чувствуя необходимость объяснить что-то, желая, чтобы она поняла и чтобы его аргументы показались ей Убедительными. – Таково было наше соглашение, ясно оговоренное с самого начала. А теперь, когда я женюсь на Бесс, я не могу…

Внезапно она подняла голову. Ее глаза, перед этим такие ясные, теперь затуманились, стали тускло-серыми, как будто мрачная облачная пелена заволокла ранее безоблачное небо.

– Но ты же говорил мне, что женитьба на Бесс не имеет для нашей любви никакого значения, – прошептала она еле слышно. Потом опять опустила голову и, не поднимая глаз, сказала: – Но, полагаю, что ты имеешь право переменить свое мнение.

– Да, имею. Но ты тут совершенно ни при чем, Тэсси, – откровенно добавил он. – Ты была… просто чудесна. – Он не рискнул сказать ей о том, что она была слишком великолепна, так божественна, что мысль о ней преследует его день и ночь и что он боится натворить глупостей, если будет продолжать навещать ее.

Зак залез в карман сюртука, вытащил оттуда толстый кошелек и бросил его на стол. Тяжелый звон монет прозвучал вульгарно и унизительно. Он заметил, что Тэсс передернулась.

– Я принял меры для того, чтобы ты не знала нужды. Оставляю тебе дом и достаточно денег, с тем чтобы ты могла вести достойную жизнь.

Она гордо вскинула голову. На этот раз в ее глазах отражались гнев и стыд.

– Достойную, Зак? До тех пор, пока кто-нибудь другой не назовет меня своей шлюхой?

На этот раз не вынес Зак.

– Тэсси…

Она продолжила спокойным тоном:

– Неужели тебе совершенно все равно, что другой будет обладать мной? Ведь ты единственный мужчина, которого я знала.

Зак устало потер глаза. Да, черт побери, ему крайне неприятно представлять ее в руках другого мужчины. Но разве он мог признаться в этом?

– Я помню, что ты была девственницей.

Но ты знала, на что шла, когда связывалась со мной. А я предполагал, что за то время, пока мы будем вместе, ты подыщешь себе кого-нибудь другого.

Тэсси нахмурилась.

– Ты считаешь, что я должна была любить тебя и в то же время искать тебе замену? Ты думаешь, я на такое способна? – Она пожала плечами и сказала просто: – Я люблю тебя. И чувствую, что принадлежу только тебе. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь в жизни позволить, чтобы до меня дотронулся кто-нибудь другой.

Чувствуя, что сгорает от стыда, Зак не пошевелился. Слова Тэсс глубоко потрясли его. В нем росло нетерпение сделать ей ответное признание, захотелось воскликнуть: «Я тоже люблю тебя, Тэсси. Гораздо сильнее, чем ты можешь себе представить!» Но он подавил в себ е это желание, потому что все еще хотел избежать сетей любовной паутины, этого запутанного клубка переживаний, в ловушку которых попали они оба.