– Порой они действительно пытаются сбежать, но их обычно ловят и наказывают, да так, что тебе лучше об этом не знать. Методисты открыли здесь свою миссию. Иногда какой-нибудь из сбежавших девушек удается найти там приют. Но чаще всего бу-хо-дои натравливают на них полицию, заявляя, будто беглянка украла какую-нибудь мелочь или побрякушки, подаренные ей кем-нибудь из клиентов. Честные граждане китайского происхождения никогда не вмешиваются в работорговлю из опасения навлечь на себя гнев тонгов. Каждая из девушек приносит две-три тысячи дохода, поэтому Носители Секиры не слишком благосклонны к тем, кто пытается вставлять им палки в колеса.

Грейс приходилось читать в газетах о торговле «живым товаром», но эти истории вызывали у нее такое отвращение, что она отмахивалась от них, считая, что авторы все сочиняют и преувеличивают ради поднятия тиражей.

– И полиция ничего не предпринимает? Это просто чудовищно!

Она оглядела крошечные домики с глухими торцами, мимо которых они проходили; ни одной «залетной пташки» не было видно, но она представила себе, как они занимаются своим неблаговидным ремеслом в убогих тесных квартирках. Ей вспомнилось, что Марк Уинг тоже владел борделем по соседству со своим домом. От этого ее антипатия к нему только усилилась.

Вот и хорошо: она давно уже заметила, что доить легче того, к кому испытываешь здоровую неприязнь.

Они остановились у витрины ювелира, чтобы понаблюдать за золотых дел мастером, который трудился, склонившись над рабочим столом. Грейс все ждала, что он поднимет голову и, может быть, улыбнется им – ведь они в конце концов могли оказаться покупателями! – но хозяин лавки так и не оторвался от работы, хотя она не сомневалась, что он заметил их присутствие. Они двинулись вперед и миновали мясную лавку, потом магазин, торгующий сушеной рыбой.

На углу, прямо на тротуаре у входа в ссудную кассу, расположилась группка мужчин, поглощенных игрой в шашки. Все были облачены в традиционные для китайцев свободные темно-синие блузы и мешковатые штаны. Некоторые носили мягкие шляпы пирожком, другие были в черных атласных шапочках. Все заплетали волосы в длинные, но жидкие косички.

Один из игравших поднял голову и тотчас же отвернулся, встретившись взглядом с Грейс. У нее создалось впечатление, что они с Рубеном здесь не особенно желанные гости, хотя никто не собирается прогонять их силой.

Ей вспомнился Ай-Ю, китаец, служивший у Генри, которого она знала ровно столько же, сколько и самого Генри – шесть лет. Грейс попыталась представить себе Ай-Ю здесь, в Китайском квартале Сан-Франциско, но это было невозможно: Ай-Ю с его бесконечным запасом псевдоконфуцианских[28] изречений и поразительным умением уязвлять самолюбие Генри своей подчеркнутой почтительностью мог существовать только в Поместье «Ивовый пруд».

Рубен крепко взял ее за руку. Она улыбнулась ему, думая о том, как забавно гулять по Китайскому кварталу, держась за руки, словно парочка заезжих туристов. Может быть, даже молодоженов, приехавших в Сан-Франциско на медовый месяц. Весь ужас заключался в том, что эта фантазия не показалась ей странной или дикой. Напротив, она подумала, что нет на свете ничего более естественного.

Они попали в тупик и повернули назад, минуя бесчисленные переулки, темные и унылые даже под полуденным солнцем. Как легко заблудиться в лабиринте этих узких, одинаково грязных улочек! Вывеска на кирпичном здании, мимо которого они проходили, по-английски и, надо полагать, по-китайски возвещала о том, что это аллея Сент-Луис. Потянув Рубена за руку, Грейс заставила его остановиться.

– Смотри, – сказала она, – вот еще одна кумирня.

Ей хотелось подойти поближе, но Рубен потянул ее назад. Она удивленно оглянулась.

– Я наслышан об этом месте, – мрачно проговорил он. – Это аллея Сент-Луис. Знаешь, что находится под этим храмом?

Грейс отрицательно покачала головой.

– Подземный загон для «живого товара». Они называют его Опочивальней Королевы. Сюда китайские контрабандисты привозят девушек, доставленных морем. Здесь их продают.

– Не может быть!

– Может. Перед началом торгов их раздевают, чтобы покупатели знали, за что выкладывают деньги. Иногда их избивают, иногда клеймят каленым железом. Правда, до смертельного исхода дело почти никогда не доходит: никто не хочет лишиться ценного товара.

Грейс круто развернулась и пошла прочь, крепко обхватив себя руками. Pyбен вскоре догнал ее и заставил повернуть назад, так как она опять, сама того не сознавая, направилась в тупик. На Дюпон-стрит он взял ее под руку и вынудил немного замедлить шаг; несколько минут они шли в полном молчании.

– Откуда тебе известны такие вещи? – внезапно взорвалась она.

Легче было превратить ужас в гнев и обрушить его на кого-нибудь, чем сдерживать внутри.

– Откуда люди узнают о подобных чудовищных вещах?

– Я мужчина, – отмахнулся Рубен. – Это мужское дело – знать подобные вещи.

Грейс презрительно фыркнула и снова отняла у него руку.

– Это мужское дело – интересоваться развратом, пороком и жестокостью?

– Я человек светский, Грейс. Я должен знать, что творится на белом свете.

Стало ясно, что серьезного ответа на свой вопрос она не добьется. И вообще ее гнев начал остывать. Не имело смысла сердиться на Рубена за то, что на свете существует зло.

– Когда-то я жалела, что не родилась мужчиной, – сказала она уже более спокойным тоном, вновь взяв его под руку. – Когда была маленькой. Иногда до сих пор жалею.

Он взглянул на нее с любопытством.

– Почему?

– Мужчинам все в жизни дается куда проще. Ну, может, не проще, – уточнила Грейс, – но по крайней мере у мужчин более интересная жизнь.

– Да неужели?

– Мне нравилось быть сестрой Августиной, потому что я могла действовать самостоятельно. И еще мне нравилось дурачить людей, дергать их за ниточки. Ведь это уже близко к мужской сущности, разве нет?

Рубен лишь улыбнулся в ответ.

– А мужчины ко мне не приставали и обращались со мной почтительно. Большинство мужчин, – многозначительно добавила Грейс. – Ты бы поверил, что я монахиня, если бы не увидел пистолет?

– Да, наверное. Но я все равно пригласил бы тебя поужинать со мной.

– Правда? А почему?

Он остановился и пристально заглянул ей в глаза, словно удивляясь ее несообразительности. – Потому что ты чертовски хороша собой, Гусси. Грейс снова фыркнула и отвернулась. Щеки у нее вспыхнули, она поняла, что опять краснеет, и мысленно обругала себя. – Давай зайдем сюда, – ни с того ни с сего предложила она и потянула его за собой в распахнутые двери заведения, за которыми виднелся короткий коридор, ведущий в зал с длинным игорным столом посредине.

Вокруг стола толпились возбужденные игроки. Щелканье игральных костей можно было расслышать даже с улицы.

– Погоди, Грейс! Ты не можешь туда войти.

– Это почему же? – Тебя не пустят. – Но почему?

– Ну, во-первых, азартные игры в Китайском квартале запрещены законом, и они запросто могут заподозрить, что мы полицейские. А если и нет, все равно мы «фан квей», белые дьяволы, приносящие беду.

– Не валяй дурака, они нас не прогонят. В Китайском квартале все только и делают, что играют в азартные игры.

Рубен пожал плечами.

– Ну ладно, только ты иди первая. Грейс взглянула на него с подозрением.

– Иди-иди, не останавливайся.

– Разве ты не пойдешь со мной?

Она опять оглянулась на дверь, возле которой сидел на табурете вполне безобидный на вид китаец: седобородый, сутулый, он сонно моргал и пожевывал незажженную сигару.

– Нет, ты иди вперед. Не бойся, ничего с тобой не случится.

Грейс поняла, что он бросает ей вызов, и даже мельком удивилась, откуда ему известно, что это самый верный способ толкнуть ее на безрассудство.

– Ладно, я иду.

Она повернулась кругом и решительным шагом направилась к дверям. Молниеносным движением престарелый страж вскинул руку и дернул за укрепленную на крюке у него над головой веревку, которой Грейс прежде не заметила. Она услыхала громкий стук и подскочила на месте от испуга, когда в дальнем конце коридора захлопнулась внутренняя дверь, приведенная в действие невидимой пружиной. Приглушенный гул возмущенных голосов раздался из-за закрывшейся двери.

Грейс бросилась наутек, схватила Рубена за руку и бегом потащила его прочь от игорного заведения. Сердце у нее стучало, как молот, но, оглянувшись в панике через плечо, она убедилась, что никто их не преследует, и почувствовала себя законченной идиоткой. Да еще пришлось чуть ли не полквартала выслушивать несносные насмешки Рубена.

– Погоди, я больше так не могу, – проговорил он, запыхавшись, и заставил ее остановиться, сделав вид. что совсем выбился из сил.

– Ты что, не мог просто сказать? – в ярости накинулась на него Грейс.

– Так гораздо забавнее. Постой, ты куда?

Рубен схватил ее за руку, увидев, что она опять намерена пуститься в бега.

– Если ты и вправду хочешь посетить игорное заведение в Китайском квартале, Грейс я знаю одно место, куда нас могут пустить.

– И что это за место? – недоверчиво спросила она.

– Пойдем, я тебе покажу.

То место, куда он ее привел, не имело ни вывески, ни витрины. Дверь напоминала узкую щель в скале. С порога не было видно никакого освещения.

– Стой здесь и никуда не ходи, – предупредил Рубен.

Предупреждение было совершенно излишним: куда она могла деться? Оставив ее у входа, он проскользнул в щель и скрылся.

В один миг ей вспомнились все некогда прочитанные или услышанные ею истории о белых женщинах, похищенных и проданных в рабство, принуждаемых к сожительству и распутству против своей воли. И о чем только он думал, бросив ее одну на тротуаре? Все прохожие вдруг стали казаться ей зловещими. Прямо к ней направлялся китаец в длинном шерстяном пальто и европейских ботинках. Из-под пальто виднелись голые лодыжки. Лоб у него был обрит, длинная черная коса свешивалась через плечо. У него были кроткие карие глаза. Может, обманчиво кроткие? Вот их взгляды встретились…