И вовсе не потому, что мисс Эдвардина Бэкуорт-Мелдон, ее подопечная и племянница мужа, испытывала недостаток в поклонниках. Сказать по правде, они слетались к ней тучами, словно мухи на мед, с того самого дня, как Эбби решилась появиться с ней на людях.

В этом-то и заключалась проблема.

Если можно сказать, что дебютантка красива, тогда мисс Эдвардина, безусловно, оказалась жертвой собственной красоты. Восхитительно миниатюрная, на удивление соблазнительная, Эдвардина обладала безупречной фигурой. Маленький носик кокетливо вздернут, а пухлые губки такого оттенка, что сравнить их можно только с бутоном розы. На бледном лице голубые глаза казались двумя озерами необыкновенной чистоты, а облако золотистых волос сияющим нимбом окружало ее головку.

Когда-то Шекспир писал, что мужчины умирают и ложатся в землю, чтобы стать пищей червей, но что ни один из них, мол, не умирает от любви. Вздор, фыркнула про себя Эбби. Посмотрим, что сказал бы Уилл Шекспир, случись ему встретить Эдвардину Бэкуорт-Мелдон! Потому что любой мужчина в мире с радостью умер бы за одну лишь ее улыбку!

А весьма польщенная всем этим глупенькая Эдвардина, поблагодарив их всех реверансом, приказала бы соперникам бросить оружие.

Жаль, конечно… но если у малышки и есть мозги, хмуро подумала Эбби, маленькими глоточками потягивая ледяной лимонад, то заметить их иной раз бывает очень трудно — возможно, из-за сияющей копны золотистых кудрей. Тем более если учесть, что их и так немного.

Увы, девчушка сентиментальна и глуповата, вздохнула она. А Эбби хорошо знала, как это опасно! Романтически настроенные молодые особы подобного сорта взирают на мир сквозь розовые очки, а Эдвардине, кстати сказать, вообще стоило бы обзавестись очками. Но против этого восставало ее тщеславие. Сказать по правде, Эбби все время жила в страхе, что в один прекрасный день эта слепая гусыня наткнется на мраморную статую Зевса, украшавшую бальный зал в доме ее матери, да еще, чего доброго, попытается завести с ним светскую беседу на глазах у изумленной публики!

Не забывая об этом ни на минуту, Эбби тем не менее ожидала, что присутствие девушки в парке может внести настоящее смятение в ряды джентльменов. Впрочем, и сама она также имела несомненный успех, которым отчасти была обязана тому, что появилась в свете лишь к концу сезона, за что ей следовало поблагодарить своих дорогих дядюшек.

О Боже! Только она вспомнила о них, как настроение ее тут же испортилось. В такой прекрасный, солнечный день ей меньше всего хотелось думать о каких-то там престарелых родственниках. Несмотря на теплый весенний воздух, вдова Бэкуорт-Мелдон даже слегка поежилась — ее девери, родные братья покойного мужа, были намного старше ее, поэтому неизменно настаивали, чтобы Эбби именовала их не иначе, как «дядюшка Бейли»и «дядюшка Дэгвуд».

Оба «дядюшки» были старшими в полусумасшедшем выводке Бэкуорт-Мелдонов и к тому же единственными оставшимися в живых представителями мужской его части. Оба закоренелые холостяки — то ли в силу собственных убеждений, то ли потому, что в доброй старой Англии оказалось больше здравомыслящих женщин, чем принято думать, — они пережили и отца Эдвардины, и мужа самой Эбби, которого называли в семье последышем — просто потому, что он имел несчастье появиться на свет почти на пятнадцать лет позже трех старших братьев.

Теперь, когда обоим уже давно перевалило за пятьдесят, этих двоих без труда можно было считать патриархами, на плечах которых лежала ответственность за судьбу и счастье остальных членов семьи, — седобородыми, умудренными жизнью предводителями семейного клана. Это еще ничего не значит? С таким же успехом можно вообразить, что собор Святого Павла построили за одну ночь! Чушь, конечно, но мало ли что кому взбредет в голову!

На этом месте Эбби очнулась, сообразив, что Эдвардина уже некоторое время что-то лепечет. А это не дело, нахмурилась она. Ничего хорошего из этого не выйдет.

И вовсе не потому, что кто-то из свиты восторженных поклонников обратит внимание, если бедняжка ляпнет нечто совсем уж не подходящее для столь хорошенькой головки, если и отягощенной чем-то, так только красивыми гребнями. Увы, очаровательный ротик Эдвардины умным и серьезным речам предпочитал засахаренные сливы. Эбби нисколько не боялась, что малышка распугает своих обожателей — в этой толпе офицеров на половинном жалованье, нищих младших сыновей и алчных охотников за приданым мало было таких, кто еще не догадывался, что все их надежды заполучить божественную Эдвардину не стоят и ломаного гроша.

Да и потом — неужели кто-то из этой своры рассчитывает заиметь разом и деньги, и красоту, и мозги? И чтобы все это сочеталось в одной дебютантке?! Ну, если так, тогда они еще глупее Эдвардины!

— О, мистер Пикуорт! — прощебетала Эдвардина, и ее алебастровые щечки нежно порозовели от удовольствия. — Как это мило с вашей стороны! Конечно, я буду рада позволить вам сопровождать меня! Понимаете, мне еще никогда не доводилось бывать в Воксхолл-Гарденс![1] Эбби вечно твердит, что это место уже не то, что было раньше, потому что увеселения там нынче дурного толка. Но под вашей защитой я буду в полной безопасности!

— Эдвардина. — Эбби кисло улыбнулась мистеру Пикуорту, решив, что этот вечно ухмыляющийся осел похож на голодную собаку. — Думаю, мистер Пикуорт слегка поторопился. Не так ли, сэр? К тому же, Эдвардина, сегодня с нами нет твоей матушки, а стало быть, решать в данном случае придется мне. Ты меня поняла, дорогая? Так что, мистер Пикуорт, вы можете повторить ваше приглашение, но только сделать это как полагается. Сначала вы спросите моего разрешения. А уж я решу, можно ли позволить мисс Бэкуорт-Мелдон отправиться с вами в Воксхолл.

— О, какой вздор! — фыркнула Эдвардина, грациозно упав на мягкое сиденье экипажа и принимая восхитительную позу мученицы. — Просто ты вообще не хочешь меня пускать, разве нет? Игги клянется, что самую его невинную просьбу ты встречаешь так, словно он попросил разрешения спрыгнуть с крыши, чтобы проверить, не научился ли он за ночь летать! Ты ведь не захочешь меня отпустить, Эбби, правда?

— Чушь! — отрезала Эбби, с едва скрываемой насмешкой следя, как разом вспотевший мистер Пикуорт судорожно оттянул внезапно ставший тесным галстук. — Мы все с радостью проведем вечер в Воксхолле. Оба твоих дяди, твой брат Игнатиус, твоя дражайшая матушка, ну и я сама — держу пари, это будет очень весело! Погуляем на свежем воздухе, а потом… потом, конечно, обед! Как это мило, мистер Пикуорт, я очень благодарна вам за приглашение!

Мистер Пикуорт заметно позеленел. Сейчас он, наверное, с радостью пал бы бездыханным на землю.

— Гм… да… то есть… конечно… я с радостью! — проблеял он. — Обед на… на шестерых, я правильно понял?

— Ах нет, похоже, мы забыли о Пончике, — поспешно добавила Эбби, решив добить несчастного кавалера упоминанием об избалованном пуделе своей невестки. А про себя злорадно подумала, может ли молодой человек, которому на вид не более двадцати, получить апоплексический удар. Но сердце у Эбби было доброе, и она сжалилась над своей несчастной жертвой, позволив окончательно сникшему мистеру Пикуорту сорваться с крючка.

— Наверное, шестеро — это слишком много? — с искренней (во всяком случае, на первый взгляд) озабоченностью спросила Эбби. И тут же заметила блеснувший в глазах бедняги слабый огонек надежды. — В конце концов, — добродушно добавила она, — мы ведь и в самом деле большая семья. Нет, мистер Пикуорт, даже не пытайтесь меня уговорить, это решительно невозможно! Иначе мне потом не знать покоя до конца моих дней. Да-да, и не возражайте, сэр!

Мистер Пикуорт, за все время ее монолога так и не осмелившийся вообще открыть рот (Эбби даже испугалась, уж не проглотил ли он от страха язык), наконец очнулся и рассыпался в благодарностях. Конечно, сладкие надежды увлечь прелестную Эдвардину в какую-нибудь темную аллею, чтобы там сорвать с ее розовых губок поцелуй, развеялись в прах, зато теперь он мог быть уверен, что отказ Эбби сберег ему никак не меньше его полугодового содержания.

— А теперь, джентльмены, — объявила Эбби, делая вид, что не замечает, как все эти олухи уставились на нее с выражением глубочайшей скорби, — думаю, нам с мисс Бэкуорт-Мелдон пора возвращаться домой, на Халф-Мун-стрит. Надеюсь, вы нас извините?

— А который из них мистер Пикуорт? — со своей обычной слегка туповатой наивностью осведомилась Эдвардина. Слегка повернув голову, она близоруко прищурилась, разглядывая кучку джентльменов, с понурым видом смотревших им вслед. — Это тот, что в синем, да, Эбби? Честно говоря, я не слишком хорошо его рассмотрела, хотя, надо сказать, голос у него приятный. Скажи, он и в самом деле красив?

Эбби выразительно округлила глаза.

— Бог с тобой! У него на носу бородавка размером с пуговицу, да еще трех зубов не хватает. И цвет лица зеленый, как молодая травка, — безапелляционно заявила она, твердо зная, что ничем не рискует. — А теперь перестань вертеть головой и сядь как следует. В который уже раз я повторяю тебе, Эдвардина, — незачем поощрять ухаживания подобных молодых джентльменов. Ты ведь приехала в Лондон, чтобы сделать блестящую партию, а все эти юноши, может быть, и милы, но бедны как церковные мыши. И поскольку по дороге домой нам нечем заняться — прости, дорогая, но если ты и заметишь что-то, так только после того, как я тебе покажу, — то позволь, я воспользуюсь случаем, чтобы объяснить тебе разницу между девушкой, за которой ухаживают, и той, которую хотят соблазнить. У меня сложилось впечатление, что ты до сих пор еще этого не понимаешь.

Бесполезное дело, с грустью подумала Эбби. С таким же успехом можно биться лбом об стену — в этом она уже успела убедиться. Но уж лучше читать бедняжке нотацию относительно правил хорошего тона, чем притворяться, что не замечаешь пристального взгляда высокого светловолосого джентльмена, направленного на ее племянницу. И взгляд этот можно было с полным основанием назвать не иначе как оценивающим.