Рэйчел Гибсон - Влюбленная в тебя

Майк сделал глоток пива, потом поставил бутылку на стол.

– Мама была явно не в себе.

– Нет! – Покачав головой, Мэг схватила брата за плечи и развернула лицом к себе. – Не говори так!

– А по какой же тогда причине она могла сначала застрелить двоих, а потом и себя? Почему оставила сиротами своих детей?

– Она не собиралась этого делать.

– Это ты так говоришь, а наша мать… Если она хотела только попугать их, то зачем тогда зарядила револьвер?

Мэг уронила руки.

– Ох, не знаю…

Майк положил сандвич обратно на тарелку и встал.

– Ты когда-нибудь задумывалась над тем, вспомнила ли она о нас?

– Она помнила о нас!

– Тогда почему, Мэг? Почему убить папу и себя было для нее важнее, чем ее дети?

Мэг отвернулась.

– Майк, она нас любила. Ты забыл все хорошее. Помнишь только плохое. Мама любила нас. Она и папу любила.

Память отнюдь не подводила Майка. Он помнил и хорошее, и плохое.

– Я никогда не говорил, что она нас не любила. Просто любила недостаточно. Мне так кажется. Ты можешь защищать ее следующие двадцать девять лет, но я никогда не пойму, почему единственным выходом оказалось убийство отца и себя заодно.

Мэг смотрела себе под ноги. Потом едва слышно сказала:

– Я не хотела, чтобы ты знал, однако… – Она посмотрела брату в глаза. – Папа собирался от нас уйти.

– Что?..

– Папа собирался нас бросить ради той официантки. – Мэг проглотила ком, подкативший к горлу. – Я слышала, как мама говорила об этом по телефону одной из подруг. Наверное, той, которая не спала с нашим отцом.

Значит, отец хотел оставить мать? Майк понимал, что должен что-то чувствовать. Гнев или ярость. Но он был совершенно спокоен.

– Она столько от него вытерпела… – продолжала Мэг. – И главное – унижение, ведь весь город знал о его похождениях. Да, он собирался бросить маму ради двадцатичетырехлетней официантки, и этого она принять не смогла. Она не могла допустить, чтобы он с нею так обошелся.

Майк пристально смотрел на сестру, зеленоглазую и черноволосую. Всегда защищавшую его – как и он ее. По крайней мере, они защищали друг друга как могли.

– Ты все эти годы знала об этом и ничего мне не говорила?

– Ты бы не понял.

– Чего тут непонятного? Я понимаю так: мать предпочла его убить, нежели позволить ему развестись с ней. И следовательно, она была больна… на голову.

– С головой у нее было в порядке! Просто ее вынудили зайти слишком далеко. Она его любила!

– Мэг, это не любовь! – Схватив свою бутылку пива, Майк шагнул к двери.

– Уж кто бы говорил… – вздохнула Мэг.

Слова сестры заставили его остановиться. Обернувшись, он пристально посмотрел на нее, а она тихо спросила:

– Майк, ты был хоть раз влюблен? Любил ли кого-нибудь настолько, что от одной мысли, что ты ее теряешь, скручивало бы узлом твои внутренности?

Майк вспомнил Мэдди. Ее улыбку и странноватый юмор. И еще – котенка с неординарными зубами, которого она взяла в дом, хотя признавалась, что ненавидит кошек.

– Я… не уверен. Но точно знаю одно: если я когда-нибудь действительно полюблю женщину, то ни за что не причиню ей зла. И уж тем более, черт подери, детям, которые у нас с ней будут. Пусть я не очень знаю, что такое любовь, но вот в этом точно не сомневаюсь.

– О, Майк, я… – Мэг подошла к нему. – Майк, прости. Мне не следовало это говорить.

Он шумно выдохнул:

– Ничего, Мэг… Забудь.

– Я желаю тебе самого лучшего, Майк. Хочу, чтобы ты женился и завел семью, потому что знаю: ты был бы хорошим мужем и отцом. Знаю, потому что вижу, как ты любишь меня и Трэвиса. – Она обняла брата и прижалась щекой к его плечу. – Но даже если ты никого не найдешь – у тебя всегда буду я.

Майк сглотнул судорожно; ему казалось, что он задыхается.

Мэдди сидела на диване, глядя невидящими глазами в темный экран телевизора. Снежок, мурлыкая, свернулась клубком у нее на коленях, но кошка не могла ее успокоить – в груди щемило так, что было больно дышать.

«Не иначе как заболеваю, – подумала Мэдди. – Не позвонить ли подругам? Может, спросить у них совета?»

Но Мэдди решила, что звонить не стоило. Ведь в их компании именно она была самой сильной, самой бесстрашной. Хотя теперь… Ох, она не чувствовала в себе ни сил, ни бесстрашия – совсем наоборот.

Мэдди Джонс испугалась! Впервые за много лет! Да, увы, не было смысла отрицать сей факт. Однако одолевавшее ее предчувствие было слишком пугающим. Все казалось куда страшнее, чем сидеть напротив серийного убийцы.

Ей всегда казалось, что влюбиться – это как со всего размаху врезаться в кирпичную стену. Вроде как идешь себе спокойно – и вдруг тебе дают под дых. И ты думаешь: вот оно, я влюбилась! Но с ней все вышло не так. Чувство подкралось исподтишка, прежде чем она успела дать ему название. Потребовалась одна улыбка и одно прикосновение. Один взгляд. Один поцелуй. Один розовый ошейник для кошки. Один укол в сердце и одно предвкушение, от которого захватывало дух, одно за другим, пока она не увязла так, что отрицать случившееся было нельзя. Нельзя было повернуть назад, нельзя было лгать самой себе.

Мэдди машинально гладила кошку, не обращая внимания на то, что кошачья шерсть прилипала к ее черной блузке. Она ведь всегда думала, что не сумеет лгать себе, о чем бы ни шла речь. Но, очевидно, она была о себе слишком хорошего мнения.

Она влюбилась в Майка Хеннесси. И потеряет его в ту самую минуту, когда он узнает, кто она такая на самом деле. И что же теперь с этим делать?

В дверь позвонили. Мэдди посмотрела на часы, стоявшие на полке над телевизором. Половина девятого вечера. Майк на работе. Она не предполагала увидеть его раньше часа ночи.

Опустив кошку на пол, Мэдди пошла к двери. Снежок побежала следом, и ей пришлось взять котенка на руки, чтобы не наступить. Она посмотрела в дверной глазок. Что это значило? Похоже, Майк сбежал с работы. Он стоял на веранде, и на нем были джинсы и рубашка поло бара «Морт».

Распахнув дверь, Мэдди внимательно на него посмотрела. Первые тени наступавшей ночи бросали сероватые отблески на лицо Майка, отчего голубые глаза казались еще более яркими. А он… Он тоже смотрел на нее во все глаза, и в ее сердце безумная радость боролась с отчаянием.

– Мне нужно было тебя увидеть. – Майк шагнул через порог. Одной рукой обнял ее за талию и, наклонившись, поцеловал.

Поцелуй его был долгим и пьянящим, и Мэдди захотелось вцепиться в него и больше не отпускать.

Оторвавшись от губ, он заглянул ей в лицо.

– Я был на работе, разливал пиво и выслушивал все те же осточертевшие истории. Но все, о чем я только мог думать, – так это ты и та ночь, когда мы занимались сексом на барной стойке. Я не могу выбросить тебя из головы. Опусти кошку на пол, Мэдди.

Нагнувшись, она опустила котенка, и Майк закрыл дверь.

– Мне не хотелось там оставаться. Хотелось быть здесь.

Выпрямившись, она посмотрела в его лицо. Любви – такой, как сейчас – Мэдди не испытывала ни разу в жизни. Такой любви, как эта – когда желудок взлетает куда-то к горлу, а кожу покалывает от возбуждения. Когда хочется вечно держать руку любимого в своей, хочется прилепиться к его телу так, чтобы не различить, где она, а где он.

– Я рада, что ты снова здесь. – Однако пора было сказать ему, что она – Мэдди Джонс.

Он отвел с ее лица прядь волос и заправил за ухо.

– Я могу дышать только рядом с тобой, Мэдди.

Что ж, по крайней мере, хоть один из них мог дышать. Мэдди собиралась с духом; ей предстояло сказать, кто она такая, а потом потерять Майка навсегда… Она обвила руками его шею и поцеловала – в последний раз. В этот поцелуй она вложила сердце и душу; боль и радость – хотела без слов сказать, что чувствовала сейчас. Проводя ладонью по его щеке, она говорила себе: «И это тоже в последний раз…»

Внезапно Майк подхватил ее на руки, и из груди его вырвался хриплый стон. Страстно целуя Мэдди, он понес ее в спальню, а она, обвив его ногами, спрашивала себя: «Что же я скажу ему, что скажу через минуту?» Тут ноги ее соскользнули вниз, и Майк стянул с нее блузку. Ох, еще несколько минут! И она снова принялась целовать его так, что даже голова закружилась. А его пальцы скользили по телу – плечи, руки, спина, – пока на ней не осталось ничего, кроме лифчика, уже расстегнутого.

Оторвавшись от ее губ, Майк судорожно вздохнул. Он смотрел на нее будто из какого-то невообразимого далека, и было бесполезно его останавливать, когда он спускал бретельки лифчика, обнажая груди с темными сосками.

– Мы познакомились совсем недавно, – он легонько прошелся кончиками пальцев по ее груди, – но почему-то кажется, что я знаю тебя уже давно.

Мэдди молчала; она не знала, что сказать. Взяв в ладони лицо Майка, она снова прильнула губами к его губам – поцеловала жадно и страстно, крепко прижимаясь к нему. Когда их губы разомкнулись, он принялся покрывать поцелуями ее шею и плечи, а рука скользнула меж ее ног.

Мэдди же будто таяла изнутри, наслаждаясь интимным прикосновением того единственного мужчины, которого полюбила. Раньше она не знала, есть ли разница между сексом и любовью. Теперь ей стало понятно, что любовь в отличие от секса брала свое начало в сердце.

Мэдди не знала, что случится потом, когда Майк узнает, кто она такая на самом деле. Но сейчас ей не хотелось об этом думать – хотелось совсем другого. Глядя Майку в глаза, она сорвала с него рубашку и бросила на пол. Взгляд любимого был полон страсти.

Когда он прохрипел:

– И почему я думал, что когда-нибудь смогу тобой пресытиться? – Мэдди занялась пуговицами на его джинсах, а потом сунула руку за ремень.

– И мне всегда будет мало, Майк. Что бы ни случилось, я всегда буду тебя хотеть. – Закрыв глаза, она поцеловала его в шею. – Да, всегда, – добавила она шепотом.

Майк шумно выдохнул, когда ее рука скользнула по его возбужденному стволу. А Мэдди все шептала: