– Иди домой.

– Мяу!..

– Я терпеть не могу кошек.

Кошки – отвратительные создания. Дерут в клочья одежду, царапают мебель своими когтями и спят целый день.

– Мяу!..

– Нет-нет, забудь. – Повернувшись, Мэдди пошла через весь дом в спальню. На полу кучей возвышались простыни, наволочки и пододеяльник. Она отнесла все это в прачечную, примыкавшую к кухне. Следовало поскорее уничтожить все следы пребывания Майка в ее доме. Никаких вмятин на подушке. Никаких оберток от презервативов на ночном столике. Майк – все равно что чизкейк, и она не допустит возле себя ничего такого, что будет напоминать о том, как она любит чизкейк и как ей его не хватает. Особенно если он такой вкусный. Прошедшей ночью она чуть не объелась до беспамятства.

Мэдди затолкала простыни и наволочки в стиральную машину, засыпала порошок и запустила стирку. Когда она закрывала крышку, зазвонил дверной звонок, и в животе у нее что-то тяжко оборвалось – и радостно воспарило одновременно. Только один человек мог позвонить в ее дверь.

Направляясь к входной двери, Мэдди пыталась игнорировать странное ощущение в груди. Она оглядела свою зеленую «найковскую» футболку и черные шорты. Футболка и шорты были старыми и удобными, но никак не внушали сексуальный интерес. Впрочем, как и вчерашние толстовка и домашние брюки. Но Майку, кажется, было все равно.

Она поглядела в дверной глазок. Майка за дверью не было. Зато на веранде стояла его сестра в темных солнечных очках, и Мэдди удивилась: откуда Мэг было известно, где она живет? Наверное, от Трэвиса. Интересно, что могло понадобиться Мэг в воскресный день? Ответ был очевиден: она хотела поговорить с ней о книге. Однако внешне Мэг настолько походила на свою мать, что напрашивался и другой ответ: она пришла ссориться. «Не достать ли «Тазер»?» – подумала Мэдди. Но не бить же бедняжку разрядом в пятьдесят тысяч вольт, если она пришла просто поговорить о том, что случилось двадцать девять лет назад? Это было бы невежливо. И глупо к тому же…

Еще немного помедлив, Мэдди открыла дверь.

– Привет, Маделин. Надеюсь, я не отвлекаю вас от дела, – начала Мэг. – Я только что высадила Пита у соседнего дома и подумала, что могла бы поговорить с вами минуту-другую.

– Аллегрецца так быстро вернулись?

– Да, они приехали домой сегодня утром.

Легкий ветерок играл кончиками темных прядей Мэг, и она вовсе не казалась взволнованной. Мэдди сделала шаг назад и сказала:

– Заходите, пожалуйста.

– Спасибо.

Мэг вошла, подняв солнечные очки на макушку. На ней была юбка хаки и черная блуза с короткими рукавами. И она так походила на свою мать, что это даже пугало. Но Мэдди решила, что будет несправедливо судить о Мэг по поведению ее матери. То же самое относилось и к самой Мэдди.

– Чем могу помочь? – спросила она, проводив Мэг в гостиную.

– Мой брат был здесь ночью?

Мэдди замерла на мгновение. А она-то все думала: что же привело Мэг в ее дом? Но ей не пришло в голову, что гостья намерена говорить о той оргии, что они с Майком здесь устроили. Наверное, стоило все-таки прихватить с собой «Тазер».

– Да, был.

Мэг вздохнула:

– Я говорила ему, чтобы он сюда не приходил. Я взрослая женщина и сама могу себя защитить. Он боялся, что я расстроюсь, если начну говорить с вами о наших родителях.

Мэдди с облегчением улыбнулась.

– Пожалуйста, садитесь, – сказала она, указывая на кушетку. – Может быть, выпьете чего-нибудь? Но боюсь, у меня есть только диетическая кола и вода.

– Нет, спасибо. – Мэг села, и Мэдди взяла себе стул. – Сожалею, что Майк счел себя обязанным прийти к вам и приказать, чтобы вы со мной не говорили.

Мэдди пожала плечами:

– Но я, как и вы, тоже взрослая женщина. И я не подчиняюсь приказам вашего брата. – Разве что в ароматной ванне; он тогда взглянул на нее неотразимым взглядом голубых глаз и велел: «Иди сюда и сядь мне на колени».

Мэг положила сумочку на журнальный столик.

– Майк не злой. Просто он хочет меня защитить. В детстве он воспринимал все это очень болезненно и не хотел говорить о наших родителях. И я уверена: если бы вы познакомились с ним при других обстоятельствах, он бы вам понравился.

Он нравился ей куда сильнее, чем было уместно в данных обстоятельствах. Страшно было даже подумать о том, как бы ей понравилось сидеть у него на коленях, не будь он Хеннесси.

– Не сомневаюсь, что вы правы.

Мэг нахмурилась и проговорила:

– В городе ходят слухи, будто по вашей книге будут снимать фильм.

– Правда?

– Да. Вчера ко мне на работу пришла Карлин и сказала, что мою мать будет играть Анджелина Джоли, а отца – Колин Фаррелл.

Колин Фаррелл? Что ж, в этом есть хоть какой-то смысл. Но Анджелина Джоли?..

– Я не давала согласия на экранизацию. – Черт, она даже не сообщила своему агенту, что пишет эту книгу. – Поэтому можете всем говорить, что никакие киношники в ближайшее время сюда не заявятся.

– Это хорошо, – кивнула Мэг и посмотрела на стеклянную дверь. – Ваш котик просится домой.

– Он не мой. Наверное, бездомный. – Мэдди покачала головой и откинулась на спинку стула. – Вам не нужен котенок?

– Нет. Я не очень люблю животных в доме. Правда, я обещала сыну, что куплю собаку, если он будет целый месяц хорошо себя вести. – Мэг коротко рассмеялась. – Не думаю, что в ближайшем будущем мне придется выполнить обещание.

Когда Мэг смеялась, в ней проступало сходство с Майком.

– Я тоже не любитель живности, – призналась Мэдди и подумала: «Неужели Мэг так и будет болтать о животных, вместо того чтобы поговорить о ее родителях?» – От них слишком много беспокойства.

– Ох, дело не в этом. Я не завожу животных потому, что они умирают.

По мнению Мэдди, это было единственное, что могло нравиться в кошках.

– Когда мы с Майком были детьми, у нас был пудель по кличке Принцесса. В основном это была собачка Майка.

У Майка был пудель? Да еще по кличке Принцесса?

– Это он ее так назвал?

– Да. И она умерла, когда ему было тринадцать. Лишь однажды я видела, что он плакал, – когда хоронил эту собаку. А ведь даже на похоронах родителей держался как мужчина. – Мэг покачала головой. – Я видела смерть слишком многих людей… Не хочу привязываться к животному, которое потом умрет у меня на руках. Многие этого не поймут. Но я чувствую именно так.

– Я вас понимаю.

Мэдди действительно ее понимала. По крайней мере, сейчас.

– Наверное, вы удивлены, что я заехала к вам вместо того, чтобы дождаться, когда вы сами со мной свяжетесь.

– Полагаю, вы очень хотите поговорить о своих родителях и о том, что случилось в тот августовский вечер, – заметила Мэдди.

Мэг кивнула и заправила за уши пряди волос.

– Не знаю, почему вы хотите писать о том, что тогда случилось, но вам виднее. Поэтому думаю, что вам лучше услышать все от членов нашей семьи. Но Майк с вами говорить не будет. Остаюсь я.

– Не возражаете, если я запишу нашу беседу на диктофон?

Мэг долго не отвечала, и Мэдди уже решила, что получит отказ. Но тут гостья наконец ответила:

– Думаю, что это возможно. Но если я вдруг почувствую себя неловко…

– Да-да, конечно, – перебила она Мэг, затем встала и подошла к письменному столу. Вставила чистую кассету в крошечный диктофон, затем взяла блокнот и ручку. – Не нужно рассказывать то, чего вам не захочется, – добавила она, хотя ее работа как раз в том и состояла, чтобы заставить собеседников выговориться до конца.

Держа диктофон прямо перед собой, Мэдди назвала имя Мэг и дату, затем поставила аппарат на край журнального столика. Взглянув на диктофон, Мэг спросила:

– С чего мне начать?

– Почему бы не начать с того, что вы помните о своих родителях? – Мэдди поудобнее устроилась на своем стуле, сложив руки на коленях. – Расскажите для начала то, что вы помните о хороших временах. – После того как Мэг закончит вспоминать хорошее, они перейдут к плохому.

– Уверена, вы слышали о том, что мои родители ссорились.

– Да, конечно.

– Они не все время ссорились. Только тогда… – Мэг помолчала, разглядывая свою юбку. – Моя бабушка часто говорила, что они были страстными натурами. Что они любили и ссорились с большей страстью, чем обыкновенные люди.

– Вы в это верите?

Мэг тяжело вздохнула и пробормотала:

– Я знаю только одно: мой отец был… сама жизнь. Он всегда был счастлив. Всегда напевал какую-нибудь песенку, и все его любили, потому что он мог очаровать кого угодно. – Мэг подняла голову, и ее зеленые глаза посмотрели прямо в глаза Мэдди. – А мама почти всегда находилась дома, со мной и с Майком.

– Ваша мама была счастлива?

– Она… Иногда она грустила. Но это не значит, что она была плохой матерью! – воскликнула Мэг и стала рассказывать о чудесных пикниках и днях рождения. Она говорила о семейных праздниках и о том, как Роуз читала детям сказки на ночь – не семья, а огромная открытка от «Холлмарк», картинка абсолютного счастья.

Мэдди молча выслушивала прянично-конфетные истории уже минут тридцать. Наконец, не выдержав, спросила:

– Что происходило, когда ваша мама грустила?

Мэг выпрямилась и скрестила руки на груди.

– Ну, не секрет, что бывали и срывы. Не сомневаюсь, шериф Поттер доложил вам о том случае, когда мама сожгла папину одежду.

– Гм… – На самом деле об этом шериф даже не заикался.

– Мама следила за костром. Не хотела, чтобы соседи вызвали пожарную бригаду.

– Соседи наверняка волновались, потому что кругом лес. Ведь хватило бы искры, чтобы все кругом загорелось.

Мэг пожала плечами:

– Дело было в мае. Вряд ли загорелось бы. Сезон пожаров приходит гораздо позже.

Что, разумеется, не означало, что огонь не причинил бы ущерба. Но Мэдди решила, что спорить бессмысленно. К тому же пора было переходить к главному.

– Что вы помните о том вечере, когда погибли ваши родители?