Смуглая рука обхватила упругое полушарие, и Джина чуть-чуть выгнула спину.

— Проклятие, ты сводишь меня с ума…

«Видимо, это какая-то непроизвольная реакция», — подумала она, услышав собственный крик. Теперь он держал обе груди, попеременно лаская соски, и она снова… снова кричала до тех пор, пока он не зажал ей ладонью рот. Она укусила ее.

Кэм наконец выпрямился, тяжело дыша. Она последовала его примеру, но только затем, чтобы встать перед ним на колени.

— У мужчин тоже есть соски, правда?

Но он, видимо, пытался справиться с дыханием, поэтому она бесцеремонно задрала ему рубашку. У него были соски, красивые, плоские, как две монеты, лежавшие на мускулистой груди. Она изучающе обвела пальцем один из них, и по его телу пробежала дрожь, словно она тронула поверхность озера.

— Если я поцелую тебя здесь, ты будешь стонать?

— Никогда, — ответил Кэм, глядя в потолок.

Она догадалась, что он постарается игнорировать ее, пока не обретет контроль над своим дыханием, и продолжила эксперименты. К ее разочарованию, Кэм действительно не издал ни звука, но его рука скользнула под разорванные кружева и гладила ее обнаженное плечо.

Когда Джина привстала, чтобы глотнуть воздуха, он тут же оттолкнул ее.

— Черт возьми, Джина!

— Герцог ругается! — передразнила она. — Призвать войска! Собрать милиционную армию!

— Успокойся.

Джина с озорным блеском в глазах снова наклонилась, обхватила ладонями его лицо и запечатлела на его губах демонстративный поцелуй.

— Разве жена не имеет права целовать собственного мужа?

— Все, пора заканчивать эту бессмыслицу, — деревянным голосом сказал он, чувствуя приближение головной боли. — Еще немного, и твой маркиз окажется обманутым.

— Себастьян мог бы оказаться обманутым, если бы я потеряла девственность, — ответила Джина. — Но до этого еще далеко.

— Ты уверена? — процедил Кэм.

Белые руки обняли его за шею. Да, если он сейчас же не уберется из этой комнаты, то сделает Джину своей. Тут нет проблем. За исключением того, что у нее есть высокопарный маркиз.

— Спасибо, Кэм. Это было… очень приятно. Кэм отвел ее руки.

— Я согласен. Очень приятно.

Он быстро отошел, но, когда встретил ее взгляд, у него пропало желание шутить. Джина смеялась.

— Ты не можешь представить, какое это удовольствие сознавать, что я, обыкновенная старая Эмброджина, почти довела мужчину до отчаяния.

— Я бы не стал называть это отчаянием.

— Так говорит Эсма.

— Ну, может, она и не слишком далека от истины, — неохотно признал Кэм.

Один вид полунагой Джины, сидящей на кровати, мог бы довести его до отчаяния. Вскочив, она грациозно накинула пеньюар и подошла к мужу, словно победоносная роковая женщина.

— По-моему, здесь нечему радоваться, — буркнул он.

— Я не предполагала, что способна довести мужчину…

— До отчаяния, — закончил Кэм.

Ее губы чуть заметно улыбались, но глаза были серьезными.

— Иногда я чувствую себя так, словно уже постарела, не побыв молодой.

— Старая? Тебе сколько? Двадцать два? — Двадцать три. Достаточно старая, чтобы в первый раз выходить замуж, Кэм.

— Большинство гречанок выходят замуж после двадцати.

— Не знаю, как в Греции, а у нас я слышала, как женщин моего возраста или чуть старше называют высохшими старыми девами. Я думала, может… — Она умолкла.

— Ты хочешь сказать, что чувствуешь себя высохшей? — с недоверием спросил Кэм.

— Нет… просто… — Она долго затягивала пеньюар и наконец подняла голову. — Я замужем и поэтому слышу много разговоров о постельных делах.

— Могу себе представить. Женщины болтают о том, какое удовольствие они получают в постели.

Джина выглядела искренне удивленной.

— Наоборот, они чаще говорят о том, как удовольствие получают мужчины. Но я не… Совершенно ясно, что мужчинам нравятся очень молодые женщины. Ты сам это видишь. Супруги редко спят вместе, и у мужей есть любовницы. Притом не моего возраста, а значительно моложе.

— Эти мужчины не женаты на тебе. — Его руки скользнули по шелку ее волос к округлым плечам, коснулись груди, погладили восхитительный изгиб ягодиц. — Если бы мужчина был женат на тебе, он бы никогда не захотел никого другого. Ни моложе, ни старше.

— Ты не считаешь меня очень старой? — В ее глазах была неподдельная тревога.

— Очень старой для полового сношения? Ты в своем уме, Джина? Твой муж наверняка потащит тебя в постель, даже когда тебе будет восемьдесят пять и ты будешь еле двигаться.

Кэм рискнул взглянуть на ее тело и обнаружил, что пеньюар, несмотря на ее усилия затянуть его, опять распахнулся. Его грубый палец скользнул по розовому соску, и она издала звук, похожий на стон. Он повторил. И она снова вскрикнула:

— Джина, если я прикоснусь вот здесь? Тебе нравится? — Она молчала. — Тебе нравится?

— Очень приятно, — чуть слышно прошептала она.

Кэм положил руку ей на спину, она покраснела и смутилась. Тогда он без предупреждения втянул в рот один из ее восхитительных сосков. В конце концов, они ведь просто сидели и целовались.

Джина вскрикнула, ноги у нее подогнулись, и Кэм едва удержал ее в объятиях.

— Ты крикунья, — удовлетворенно сказал он. — Фактически, и я говорю это со всей уверенностью, ты одна из самых чувственных женщин, которых я когда-либо имел счастье целовать.

«Если не самая чувственная», — молча признал он.

Джина смотрела на мужа: в зеленых глазах желание и замешательство. Он улыбнулся и решил еще больше смутить ее.

— Значит, высохшая? — Левой рукой Кэм обнимал ее за талию, а правая скользила вниз и неожиданно легла на приятнейший из холмиков. Даже сквозь шелк он чувствовал жар. — Если бы твоя ответная реакция стала более явной, — хрипло сказал он, — мужчина вообще бы не покидал твою спальню.

Кэм уже не мог остановиться. Толкнув ее на кровать, он почти до конца разорвал ей платье и снова начал целовать, а его рука спускалась все ниже… ниже. Джина закрыла глаза и, тяжело дыша, вцепилась пальцами ему в плечи.

Наконец он владел той частью ее тела, которой так жаждал, которая была сейчас влажной, скользкой, пульсирующей. Когда он выпустил изо рта сосок, она сделала попытку отодвинуться, бормоча «нет» и другие глупости, но герцога это не интересовало. Он видел только великолепное тело, распростертое перед ним, и вожделенный треугольник волос.

Целовать ее там… Он поднял голову, и Джина тут же схватила его за руку, хрипло пробормотав:

— Кэм! Ты должен остановиться…

— Молчи, — отстранение прошептал он. — Молчи.

Его губы двигались по ее груди, придавая форму, облекая эту грудь в нечто более прекрасное, чем обыкновенный мрамор. Ее глаза затуманились, стали дымчато-зелеными. Он позволил своей руке действовать в ритме, который знал так же хорошо, как собственное имя.

— О, Кэм! — бормотала Джина, подчиняясь воле искусных пальцев.

Он жаждал лечь на нее и сделать то, что должно быть сделано. «Моя жена. Она моя». Возьми ее, требовали чресла. Возьми ее, убеждало сердце. И лишь назойливый голос в голове твердил: «Она не хочет тебя, она хочет вздорного маркиза».

Но Кэм пренебрег неуместными предупреждениями. Несведущая… и все же сведущая Джина выгнулась под его пальцами. Всхлипывающая, прижимающаяся к нему, молящая:

— Пожалуйста, Кэм… пожалуйста… пожалуйста.

«Это заставит ее выйти за тебя замуж», — не унимался голос, очищенный от ненависти его отца и его собственной ненависти к принудительному браку. Он немного охладил его, позволил обрести контроль и преодолеть искушение.

Не останавливаясь, Кэм продолжал целовать жену, затем провел большим пальцем по соску… и Джина содрогнулась в последней истоме.

Он стиснул зубы, подавляя желание войти в нее, заполнить пустоту собой, теплом, пульсацией.

Но голос разума победил.

Джина хотела открыть глаза и не смогла. Во всем теле была приятная теплота, а в ногах приятная тяжесть.

— Я должен уйти. Нам не следовало этого делать, — глухо сказал герцог, и Джина наконец открыла глаза.

Конечно, им не следовало этого делать. Она же обручена с кем-то еще, а это Кэм, друг детства. Она попыталась овладеть собой, но ее продолжала нести безвольная волна удовлетворения.

— Я больше не зайду в твою комнату, — говорил Кэм. — Так что подобный… инцидент больше не повторится. В общем, я…

— Не извиняйся.

Кэм выглядел удивленным.

— Я и не думал об этом. А должен был?

— Мужчины извиняются после единственного поцелуя, — улыбнулась Джина. — А ты…

— О, мы ведь женаты, — ухмыльнулся он.

— В настоящий момент.

— Достаточно и момента. К тому же ничего особенного мы не делали. Поцеловались, только и всего.

Только поцеловались? Ноги у Джины дрожали, дыхание еще не пришло в норму, а он называл это поцелуем?

— Я должен поскорее убраться отсюда, — сказал Кэм, заправляя рубашку в панталоны. — Будет чертовски затруднительно для нашего развода, если меня увидят в твоей комнате.

Джина окончательно пришла в себя. Ей хватило секунды, чтобы осознать правду: для него они уже разведены, оставаться женатым не входило в его планы.

Через минуту Кэм выглядел так же, как перед своим приходом, и она почувствовала раздражение. Как он смеет выглядеть, будто ничего не произошло?

— Но я должна еще поблагодарить тебя, — сказала она, когда герцог направился к двери. — Ты очень меня успокоил. — Он мгновенно принял нахально-самодовольный вид. — Я счастлива, что имела возможность изучить эту проблему с тобой, а не с Себастьяном, и теперь пойду в его постель со вновь обретенным чувством уверенности.

Кэм застыл, глядя на нее, затем поклонился:

— Рад был тебе услужить…

Остаток ночи Джина провела в размышлениях, коря себя за то, что при расставании не смогла сказать что-нибудь поумнее. К рассвету она точно знала, что требовалось сказать, будь у нее хоть капля мозгов.