— Этого и не будет, — спокойно возразил Вальтер, — по крайней мере, я не буду ночевать в замке, так как сейчас отправляюсь в горы.

— Куда? — испуганно воскликнул Аткинс.

— В горы, а куда именно и зачем — служебная тайна.

— Может быть, вы думаете, что я желаю выпытать у вас вашу тайну? — быстро проговорил Аткинс. — Боже сохрани, она меня нисколько не интересует. Надеюсь, вы идете не один, а с конвоем?

— Нет, совершенно один!

Аткинс окинул его удивленным взором и вполголоса сказал:

— Позвольте заметить вам, мистер Фернов, что с вашей стороны крайне неосторожно говорить об этом так откровенно.

На губах Вальтера промелькнула улыбка.

— Я не был бы так откровенен ни с прислугой, ни с обывателями деревни, — ответил он, — а вас, мистер Аткинс, знаю слишком хорошо для того, чтобы заподозрить в предательстве; но если бы я даже мог бояться этого, то никто не пострадал бы от моей болтливости, так как никто все равно не может пройти через наш сторожевой пост.

— А вы что-нибудь сказали о своем сегодняшнем путешествии мистеру Алисону? — спросил Аткинс взволнованно.

— Только то, что и вам, больше ничего.

Американец взглянул на Вальтера с чувством сострадания.

— Непонятная немецкая беспечность! — пробормотал он и, подойдя ближе к Фернову и положив ему руку на плечо, продолжал: — Послушайте моего совета, мистер Фернов; хотя мне очень тяжело подозревать своего соотечественника и хорошего знакомого, но я боюсь, что он может быть причиной большого несчастья. Не ходите сегодня ночью в горы, Алисон угрожал вам, и это может окончиться очень плохо. Не ходите! Неужели вас никто не в состоянии заменить? Пусть лучше пойдет кто-нибудь из ваших товарищей.

— Это невозможно.

— В таком случае возьмите с собою конвойных.

— И этого я не могу сделать, мистер Аткинс.

— Ну, тогда вы идете на верную гибель! — сердито воскликнул американец. — Я свое дело сделал — предупредил вас; вы не хотите слушать меня, в таком случае пеняйте на себя.

Вальтер сделал нетерпеливый жест рукою.

— Успокойтесь, мистер Аткинс, — ответил он, — ваши опасения совершенно неосновательны. Повторяю вам еще раз — никто не выйдет за пределы С., не зная пароля; как раз сегодня поставлен тройной караул.

Слова Фернова нимало не успокоили Аткинса.

— Вы не знаете, на что способен Генри, — возразил он. — Я убежден, что он задумал преступление. У него, в сущности, необузданная натура. Воспитание и условия жизни удерживали его в известных границах, но только поверхностно. Его было не очень трудно вывести из этих границ, и раз так случилось, то для него нет моральных запретов. В таком состоянии, в каком Генри находится сейчас, он способен на все.

— Но, конечно, не на убийство! — спокойно заметил Вальтер.

— У вас, немцев, понятия о чести выше всех человеческих страстей, — со своим обычным сарказмом проговорил Аткинс, — но вы забываете, что Генри — не немец, а американец. Вы уклонились от единственного законного пути для удовлетворения его злобы, и теперь он вряд ли станет разбирать, что честно и что нечестно. Ему нужно избавиться от вас, и он ни перед чем не остановится, чтобы достигнуть своей цели. Примите меры предосторожности, мистер Фернов, ибо я не поручусь за Генри.

— Я лучшего мнения о мистере Алисоне, чем вы, — возразил Вальтер, тихо покачивая головой. — Он может ненавидеть меня до глубины души, но я верю, что он не способен на то, на что вы намекаете. Скажите ему, — грустно прибавил молодой офицер, — что ему не нужно убивать меня, его желание и без того исполнится. А теперь мне пора идти. Прощайте, мистер Аткинс, и передайте от меня поклон мисс Форест!

Вальтер быстро вышел из гостиной.

Когда Аткинс встретил Генри на лестнице, тот шел не к себе. На все расспросы своего соотечественника он отвечал так уклончиво и лаконично, что у Аткинса зародилось подозрение, и он поторопился предупредить Фернова. Алисон между тем отправился к смотрителю замка, дорогу к которому указал ему один из солдат. Смотритель был пожилой человек, с умным лицом и блестящими темными глазами. Когда Генри вошел к нему, смотритель сидел у стола и при свете лампы просматривал какие-то книги. Он мрачно посмотрел на дверь, ожидая увидеть кого-нибудь из ненавистных немцев, но, заметив иностранца, сразу сделался любезнее. Ему уже было известно, что приезжие — американцы, которых задержали в деревне и не пропустили в горы. Хотя американцы и были в данный момент гостями немцев, но уже одно то, что они не принадлежали к этой ненавистной французам нации, располагало к ним старика. Кроме того, смотритель видел, как сдержан был Алисон с немецкими офицерами, и это также послужило на пользу Генри.

— Чем могу служить вам? — спросил он Генри, приподнимаясь со своего места.

Алисон предусмотрительно запер дверь и подозрительно осмотрел комнату. Если бы Вальтер мог видеть в эту минуту выражение лица Генри, он, вероятно, обратил бы больше внимания на предостережение Аткинса.

— Мне нужно переговорить с вами об очень важном деле, — сказал Алисон. — Нас здесь никто не может подслушать?

Француз насторожился.

— Будьте покойны, — ответил он, — как видите, в комнате лишь одна дверь.

Генри подошел ближе к столу и, понизив голос до шепота, быстро проговорил:

— Вы, вероятно, знаете, что немцы насильно задержали нас. Мои товарищи покорились и ночуют в замке, а мне необходимо сегодня же ночью отправиться дальше.

— Это невозможно, — с холодной вежливостью заметил смотритель, — пруссаки охраняют все дороги, и без их разрешения никто не может пройти в горы.

— А вы не могли бы указать мне какой-нибудь путь, который неизвестен страже? — прошептал Алисон, испытующе глядя в лицо старика. — Дело в том, что нужно предупредить об одном важном обстоятельстве французов, засевших в горах.

Старик робко, искоса посмотрел на молодого иностранца.

— Я говорю вам, что немцы тщательно охраняют все входы и выходы.

— Ну, в горах всегда имеются окольные пути, которые совершенно неизвестны неприятелю, но о которых прекрасно знают местные жители. Еще сегодня офицеры говорили, что, несмотря на тщательную охрану, между обитателями деревни и горными жителями существует постоянная связь.

— Возможно, но я об этом ничего не знаю, — решительно заявил старик.

Не говоря ни слова, Алисон достал из кармана бумажник и вынул из него кредитный билет. По-видимому, старик знал, какую высокую ценность представляет эта бумага, потому что удивленно взглянул на американца.

— Это — плата за указание дороги! — сказал Алисон.

— Меня нельзя подкупить! — после короткого колебания твердо сказал француз.

Генри, спокойно положив билет на стол, продолжал убеждать смотрителя:

— Я знаю, что, если бы немцы дали вам сумму в десять раз большую, чем эта, вы отказались бы от нее. И я вас вполне понимаю: это было бы изменой с вашей стороны. Но в данном случае совсем другое дело, я вам объясню. Я не имею ничего общего с немцами, я сам — иностранец и тоже не люблю этой нации. Если бы ваши неприятели считали меня своим, они дали бы мне разрешение пройти через их сторожевой пост. Тот факт, что я обращаюсь к вам за помощью, служит лучшим доказательством, что немцы боятся пропустить меня из страха, чтобы я не выдал их французам. Как видите, здесь не может быть никакой речи об измене; поэтому вы должны указать мне дорогу.

Аргумент американца и его решительность возымели свое действие. Старик уже готов был уступить, но из предосторожности соглашался не сразу.

— Вы хотите идти один? — спросил он.

— Конечно.

— И как раз сегодня ночью? Может быть, вам известно также и то, что вас там ожидает?

— Несомненно, — ответил Генри, решив, что для него будет выгоднее сделать вид, что он посвящен в намерения французов.

Его хитрость достигла цели. Генри удалось возбудить в старике ненависть к немцам, и, для того чтобы насолить им, смотритель рад был услужить американцу. Старик знал лучше, чем кто бы то ни было, что происходит в горах, и тот факт, что этот иностранец желал тайком от немцев пробраться в их неприятельский стан, заставил его предположить, что в лице Алисона он видит союзника.

— Да, я знаю потайной ход, — наконец сказал старик, еще более понижая голос, — он ведет через горы в Л. Немцы не знают этой дороги, но если бы они даже случайно нашли ее, то увидели бы, что она совершенно исчезает при спуске в лощину. Однако это только так кажется. Тропинка снова появляется по ту сторону леса, соединяющегося с нашим парком, но она так узка и скрыта кустарником, что ее трудно заметить. Мы пользуемся этим потайным ходом для связи с нашими войсками.

Глаза Генри сверкнули торжествующим огоньком.

— Хорошо! А как же мне найти эту тропинку? — спросил он.

— Идите по главной аллее парка — там стражи нет, она расположена дальше, — пока не дойдете до статуи Флоры; возле нее будет грот. На первый взгляд кажется, что он упирается в скалу, но, в сущности, там есть узкий проход в лес. Когда вы будете в лесу, то идите по маленькой тропинке, находящейся среди густого кустарника; там заблудиться нельзя, так как тропинка одна. Через десять минут вы достигнете ущелья, из него есть поворот влево к большой горной дороге, где стоит единственная ель. Там вы уже будете вне сторожевого поста, и вас никто не заметит.

С напряженным вниманием Генри следил за указаниями старика, запоминая каждое его слово. Он вздохнул с облегчением и, взяв со стола банковский билет, вручил его смотрителю.

— Благодарю вас за сведения. Возьмите деньги.

Старик колебался.

— Я сделал это не из-за денег, — пробормотал он.

— Я знаю, что вами руководила лишь ненависть к врагу; будьте покойны, я сегодня окажу немцам большую услугу, — со злой иронией прибавил Алисон. — Во всяком случае, то, что вы сообщили мне, для меня дороже этой бумажки. Можете взять ее со спокойной совестью.