Рейф удержал ее.

Харланд вырвал шест из рук юного прохвоста и, разломив его надвое о колено, вернул хныкающему обидчику его судно.

– Думаю, Харланд справится без нас, – заверил ее Рейф.

Фанни опустила голову Рейфу на плечо и принялась играть пуговицами его жилета. Рейф почувствовал, что возбуждается. Он уже предвкушал вечер наедине с Фанни, за закрытыми дверями спальни. Гарри будет мирно спать, в квартиру никто не войдет. Только он и Фанни в кружевном неглиже персикового цвета.

Понимая, что им все равно скоро придется возвращаться в Эдинбург, Рейф все же надеялся, что они побудут с Фанни вдвоем еще несколько дней до того, как отправятся на север. Фанни горячо любила холмы и долины Локри, да и, наверное, соскучилась по родственникам и друзьям. Однако он слишком долго жил в разлуке с ней и ни с кем не хотел ее делить, по крайней мере, несколько дней.

– Я чуть не забыл, – сказал Рейф, резко выпрямившись. Из кармана сюртука он вытащил листок. – Вот телеграмма, пересланная тебе из Скотленд-Ярда.

Фанни, по-прежнему тесно прижимаясь к нему, развернула послание.

– Сообщение от Клер. Она вернулась в Эдинбург. – Фанни пробежала глазами сообщение. – Похоже, печальная новость о смерти папы застала ее в Брюсселе.

– С чего ей вдруг вздумалось переписываться с тобой через Скотленд-Ярд? – не скрывая сарказма, поинтересовался Рейф.

– Я ее сама попросила. – Фанни ткнула его в бок локтем. – Когда мы находились в бегах, ты рассказал мне о письме, которое Клер написала из Италии. То самое, которое стало для тебя, так сказать, ударом ниже пояса.

– Да, Фанни, я хорошо это помню.

– То, что ты рассказал, показалось мне странным. Особенно в части флирта с герцогом Графтоном, – сказала Фанни и непроизвольно выпрямилась, расправив плечи.

– Да, я помню твою реакцию. Ему было в то время лет четырнадцать, верно?

Насупив брови, Фанни прикусила губу.

– Теперь я понимаю, что мы вели себя совсем по-детски – глупо и наивно. Это была дурацкая шутка, но ничего жестокого мы не замышляли. Судя по тому, что ты мне рассказал, тон письма был совсем не таким шутливым, каким задумывался. И никаких намеков на то, что герцог Графтон сделал мне предложение, разумеется, не подразумевалось.

Рейф как-то сразу сник и, покачав головой, сказал:

– Мне надо было продать часы и прыгнуть на первый же отплывавший в Италию корабль, или, на худой конец, написать тебе письмо, заклиная расторгнуть помолвку с этим Графтоном. Я должен был хотя бы в письме признаться тебе в любви.

– Я знаю, что ты меня любил, – наклонившись к нему, сказала Фанни. – В Неттлбеде мне понадобилась почтовая бумага, которую я нашла в твоем столе. Кроме почтовой бумаги в ящике твоего стола было еще кое-что. Одним словом, теперь я знаю, что ты способен писать любовные письма пачками. – Щеки ее вспыхнули от смущения.

– Ты была в моем кабинете?

Фанни виновато улыбнулась.

– Понятно. – Губы его дрогнули, а сердце едва не выпорхнуло из груди. – Неужели у тебя нашлось время прочесть все мои письма?

– Только одно, что было сверху. – Взгляд Фанни наполнил его радостью. – Оно было чудное, Рейф.

Рейф смотрел ей в лицо, взгляд его был беспокойным, ищущим.

– Я так виноват перед тобой, Фанни. И больше всего я виноват за все те годы, что мы оба потеряли.

Любовь щедрым потоком лилась из ее глаз. Не страсть горела в этом взгляде, хотя страсти в них обоих было хоть отбавляй, а глубокая привязанность. Фанни понимала его лучше, чем кто-либо на этой земле, и Рейф лучше кого бы то ни было знал ее храброе сердце и добрую душу. Это знание лежало под спудом долгих пять лет, но оно не пропало, не улетучилось. И теперь вдвоем молча дали друг другу клятву всегда помнить о том, что они самой судьбой предназначены друг другу.

Облегченно вздохнув, Фанни повела плечами.

– Глупо проливать слезы над разлитым молоком, – философски заметила Фанни. – Куда мудрее приготовить кашу заново. Тем более что молока – то есть взаимных чувств – у нас в избытке. И я предлагаю приступить к варке как можно скорее.

Рейф привлек Фанни к себе.

– С нетерпением жду того момента, когда мы начнем наверстывать упущенное, – с чувством сказал он.

– И еще хотелось бы получить ответы на кое-какие вопросы, – с недоброй усмешкой сказала Фанни. – Я намерена поговорить с Клер по душам и во всем разобраться, как только мы приедем в Эдинбург.

– А я расспрошу кое о чем Найджела. Я всегда подозревал, что он любит ловить рыбку в мутной воде. – Рейф устремил взгляд вдаль. – Посмотрим, как состыкуются их версии.

– В том, что вина лежит на одном из них, сомнений нет, – возмущенно сказала Фанни. – Странно, что ты до сих пор не расквасил Найджелу нос. Я знаю, ты это умеешь.

Рейф засмеялся, согрев своим дыханием ее висок.

– Во-первых, в моей жизни и так хватает насилия – каждый день с избытком. Во-вторых, если дело дойдет до кулаков, боюсь, от Найджела мокрого места не останется – а я слабых бить не люблю. И в-третьих… В итоге я оказался в выигрыше.

Фанни склонила голову и приоткрыла губы.

– Он тебя не одолел.

Заботливо укрытый тополиной листвой от чужих глаз, Рейф целовал ее долго и страстно.


Откинув одеяло, Фанни уложила сонного ребенка в кровать.

– У Гарри был довольно насыщенный день. Поход в «Хэрродс», долгая прогулка в Гайд-парке, да еще и участие в регате на пруду, – говорила Фанни, окидывая взглядом высокого статного красавца, молча наблюдавшего сцену в детской.

Рейф успел снять шейный платок и расстегнуть жилет и рубашку. Чувство единения с этим мужчиной в эту минуту было, как никогда, сильным. Таким Фанни и представляла себе их будущее. Дети уже уложены, и им остается лишь уединиться в их с Рейфом общей спальне. Мирная картина, и такая чувственная.

Рейф стоял, прислонившись к дверному косяку, слегка согнув ногу в колене.

– А как насчет тебя, дорогая? Надеюсь, ты не слишком устала.

– Что ты задумал? – спросила, подойдя к нему, Фанни. – Зажигательные пляски или игру в жмурки? – Она игриво просунула пальчик в распахнутый ворот его рубашки.

– Ты сказала «зажигательные»? – Обняв ее одной рукой, он привлек Фанни к себе.

Взгляд ее задержался на его чувственных губах.

– Поцелуй меня, – тихо попросила она.

Рейф запрокинул ее руки к себе за шею.

– С удовольствием, – сказал он и стал целовать ее сначала нежно, потом все более страстно. Возбудившись не меньше, чем он, Фанни все теснее прижималась к нему. Языки их сплелись в чувственном танце, ноги едва держали ее.

Пальцы не слушались ее, когда она расстегивала его рубашку, стремясь как можно быстрее получить доступ к его сильному жаркому телу, хранившему отметины их недавнего опасного приключения: синяки, ссадины, шрамы.

– Только взгляни на себя: тут все цвета радуги.

Зеленые глаза Рейфа зажглись озорством.

– Я твой пленник, – прошептал он, – и посему вынужден обратиться к Женевской конвенции об обращении с военнопленными, – прошептал он, обжигая дыханием ее щеку. – В соответствии с третьей статьей при обращении с ранеными особое внимание следует уделять конечностям и прочим выступающим частям тела…

Фанни, подавив смешок, игриво покрутила пуговицу на его рубашке.

– Ну, нет. Эта вариация салонной игры называется «Лейтенант Сорвиголова командует парадом». Я – командир, а ты – мой солдат.

Рейф поцеловал ее в висок.

– В таком случае приказывай. Я готов к самой яростной схватке в твоей постели.

Бросив на него лукавый взгляд, Фанни, взяв Рейфа за руку, повела его по коридору к себе в комнату. Там она сорвала с него рубашку, толкнула на кровать и, упав на него сверху, принялась ласкать его грудь. Кожа его пахла мылом и… Рейфом. И этот запах ей нравился больше всего на свете. Он кружил ей голову, заражал желанием. Фанни ласкала губами его соски, игриво потягивая зубами пружинистые волоски, покрывавшие грудь. Рейф застонал, как может стонать мужчина, потерявший голову от желания.

Развязав тесемку кальсон, Рейф опрокинулся на кровать, закинув руки за голову. У Фанни перехватило дыхание при виде его вздувшихся бицепсов. Взгляд ее медленно заскользил вниз по припорошенной волосом груди к пупку, по плоскому животу, по мускулистым бедрам. Отдыхающий Адонис, размахивающий своим разъяренным клинком.

Зеленые глаза Рейфа потемнели от желания.

– Я думаю, тебе нравится то, что ты видишь, – хрипло проговорил он.

Фанни не узнала собственного осипшего голоса, когда прошептала в ответ:

– Очень нравится.

– Фанни, повернись ко мне спиной, пока я в клочья не порвал твое хорошенькое платье и белье заодно.

Он принялся возиться с крючками. По телу ее побежали мурашки от нетерпения.

Господи, как же медленно он это делал!

– Я бы пристрелил того, кто придумал эти крючки и петли, – хрипло проворчал Рейф. Оттолкнув его руки, Фанни быстро разделась, сняв с себя все, за исключением чулок.

Он поцеловал ее в обнаженное плечо и уложил на прохладное покрывало.

– Позволь мне самому их снять, – сказал Рейф. В полумраке комнаты черты его лица различались с трудом, но Фанни видела, что он улыбается. Ее бросало в дрожь при одной мысли об его прикосновениях. Один за другим он осторожно скатал с ее ног шелковые чулки. Пальцы его нежно скользили вдоль бедер с внутренней стороны, но он избегал прикасаться к ней там, где она уже сделалась влажной. Он дразнил ее. В нетерпении Фанни приподняла бедра и застонала.