С появлением Ники ситуация обострилась: противоречия выявились, можно сказать, в полный рост. Да, он признавал это, но… сформулировать мысль о том, что отношения с супругой исчерпали себя, сил не хватало. Не хватало даже не сил. Смелости. Потому что если это признать, то надо что-то менять. А менять – это нужно столько в себе перелопатить, столько преодолеть, такую гигантскую работу по перестройке самого себя, своей жизни, своего образа мысли и действия произвести, что лучше и не заводиться. Лучше в мнимом комфорте пребывать, иногда позволяя раздражению вырваться на волю…

Так и жил. Да, собственно, и продолжает жить… Только раньше любовь у него была, отдушина, радость… А сейчас судьба и этого его лишила. Раздражение и болото оставила, а любовь забрала. Только стоп! При чем тут судьба?! Как это сказала Ника? «Это твой выбор! И только твой! Человек – сам кузнец…» Пожалуй, что и не поспоришь…

И что ж получается? Он – весь такой из себя сильный, умный, волевой… Или, как это принято говорить, харизматичный! Он – решительный, успешный, яркий! А прозябает в болоте! У него, безусловно, есть контраргументы: про долгие совместные годы, про взаимное уважение, про ответственность перед семьей… Есть еще слова про статус, про задачи воспитания… Да, они все правильные, честные… Только тошно что-то. Тошно, муторно и больно! А так все хорошо! Взаимное уважение согревает. И чувство ответственности поддерживает… Не сдохнуть бы от тоски только…

В молодости, читая классику, он поражался слабости кисейных барышень, которые, скучая по любимому, могли лежать, угасать и умереть, в конце концов, от непереносимой тоски. Он принимал подобные сюжеты за пустые выдумки и даже удивлялся классикам: чего-то они как-то несерьезно…

Теперь же, лежа в одиночестве дома, страдая, тоскуя и изнемогая от боли, вдруг с легкостью представил себя умирающим… Пусть бы! Зато одним махом! Все проблемы, все узлы – бац! И на тот свет!

«Эх, на работу, что ли, выйти? – слабо шевельнулась вялая мысль, но быстро ушла. – Хоть как-то отвлечься. На кого накричать, кого уволить, с кем рассориться… Глядишь, полегчает. А Сенька-то! Сенька! Вот молодец! В тихом омуте… Надо же. И не побоялся с семьей разорвать отношения. И за прекраснейшей из женщин не постеснялся поухаживать. И решение принял, и в жизнь его воплотил. Сколько лет дружили, знали друг друга как облупленных, ан нет…» Не подозревал Виктор в друге такой решимости и внутренней силы. Другим представлялся Семен. Парадоксы характера? Или психики? Или все же загадки любви?

Ладно, на работу можно и завтра. Сегодня еще выпить! Поспать потом подольше. Утро, оно, как говорится, мудренее будет…

Он вспомнил, как в юности они спорили с Аней: добровольный уход из жизни – это сила или слабость? Не затрагивая религиозной стороны вопроса, они дискутировали довольно пристрастно. Аня считала, что самоубийство – это слабость, а сила как раз в том, чтобы суметь достойно выйти из сложной ситуации. Виктор же до хрипоты доказывал ей обратное. И даже сравнивал суицид с отшельничеством. Мол, разве это просто – отказаться от мирской жизни, уйти в осознанное одиночество и посвятить свою жизнь каждодневной молитве, беседам с Богом, аскетизму и отречению от мало-мальских удовольствий? Аня утверждала прямо противоположное: что именно в подобном отношении к жизни и кроется несостоятельность человека. Поскольку жить среди людей гораздо сложнее, чем одному… Строить отношения, нести ответственность, испытывать различные по силе чувства – от ненависти до обожания, от гнева до милосердия… Это же гораздо проще – ни с кем не спорить, ничего не делить. Никого не воспитывать, никому не подчиняться… Не на кого обижаться, не с кем бороться, некого любить… Жить в социуме сложнее, чем в монастыре. Выживать тяжелее, чем покончить жизнь самоубийством.

Они так и не пришли тогда к единому мнению. Каждый остался при своем. А теперь Виктор вспомнил тот разговор. И не просто так, а применительно к себе… И вновь задался вопросом: нежелание жить – это что? Боязнь проблем? Или страх боли? Опасения быть неуспешным? Или отсутствие смысла? В своей-то жизненной ситуации смысла он не видел однозначно. То есть никакого. Он пытался систематизировать свои жизненные приоритеты, и получилась печальная картина.

Семья есть, но она его не греет. Можно поставить «минус» против этой позиции. Бизнес налажен. Текущие проблемы в нем есть всегда, но по большому счету Виктор все организовал правильно, механизм работает как положено, команда воспитана им в нужном ключе… Так что жгучего интереса работа уже не вызывает. Тем более, что он подключил к работе сына. Так что эта позиция тянет на «более-менее» с точки зрения представления интереса в его жизни. Пожалуй, только она и является привлекательной в данной ситуации.

Любви нет. Это минус. Вернее, любовь есть, но она безответна, несчастна и бесперспективна. Значит, не просто минус, а огромный минус!

Страдание есть. Это опять же минус.

На новые любовные связи нет ни сил, ни желания, ни внутреннего ресурса. Снова минус.

Дружба? Под большим вопросом. Конечно, он не ссорился с Семеном. И тот абсолютно не виноват перед Виктором. Но просто непонятно пока, смогут ли они дружить как прежде… Скорее всего нет. Выходит дело, опять минус.

Хобби? Увлечения? Да нет ничего такого ярко выраженного. Минус.

Что еще присутствует важного в жизни человека? Семья, любовь, дружба, работа, здоровье, досуг… Вроде все перечислил. Ничего не забыл.

Дача если только. Ее можно отнести к досугу и здоровью одновременно. Ну, пожалуй, против дачи можно поставить плюс.

Список получился неутешительный. Минусы явно превышали. А в очевидных плюсах только дача. Как будто он пенсионер престарелый… Ничего себе радость в жизни…


Вероника сияла. Невзирая на отсутствие белого платья и фаты, она была очаровательна. Глаза искрились, улыбка не покидала ее лицо ни на минуту. Они держались с Семеном за руку и с удовольствием целовались под крики «горько!».

Семен то и дело приобнимал свою новую жену, шептал на ушко нежности и признания, а она счастливо смеялась, запрокидывая голову…

Глядя на изгиб ее шеи, на глубокий вырез платья, открывающий складку между грудей, на сияющее лицо, Виктор страдал. Лучше бы и не смотреть на нее. Но и не смотреть не мог! Она притягивала его, завораживала, невольно заставляя поворачивать голову туда, где находилась.

Аня пыталась поначалу критиковать торжество: и стол не ахти какой, и гости незнакомые, и невеста без фаты… Но Виктор цыкнул на жену, и она послушно замолчала. А потом уже, познакомившись с соседями по столу, заинтересованно обсуждала и самих молодых, и всю непростую, пикантную историю, которая так круто изменила жизнь ее друзей.

Играла музыка, звучали тосты, раздавались крики «горько», шампанское лилось рекой… Гулянье плавно переходило от первой своей стадии неловкости и некоторого стеснения ко второй, когда гости постепенно раскрепощаются, гул голосов нарастает, когда начинается неформальное общение и истинное веселье. Кто-то танцует, кто-то выходит покурить и проветриться, кто-то за рюмкой водки обсуждает план переустройства общества и другие проблемы мирового масштаба, а по мере подпития и успешно решает их…

К молодым то и дело подходил кто-то из гостей, поздравлял, жал руку Семену, обнимал Веронику. Подошел и Виктор:

– Ребята! Я поздравляю вас! Мне непросто, конечно… Но желаю… всего хорошего… А вот это, – он достал из кармана конверт, – наш подарок.

– Спасибо, Виктор!

Семен крепко пожал другу руку. Вероника старательно отводила взгляд от страдающих глаз Виктора.

Конверт был тонкий. Похоже, что в нем лежала одна бумажка.

– Что здесь?

Виктор усмехнулся:

– Домик!

– Что-о-о-о? – в один голос удивились молодые.

– Ну вы же хотели дом, семейный очаг…

– Ну да… – Семен с Вероникой непонимающе переглянулись…

– Там чек. Получите деньги и купите какой захотите. Думаю, хватит…

Семен напрягся:

– Послушай, Виктор! Это как-то… по-моему, слишком…

Виктор проигнорировал замечание друга:

– Сень! Ты молодец! Я рад за тебя… – Он крепко пожал ему руку и попрощался. – Все, я ухожу! Счастливо!

– Как? Уже уходишь?

– Аня пусть останется. А я пойду… – И он направился к выходу.


Гулянье было в самом разгаре, когда Семен заволновался.

– Вер, что-то на душе неспокойно! Не пойму даже почему.

– Устал, наверное. Может, домой поедем?

– Домой? А гости?

– По-моему, мы им уже не нужны. Все танцуют, веселятся… Справятся и без нас. Почему я волнуюсь? Даже не пойму, по какому поводу…

– Ты из-за Виктора? Что он раньше уехал?

– Точно! Виктор! Черт! Дай-ка я позвоню ему.

Семен взял телефон, но звонки оставались без ответа. Он набрал домашний, однако и тут ответом вновь была тишина. Семен кинулся к Ане:

– Слушай, где Митька?

– Какой Митька? – не поняла Аня. Она кружилась с каким-то кавалером в танце и была далека от волнений Семена.

– Ну, сын ваш! Аня, где он сейчас? Где Маша? – Он терпеливо ждал ответа. – Маша – это ваша дочь. Я тебе на всякий случай напоминаю.

Аня нехотя оторвалась от партнера:

– Ну… не знаю. По-моему, они в клуб собирались большой компанией. А чего ты так разволновался-то? – Аня настолько погрузилась в гулянье, что не собиралась оттуда выходить в ближайшие несколько часов. Виктор уехал, детей рядом не было, никто ее не контролировал, не делал замечаний. Она могла и выпивать, и веселиться, и танцевать, не боясь осуждения мужа.

– Я не могу Виктору дозвониться! Дай мне Митин мобильный!

Тот долго не отвечал, потом Семена оглушила музыка и шум. Парень действительно был в клубе, ничего не слышал, только кричал:

– Але! Але! Кто это? Я ничего не слышу, перезвоните позже! – Странно было, что он в таком шуме вообще услышал телефонный звонок.

Семен пристально посмотрел Ане в глаза. Она разочарованно вздохнула, ей явно не хотелось уходить.