Джессика Трапп - Властелин наслаждений

Слезинка выкатилась из-под ее прикрытых век, и он нежным поцелуем высушил ее.

– Наверное, мне нужно было действовать помедленнее.

Внезапно бедра Мейрионы медленно начали извиваться под ним, а на ее лице застыло изумление.

– Я чувствую себя такой… завершенной.

– Да, я знаю. – Годрик слегка приподнялся, потом вновь вошел в нее, чувствуя, как сильные мышцы охватывают его член.

– Хочешь, чтобы я перестал?

Она подняла бедра, раскачивая ими из стороны в сторону.

– Теперь уже не больно… по крайней мере не очень.

– Больно бывает только в первый раз. Мейриона пальцем провела по серповидному шраму, и Годрик увидел в ее глазах чувство более глубокое, чем страсть. Он отодвинулся, потом снова вошел в нее.

– М-м… – Она закрыла глаза.

Плавно двигая бедрами, Годрик почувствовал, как Мейриона расслабляется под ним, и понял, что ее боль утихла. Его руки шевельнулись, большой палец нежно погладил подрагивающие соски. Долгими, неторопливыми поглаживаниями Годрик вновь разжег пламя ее страсти, наслаждаясь каждым вздохом, каждым стоном.

Через некоторое время Мейриона тяжело задышала, и ее мышцы охватили его член чередой коротких волн.

– О, Годрик!

Он почувствовал удовлетворение и от своего освобождения, и от ее стона и крепко обнял ее.

Мейриона издала слабый, мяукающий звук, потом обхватила ногами его талию.

– Возьми меня снова. Я хочу принадлежать тебе. Годрик так сильно схватился и потянул за простыню, что от нее оторвался кусок. Теряя остатки контроля, он глубоко вошел в нее. Боже, как она нежна и женственна. Их тела слились в единое целое. Он хотел ее в течение многих лет, и вот теперь она принадлежит ему.

Время словно остановилось. Долгими неторопливыми движениями Годрик входил в нее снова и снова, а Мейриона гладила его по спине, изумленная пробудившимися в ней ощущениями.

Наконец он застонал от собственного завершения и рухнул поверх нее.

– Мейриона, любимая. – Поднявшись на локтях, он поцеловал ее собственническим поцелуем. – Теперь ты навсегда моя!

Мейриона улыбнулась, сердце ее неудержимо колотилось.

– Да, Годрик, навсегда твоя.

Пресвятые угодники, как она любит его, своего красивого, опасного похитителя! Заключенная в его объятия, Мейриона нежно прильнула к нему, и некоторое время они молчали.

Через несколько минут Годрик приподнялся и отодвинулся в сторону, отчего в груди Мейрионы возникло чувство потери. Она была готова отдать все, лишь бы принадлежать ему!

Проведя пальцем по шраму, тянувшемуся по его подбородку, Мейриона решила, что обязательно исправит свои прошлые ошибки. Отец прислушается к доводам рассудка, и так она предотвратит войну.

– Тебе больно, любимая? У тебя странный взгляд. Мейриона покачала головой:

– Нет, милорд. – Посмотрев вниз, она увидела, что ее бедра в крови, и схватила Годрика за плечи, желая, чтобы он именно в этом нашел причину ее отчаяния.

– Я люблю тебя.

Он улыбнулся ей улыбкой удовлетворенного желания, затем облокотился на подушки.

Сев, Мейриона опустила ноги на мягкую шкуру, лежащую у кровати. Сейчас она ненавидела себя за то, что ей предстояло сделать.

Годрик схватил ее за запястье:

– Ты куда?

– Я не могу оставаться так. Мне надо помыться. – Она испугалась на мгновение, что он прочтет ее мысли, но Годрик спокойно отпустил ее руку.

Проскользнув за ширму, Мейриона налила воды в медный таз и тряпицей обмыла бедра. Ее сердце учащенно забилось, когда она достала опиум из своего тайника и налила медовый напиток в два кубка, а потом дрожащими пальцами высыпала снадобье в один из кубков.

Боже, пусть Годрик поймет все правильно, когда проснется!

Она медленно вышла из-за ширмы и взглянула на Годрика: красивый и смертельно опасный, он напомнил ей отдыхающего после охоты леопарда.

Чтобы укрепиться в своей решимости, она изо всей силы сжала кубок, а затем, подойдя к кровати, смущенно улыбнулась:

– Выпейте, милорд, несомненно, вы потеряли много сил.

Годрик засмеялся:

– Говорить так – большая дерзость для женщины, которая только что лишилась девственности…

Мейриона легонько коснулась его щеки, ее сердце разрывалось при мысли, что вскоре ей придется его покинуть. Легким касанием ее ноготки царапнули серповидный шрам.

– За наше общее будущее, – сказала она и осушила кубок.

Годрик последовал ее примеру, выпив вино одним глотком. Казалось, чувство вины уничтожит ее, но теперь уже было поздно сворачивать с выбранного пути. Мейриона настороженно наблюдала за ним, гадая, как скоро подействует опиум, ей казалось, что снадобье вообще не сработало.

Отставив в сторону кубок, она поцеловала шрам, пересекающий его бровь. Господи, как ей не хотелось покидать его этой ночью!

– Милорд, боюсь, наутро вы меня возненавидите. Годрик заключил ее в объятия и осыпал поцелуями.

– Теперь я никогда не смогу тебя возненавидеть. Она повернулась и взяла бутыль, моля Бога, чтобы он не заметил, как дрожат ее пальцы.

– Хотите еще выпить, милорд?

Некоторое время Годрик не отвечал и вдруг потянулся к ней, его рука подрагивала. Соблазнительный любовник исчез, его лицо исказило недоверие.

– Мейриона, Боже, что ты сделала, девочка? Что со мной происходит?

Она нежно поцеловала его:

– Я люблю тебя.

Он попытался схватить ее отяжелевшими руками, но Мейриона легко увернулась.

– Сейчас я поколочу тебя, графиня, – прорычал Годрик, но теперь его слова звучали медленно и тяжело, затем он упал на кровать и погрузился в глубокий, тяжелый сон.

Бум! Бум! Бум!

Солнечный светлился через окно, отдаваясь в глазах Годрика сильной болью. Его желудок словно рванулся наружу, и он, стиснув зубы, наклонился над ночным горшком.

– Святой Петр! – Годрик вытер со лба холодный пот. Какого черта кому-то нужно так грохотать?

Бум! Бум! Бум!

– Довольно! – проревел он, осознав, что кто-то кулаками колотит в дверь его комнаты, затем встал с кровати, пошатываясь, подошел к двери и распахнул ее.

За дверью стоял Эрик, он тяжело дышал, в глазах его была паника.

– Она сбежала, господин! Сбежала!

От этого крика череп Годрика чуть не раскололся, и он схватил молодого человека за рубаху.

– Что ты мелешь? Кто сбежал? Эрик сглотнул:

– Мейриона сбежала с человеком, который выдавал себя за торговца.

Резкая боль пронзила сердце Годрика, и на мгновение он даже забыл о гудящей голове.

– Нет! – Он повернулся к кровати. Вся комната была пропитана ни с чем не сравнимым запахом наслаждения. – Этого не может быть!

Как она могла это сделать? Неужели то, что произошло ночью, было лишь уловкой? Мейриона использовала его, она воспользовалась его страстью, чтобы одурачить и заставить доверять ей. Подлая, низкая тварь! Выходит, жизнь так и не научила его разбираться в людях.

– Но это правда, господин, – жалобно произнес Эрик, однако Годрик едва ли слышал его.

Что она сказала? «Я люблю тебя». Как он мог забыть, что женщины не способны любить? Они способны только брать. Любовь – вовсе не то чувство, которое женщины могут понять.

Холодное оцепенение сдавило его грудь, Годрик понял, что все его глупые мечты о спокойном доме с любящей женой рассыпались в прах. Каким же простаком он был в ее глазах! Как самодовольный сентиментальный идиот, он терпеливо ждал, а она водила его за нос, выжидая подходящего момента, чтобы предать.

– Господин?

Голос Эрика прорвался сквозь паутину его мыслей, и Годрик осознал, что до сих пор сжимает в кулаке рубаху молодого человека. Он разжал руку, чувствуя, как оцепенение уходит, уступая место гневу.

– Не называй меня господином! – Стремительно развернувшись, Годрик схватил оказавшийся под рукой мраморный столик и швырнул его на пол. Кубки разлетелись, а белый мрамор с отвратительным треском раскололся на части.

Эрик отпрянул и на всякий случай выскочил в коридор.

– Я пока подготовлю лошадей, сэр.

Подавляя закипевшую ярость, Годрик постарался взять себя в руки. Даже если он разнесет всю эту проклятую спальню, то ничего не добьется.

– Ладно, Эрик. Скажи Медведю, что мы выезжаем немедленно. – Он бросил окровавленную простыню сквайру: – Эта тряпка будет нашим штандартом.

Эрик кивнул и с грохотом помчался по лестнице.

– Я убью ее, – бормотал Годрик себе под нос. Теперь он хоть как-то мог контролировать жгучую ярость, волнами накатывающую на него. – Нет, лучше я надену на нее ошейник и посажу на цепь у кровати.

Поскольку Мейриона вернулась в Уайтстоун, ему не оставалось ничего другого, как брать замок штурмом.

Годрик намеренно неторопливо натягивал кожаные штаны, заставляя себя двигаться медленно и не поддаваться разрушительным страстям, которые кипели в его душе. Когда он взял меч, его охватило желание немедленно пустить оружие в дело.

Взглянув на кровать, где Мейриона так ловко обхитрила его, Годрик почувствовал, как в его душе поднимается новая волна гнева, и с трудом подавил желание разбить в щепки ложе обмана.

Перед входом в зал он встретил леди Монтгомери.

– Она тебя ненавидит, – прошипела Сильвия, – и она сама мне это сказала.

Годрик резко отмахнулся.

– Не веришь? Напрасно. Ей от тебя ничего не нужно. – Сильвия бросила в его сторону какой-то предмет, который, отскочив, упал на устланный тростником пол. Это был гребень для волос, подаренный им Мейрионе.

Боль, пронзившая сердце Годрика, была гораздо глубже любой раны, которая когда-либо терзала его плоть.

Отшвырнув сапогом ненавистную побрякушку, он вышел во двор.

Давая ей возможность привыкнуть к новой роли, он нежно покорил ее, но сейчас в нем горело желание применить грубую силу.

Король потребовал, чтобы Годрик захватил Уайтстоун, и он сделает это, он уничтожит гнездо предателей – ланкастерских мятежников, а самих притащит в Лондон. Он не оставит никакого шанса ни Мейрионе, ни ее отцу, ни ее мужу. Огонь мщения проложит ему путь к самому центру замка Уайтстоун.