Эмери был тронут.

– Не за что. Я сам беспокоюсь о себе. – Он взял Жоффре за руку и стал серьезным. – Я предан королю и буду верен ему всегда, Жоффре, но если ты считаешь, что я что-то делаю не так, скажи об этом королю.

– Это было бы бесчестно, лорд! Эмери покачал головой:

– Нет. В первую очередь ты всегда должен быть предан королю. Никто не обязан следовать за своим лордом в неправедном деле.

Встревоженный и смущенный, Жоффре кивнул. Эмери достал из кошелька еще одну драгоценность – кольцо Герварда. Поколебавшись, он надел его на средний палец правой руки. Это означало, что он человек Герварда, преданный ему душой и телом до самой смерти. На самом деле это было не так. Но Эмери собирался носить кольцо до того дня, когда будет вынужден отказаться от этой зависимости.

Возвратившись в лагерь, Эмери стряхнул воду со своих длинных, до плеч, волос и расчесал их костяным гребнем. Осмотрев его, Гирт одобрительно кивнул.

– Как, на твой взгляд, вполне англичанин? – спросил Эмери.

Гирт рассмеялся:

– Ты бы мог добавить драгоценностей, парень. Кто же носит только один браслет? И что это за властелин, которому он служит?

Сам Гирт носил браслеты, накладки на рукавах и огромную позолоченную пряжку на ремне.

– Наш властелин дарит землю, а не золото.

– Землю, принадлежащую англичанам.

– Те англичане, которые признали Вильгельма, сохранили свои владения.

Гирт вскочил на ноги.

– Они мерзавцы! Они сохранили владения, подчинившись нормандскому королю! Все вы не лучше рабов, вы, нормандцы, и те, кто покоряется вам. Король дает вам землю, но это все равно его земля, а не ваша. Король Альфред не владел Англией, как и Кнут или Эдуард. Гарольд владел только землями своей семьи. Бастард заявил, что владеет всем. Он предает пламени города, которые сопротивляются ему. Он строит замки и поселяет там своих рыцарей. Он разоряет земли тех, кто противостоит его тирании. Он устраивает охотничьи леса, где только ему вздумается.

– Таков новый обычай, – спокойно сказал Эмери. – Чем старое правило лучше? Что имел носитель кольца, кроме благосклонности своего лорда? Если он терял ее, то оставался один во враждебном мире.

– Если он терял ее, то ничего лучшего и не заслуживал, – ответил Гирт. – Если он остался жив в битве, где погиб его друг по кольцу, то он презренный человек.

Гирт с отвращением сплюнул, затем внезапно схватил Эмери за правую ладонь и поднял ее вверх. Золотой перстень Герварда сверкнул на солнце. Точно такой же перстень был на руке Гирта. Жоффре схватился за меч, но под взглядом Эмери замер, оставаясь настороже.

– Чье кольцо ты носишь? – сурово спросил Гирт.

– Герварда, – ответил Эмери, расслабив руку в ладони друга.

– И кто ты тогда?

– Нормандец, – сказал Эмери. – Хочешь отнести кольцо назад Герварду?

В глазах Гирта блеснули слезы.

– Приближается время битвы, парень. Если Бастард прикажет тебе поднять оружие против Герварда, тебе придется отказаться или стать подлецом.

Эмери спокойно освободил руку из пальцев Гирта.

– Я дал присягу верности Вильгельму. Я должен по его приказу сражаться за него где угодно и когда угодно или буду проклят. – Он снял кольцо и протянул Гирту. – Хочешь отнести его Герварду?

Гирт покачал головой. Эмери снова надел кольцо на палец и зашагал прочь.

В часе езды на запад от Баддерсли лорд с оруженосцем повстречали рыцарей из свиты Эмери там, где их и оставил Жоффре, – на постоялом дворе возле старой римской дороги. Был пущен слух, что Эмери время от времени исчезает из-за любовных свиданий с замужней дамой, супруг которой отправился в паломничество. Стражники скалили зубы, но осмотрительно не упоминали о неожиданных отлучках лорда.

Когда вдали показался Рокингем, Эмери объявил привал. Жоффре тяжело вздохнул. Из седельной сумки Эмери достал горсть драгоценностей. Широкий браслет, украшенный гранатами и обсидианом, он надел на левое запястье. Два ремня, инкрустированных бронзой, украсили обе его руки выше локтя. Он пристегнул широкую пряжку на поясной ремень. Взяв из рук Жоффре дорогой синий плащ, он накинул его на себя и закрепил на правом плече роскошной круглой заколкой, усыпанной драгоценными камнями. Нарядившись, как английский аристократ, Эмери продолжил путь через деревню к замку.

Крепость в Рокингеме существовала уже много поколений, и насыпь выглядела прочной и надежной, не то что жалкая куча земли среди зеленой рощи в Баддерсли. На насыпи был невысокий каменный форт, и Уильям Певерелл поспешно надстроил его, соорудив грозный каменный замок на берегах реки Уэлленд, но пока еще укрепления представляли собой по-прежнему деревянный палисад, да и большинство служебных помещений тоже было из дерева. Ниже по реке зажиточная деревня со спокойным достоинством воспринимала присутствие короля Англии.

Эмери и Жоффре, оставив стражу и коней под специально устроенным навесом, пешком пересекли переполненный людьми двор и подошли к башне. Эмери немного задержался, чтобы купить у лоточника два пирога со свининой, для себя и Жоффре. Когда они явятся к королю, их могут продержать в ожидании несколько часов, а он был голоден. Нашлась тут и торговка элем, и они поспешно осушили кувшинчик. Жоффре начал было заигрывать с дочерью торговки, но Эмери потащил его за собой.

Они поднялись по лестнице к башне, и стража их пропустила. Молодой лорд и его оруженосец очутились в огромном зале, где толпились придворные из свиты короля Вильгельма, представители ее мужской половины. Хотя королева и ее фрейлины прибыли вместе с королем, здесь их не было видно. Одним из первых, кого увидел Эмери среди толпы дворян, духовных лиц и купцов, был его кузен Эдвин, граф Мерсийский.

Будучи на год старше Эмери, Эдвин отличался более хрупким сложением и рыжим цветом волос. Это был красивый мужчина, но мягкая линия губ выдавала его нерешительный характер. Хотя он унаследовал от отца власть сюзерена над большей частью Восточной Англии, ему никогда не удавалось добиться там влияния. После Сенлака он поддержал попытку Эдгара Этелинга захватить трон, но ничего из этого не вышло, и Эдвин оказался среди многочисленных лордов, которые бросились присягать на верность Вильгельму. Он был прощен и утвержден в своих званиях и титулах. С тех пор состоял при дворе и был вполне доволен, связав свою судьбу с Вильгельмом Нормандским.

Эдвин был одет в нормандском стиле. Чисто выбрит, с коротко остриженными волосами, в скромной, скудно украшенной одежде.

«Когда-то, – вспомнил Эмери, – Эдвин любил богатые яркие одежды и украшения и гордился своими длинными волосами и пышными усами».

При виде Эмери граф скривил губы.

– Ну-ну, кузен. Все еще пытаешься играть на два фронта, как я вижу. Как поживает дядюшка Гервард?

– Понятия не имею. Как дела при дворе?

– Неплохо. Король обещал выдать за меня свою дочь Агату.

– Поздравляю, Эдвин. Она милый ребенок и, конечно же, еще не готова к замужеству.

– Ей уже тринадцать.

– Полагаю, что так. Я не видел ее уже года три. Как она, пополнела? Она была худышкой.

У Эдвина глаза полезли на лоб, и он потащил Эмери в тихий угол.

– Не говори подобные вещи! Ты никогда не добьешься успеха у короля, если будешь продолжать в том же духе.

Эмери покачал головой:

– Вильгельм не станет возвышать или разжаловать человека только за то, что тот говорит приятные пустячки о его дочерях. На днях ты должен предстать перед ним, Эдвин. Не ударь в грязь лицом!

Эдвин побледнел при одной только мысли об этом, но ухитрился ухмыльнуться.

– Я добился его дочери, Эмери. А чего добился ты? По правде говоря, я удивляюсь, зачем Вильгельм вызвал тебя сюда. Он держит меня при себе, потому что я управляю Мерсией. Но почему ты? Затеял что-то? – Он усмехнулся: – Ты с Золотым Оленем и Гервардом?

Не успел Эмери ответить, как Эдвин ускользнул. Эмери тихо выругался. Упоминание о Золотом Олене прозвучало тревожным сигналом. Он потянулся рукой к предательскому рисунку, но остановил бесполезный жест. Судьбу нельзя изменить. Да и глупо принимать Эдвина всерьез.

Эмери никогда особенно не любил кузена, как и его брата-близнеца Моркара. Они были ненадежными людьми. Как нормандца, его должно было радовать, что их оказалось так легко купить, но англичанин в нем испытывал отвращение к их корыстолюбию и эгоизму. Они раболепствовали перед королем, как щенки в надежде на угощение, но он был уверен, что если им будет выгодно выступить против Вильгельма, они сделают это без колебаний. Именно такие люди, как Эдвин, погубили Англию – чересчур капризные, чтобы подчиняться нормандцам, и слишком трусливые, чтобы открыто выступить против них.

Эмери смотрел на каменные ступени, ведущие в личные покои короля, и задавался вопросом, в каком состоянии он будет спускаться по ним. Но в переполненном зале он твердо держал шаг. Эмери отвечал на приветствия, отвергая все попытки задержать его.

Однако прямо возле лестницы вперед выступил огромный смуглый детина и схватил его в медвежьи объятия.

– Хо, маленький братец! Голова еще цела?

Эмери радостно обнял старшего брата и стойко вытерпел массированные удары по спине.

– Лео! Давно ты тут? Перестань ломать мне ребра, черт тебя возьми! Почему ты не заехал в Роллстон?

– Король прислал за нами.

– Нами? – осторожно спросил Эмери.

– Отец тоже здесь.

Что-то болезненно сжалось внутри. Эмери был готов предстать перед королем Вильгельмом, но не был уверен, что сможет взглянуть в лицо отцу, с которым не виделся с той самой размолвки в башне аббатства больше года назад. Эмери представлял себе, что мог подумать его отец о поведении младшего сына, и почувствовал малодушное желание сорвать с себя английское снаряжение и остричь волосы.

Лео внимательно осмотрел младшего брата.

– Что ты затеял? – спросил он; затем снисходительный взгляд сменился суровым. – Уж не измену ли?