Моника Маккарти - Властелин ее сердца

Его выражение должно было напугать ее. Розалин знала, чего он хочет. Знала, что должна что-то сказать, чтобы остановить его. Знала, то, чего ей сейчас хочется, невозможно.

Но его взгляд гипнотизировал ее. Розалин не могла отвернуться, даже когда его рука скользнула под юбку и он дотронулся до нее. Все ее тело словно пронзила молния. Она охнула, задрожала, каждый нерв ее тела напрягся, когда его палец легко коснулся нежного места между ногами.

О Господи! Прилив жара и влаги, казалось, собрался там. Если бы Розалин была в состоянии думать, она была бы смущена и удивлена странной пульсации. Он снова дотронулся до нее. Это было так приятно, что она хотела одного – чтобы он продолжал трогать ее.

Легких прикосновений его загрубевших пальцев было недостаточно. Нежный стон сорвался с ее губ – или мольба? Ее тело дрожало от странной неудовлетворенности, словно желая двигаться, но не зная как.

Робби снова дотронулся до нее, и она не смогла больше удерживаться: приподняла бедра навстречу его руке, бессознательно стремясь к давлению, которого ее тело так желало.

Он издал страстный звук, похожий на рычание. Его лицо было темным и напряженным, челюсти крепко сжаты, словно размеренное поглаживание стоило ему невероятных усилий контролировать себя. Его взгляд пронзал ее насквозь, опаляя своим накалом.

– Господи, ты прекрасна, – глухо сказал он. – Я не могу дождаться, когда ты достигнешь пика наслаждения.

Розалин не поняла, что он имел в виду, но это ее не волновало, потому что наконец он давал ей то, чего она жаждала. Робби обхватил ее рукой, сделал несколько поглаживаний и – о Господи! – ввел палец внутрь.

Он гладил ее так же, как перед этим гладил языком. Погружал палец и делал круговые движения, пока удовольствие не охватило ее всю, пока нежная пульсация не превратилась в сильные спазмы.

– Робби, о Боже, пожалуйста! – Розалин выгнулась под ним с криком, когда чувственное наслаждение охватило ее тело железной хваткой и наконец отпустило, погрузив в неземную волну радости, настолько яркой, пронзительной, волшебной, что ей показалось, будто она увидела кусочек рая.

«Робби». Наблюдая за ее удовольствием, слыша, как она выкрикнула его имя, когда волна наслаждения захлестнула ее, Бойд почувствовал в себе что-то новое.

Это не было примитивным ответом тела – оно было раскалено до критического состояния. Это чувство гнездилось у него в груди, сдавливало сердце. Ему казалось: если он не сделает ее своей, он умрет.

Боже, Розалин была прекрасна – гибкое, чувственное тело сделало бы любого мужчину слабым от похоти. Но он испытывал похоть и раньше, а это страстное желание, это глубокое, сильное влечение, эта всеохватывающая нужда были тем, чего он прежде не испытывал. Это чувство таилось так глубоко внутри, что он даже не подозревал о его существовании.

Это чувство заглушило все остальное. Ему было все равно, кто она такая и почему находится здесь. Ничто не имело значения. Главным было то, что, когда он держал ее в объятиях, он чувствовал… Он чувствовал что-то властное и правильное.

Ее тихие стоны удовольствия все еще звучали в ушах, когда Робби начал развязывать брэ[7]. Пот покрывал его лоб, когда он пытался отстраниться от нее, стараясь не раздавить своим весом.

Розалин лежала под ним, мягкая и мучительно нежная, ее тело было слабым и уступчивым. Такая готовая. Его пальцы все еще были влажными – доказательство, что она готова принять его.

Робби был вынужден сжать зубы, чтобы не утонуть в ней, когда его напряженный член высвободился и холодный ночной воздух овеял горячую, набухшую плоть.

Ему не нужно было проверять, готов ли он. Он был так близок к удовлетворению, что мог взорваться. Он встал над ней, устраиваясь между ее бедер. Ему оставалось закинуть голову и вонзиться.

Она не станет его останавливать. Розалин хочет этого так же сильно, как и он. Он видел это в ее глазах.

Робби замер. Сквозь гулкие удары сердца, пурпурный туман похоти, горящее в его крови желание, пульсацию между ног он услышал тоненький голосок, который не мог заглушить примитивным ревом инстинкта. Этот голос заставлял его кричать от боли и отчаяния и говорил, что все это неправильно. Неважно, насколько она хочет этого или он хочет этого, – он не смеет лишить ее невинности.

Но, Господи, как он хотел этого! Бойд хотел ее так, что все его тело дрожало от усилия не сделать ее своей. Она не его и никогда не будет. Робби, очевидно, сохранил в себе больше чувства чести, чем подозревал.

Слабое вопросительное движение головы Розалин стало последней каплей. Он с проклятием соскочил с кровати и отвернулся, словно это могло прояснить его разум и дать возможность подумать.

Но он не мог думать. Его тело дрожало от злости и неудовлетворенной похоти, сердце билось так сильно, что ему было трудно дышать.

– Что случилось? – спросила Розалин. – Я сделала что-то не так?

Она попыталась успокаивающим жестом положить руку ему на плечо, но он вырвался, потому что в его теперешнем состоянии даже слабое прикосновение было невыносимо. Сидя на краю кровати, Робби наклонил голову, стараясь унять огонь, полыхавший в крови, но он не унимался, пульсировал и стучал, ища выхода.

Он должен уйти отсюда. Вставая, Робби поспешно застегнул одежду. Он не смел посмотреть на нее, лежавшую в кровати в полураздетом виде, зная, что ее спутанные волосы, раскрасневшиеся щеки и опухшие губы будут для него слишком большим испытанием, чтобы сопротивляться.

– Мне жаль, – коротко сказал Робби. – Этого не должно было случиться…

«Этого не должно было случиться», – повторял Робби много раз в течение этой длинной ночи. Более сложный вопрос, который он не хотел задавать себе: как это вообще случилось? Он никогда так не терял голову в занятиях любовью. Никогда. Он всегда контролировал ситуацию. Всегда осознавал, что происходит. Черт, он мог страстно целовать девушку, возбуждаться и в то же время думать о своем следующем задании. Но стоило ему поцеловать Розалин Клиффорд – через мгновение он уже был почти внутри нее и больше ни о чем не думал.

«Робби…»

Он заставит себя изгнать это из памяти, но никогда не забудет звучание своего имени из ее уст. Эта тихая, чувственная мольба будет преследовать его до конца жизни.

Черт возьми, что случилось с ним? Как он мог забыть, кто она такая? Розалин была заложницей под его защитой, а «губитель девственниц» – вовсе не тот титул, который Бойд хотел бы прибавить к длинному списку своих «подвигов». Даже если она – сестра Клиффорда.

Разбудив Сетона и отправив его охранять дверь в комнату пленников, Робби вышел в холодную зимнюю ночь, надеясь остудить кровь и прояснить мысли. Он прошел мимо двух стражников, которые охраняли основные ворота, и направился в лес. Выражение его лица не располагало к разговорам, и стражники не спросили, куда он идет. Он и сам этого не знал.

Густой, пробирающий до костей туман, опустившийся на деревья, давал ему странное успокоение. Холодный воздух ослабил наконец напряжение, которое сковывало его тело.

Как справиться с похотью, Робби знал. Воины проводили слишком много времени вдали от женщин, чтобы стесняться мастурбации, когда их заставляла нужда. Но его мучили другие эмоции, неистовые и пламенные, которые нельзя было удовлетворить с помощью нескольких движений руки.

Желание, которое он испытывал к этой женщине, было иным, чем просто похоть. Оно было настолько сильным, что заставляло Робби забыть, кем она была, – дьявол, он, возможно, забыл бы собственное имя, если бы она не прокричала его, – и полностью утратить контроль. Желание разрушило ореол отчужденности, который всегда окружал его, когда он был с женщиной, и заставило чувствовать то, чего он никогда не чувствовал.

Но не это на самом деле заботило его.

Бойд мог быть безжалостным и беспощадным на поле боя, но он всегда был внимательным и деликатным в постели. Тем не менее даже в ранней юности, до того, как Уоллес поднял свой меч и Робби посвятил свою жизнь борьбе за свободу Шотландии, он не мог вспомнить, чтобы когда-либо был так нежен и ласков с женщиной. Благоговение, нежная забота и желание защитить, которые охватили его, когда он целовал ее, – вот что пугало его больше всего.

Он не хотел, чтобы партнерша, с которой делил постель, была особенной или отличной от других. И уж конечно, она не должна была быть англичанкой – особенно такой англичанкой. У него не было намерения играть роль романтического героя, а это единственное, что могло быть между ними.

Не думая, куда идет, и все еще слишком беспокойный, чтобы вернуться в дом и попытаться заснуть, Робби стал взбираться на Мэнор-Хилл в сторону Доллар-Ло. Хотя темная тень горы терялась в тумане, она нависала над долиной, словно бдительная сторожевая собака.

Отлогие холмистые склоны цепи Южного нагорья, которая охватывала большую часть границы, были довольно легкими для подъема. Доллар считался одним из самых высоких пиков в этом районе, хотя был на пятьсот футов или около того ниже горы Квиллинз, где Хайлендская гвардия тренировалась, а точнее, страдала, и намного ниже горы Бен-Невис. Тем не менее, когда Бойд добрался до вершины, он запыхался и его ноги горели.

Поскольку вершина была свободна от тумана, Робби сел на камень и стал наблюдать, как темнота ночи уступает место первым признакам рассвета.

К тому времени, когда первые лучи солнца появились слева, отбрасывая нежный оранжевый отблеск на лежавшую внизу долину, Робби знал, что он должен сделать. Розалин Клиффорд не может оставаться с ними. Она, конечно, хочет остаться со своим племянником, но после того, что случилось – почти случилось, – ее желание больше не имеет значения. Он должен делать то, что лучше для выполнения задания Брюса, а в настоящий момент убрать ее подальше будет наилучшим решением.

Бойд взглянул на стоявший впереди замок, едва видимый за деревьями. Он отвезет леди в Пиблз, как только она проснется, и…