Барбара Брэдфорд - Власть женщины

– Но я не могу этого сделать, это может показаться султану странным. И я бы не хотела, чтобы он узнал, что…

– «Прогнило что-то в Датском королевстве»? – закончил Майлс, внимательно глядя на Стиви.

– Что ж, можно и так сказать. Понимаешь, мы должны быть одной командой, я всегда это говорила. Любая трещина в наших отношениях будет очень опасна для нашего бизнеса.

– Но Найгел определенно что-то задумал, мама.

Стиви неохотно кивнула.

– Он меня озадачил, Майлс.

– Думаю, он хочет единолично управлять фирмой. Как считаешь, он смог бы?

– У него хорошие задатки, но ему еще нужно многому научиться и много узнать. Надо отдать ему должное, он прекрасный бизнесмен. Но у него нет художественной жилки, нет такого таланта, как у Гидеона. И он, в сущности, не так много знает о камнях.

Стиви помолчала, размышляя, и затем продолжила:

– С другой стороны, в фирме много достаточно опытных специалистов и здесь, и в Лондоне, гак что недостаток знаний, может быть, и не так важен. По крайней мере, пока работает персонал, который мы с Брюсом подобрали.

Стиви снова задумалась и расстроенно сказала:

– Я согласна с тобой, Найгел хочет, чтобы я ушла с фирмы.

– Но тебе рано уходить, мама. Чем ты будешь заниматься, если перестанешь работать?

– Не знаю, Майлс. Наверное, и вправду сойду с ума от безделья. Но, честно говоря, я пока не собираюсь уходить. Я могу и хочу работать еще долгие годы. Как бы Найгел к этому ни относился.

Майлс засмеялся, затем внимательно посмотрел на Стиви.

– Мама, тебе сегодня сорок семь.

– Не напоминай мне об этом. Я совсем не чувствую себя такой почтенной дамой.

– Можно мне задать тебе один вопрос?

– Конечно, что ты хочешь спросить?

– Ты была так молода, когда умер отец, но ты не вышла замуж во второй раз. Почему?

– У меня для этого была очень веская причина.

– Это из-за нас, да?

– Только отчасти. Просто я не встретила никого, за кого бы я хотела выйти замуж.

Стиви улыбнулась.

– Ты же знаешь, для танца нужны два партнера. Но теперь, когда мои дети выросли, я, наверное, так и быть, поищу себе мужа. – Она кашлянула и, желая сменить тему, сказала: – Найгел сегодня был очень агрессивен, представь, он даже не поздравил меня с днем рождения.

– Свинья, – сердито пробормотал Майлс. – Но, честно говоря, мам, он не так уж изменился. Он всегда был порядочной сволочью, еще с детства.

Стиви удивленно посмотрела на сына, ее поразила злость в голосе Майлса, всегда такого спокойного и уравновешенного.

– Я и не знала, что ты так не любишь Найгела, – тихо сказала она, не отрывая взгляда от лица сына. – Ты никогда мне этого не говорил.

– Ну, мама, почему я должен был говорить это? На самом деле, я не могу сказать, что не люблю Найгела. Только иногда меня зло берет. Найгел как хамелеон. То он зол как черт, а то прыгает вокруг тебя, как щенок, и лижет руки. И тогда перед ним невозможно устоять.

– Ты очень точно описал его характер. И очень образно. Но, должна заметить, в последнее время я вижу, Найгела только в личине черта.

– Найгел не мог забыть о твоем дне рождения, мама. Он всегда очень серьезно относился к этому дню, даже когда мы были маленькими. Найгел всегда нам страшно надоедал с этим… – Майлс запнулся и виновато добавил: – Я совсем не то хотел сказать…

– Я понимаю, что ты имел в виду, – улыбнулась Стиви.

– Знаешь, я рад, что ты не уговаривала Найгела остаться на ужин, который дает дядя Андре в честь твоего дня рождения.

– Мне и в голову не пришло бы настаивать!

– Еще как пришло бы! Когда дело касается семьи, ты таешь как воск, – усмехнулся Майлс.

– Да ничего подобного, Майлс! Найгел вел себя просто возмутительно. Кроме того, он действительно торопился – непременно хотел попасть на ночной самолет в Лондон.

– Интересно, как только Тамара с ним уживается?

– Найгел может быть очень обаятельным. Ты сам это сказал только что. А Тамара – необыкновенная женщина. Она понимает Найгела и дорожит им. И потом, она очень умна и хорошо знает, как справляться с ним.

– Надеюсь, что ты права. Скажи, я угадал, дядя Андре ведет нас в «Ла Гренуй»?

– Ну конечно. Еще бы ты не угадал, ведь это его любимый ресторан в Нью-Йорке. Мне тоже там нравится.

Стиви улыбнулась и добавила:

– А теперь, Майлс, думаю, нам нужно заняться остальными гостями, не то они сочтут меня невежливой.

– Пойдем, мама, – согласился Майлс и взял ее под руку. На его сияющем лице ясно читалась любовь к Стиви и гордость за нее.

Стиви прожила в Лондоне полжизни и очень любила возвращаться в этот город.

Нельзя сказать, чтобы она не любила Нью-Йорк, город ей нравился. Но Нью-Йорк занимал совсем другое место в ее жизни. Это был город ее детства и ранней юности. Она уехала оттуда, когда ей исполнилось четырнадцать. Именно тогда ее мать встретила Дерека, они соединили свои судьбы и переехали в Лондон. Стиви вернулась в Нью-Йорк уже зрелой женщиной: она растила Хлою, перестраивала Романихолл и открыла отделение «Джардин» на Пятой авеню. Для нее Нью-Йорк стал городом новых возможностей, в некотором смысле переезд в него она расценивала как свое второе рождение.

А Лондон был связан для нее с первой любовью, с замужеством, со счастливой семейной жизнью, с рождением детей и безвременной смертью Ральфа и, наконец, с ее становлением как деловой женщины. В этом городе прошли самые счастливые и важные годы ее жизни. Теперь, считала она, Лондон – город ее прошлого.

Стиви всегда вспоминала о Лондоне с ностальгией. Здесь было столько памятных для нее мест. Она мысленно перебирала их в памяти, воскрешая события давнего прошлого.

Сидя за письменным столом в своем кабинете, расположенном рядом с демонстрационным залом лондонского отделения «Джардин», Стиви вспоминала свои первые дни в Лондоне и свои любимые места…

Озеро Уайтстоун в Хэмпстеде весенним солнечным днем, куда они с Ральфом так часто водили мальчиков пускать кораблики и кататься на лодке. После этого они отправлялись пить чай в Бриар-лодж.

В этот большой старый каменный дом в Хэмпстед Хит, в котором ее мать и отчим провели половину своей супружеской жизни и где она сама жила два года, пока в шестнадцать лет не вышла замуж за Ральфа.

Стиви ясно представила себе Бриар-лодж, этот оазис любви, полный тепла и гостеприимства. Она была очень привязана к этому дому, чувствовала нежность к каждому гвоздику и сучку.

Блер украсила дом прекрасными гобеленами, античной мебелью, старинными коврами и замечательными картинами. Тысячи книг Дерека заполняли бесчисленные полки библиотеки. Его актерские награды, театральные программы и афиши, заботливо собираемые Блер, придавали библиотеке торжественный вид. Бриар-лодж всегда казался Стиви домом, в котором живут радость и согласие.

Сыновья, когда они были маленькими, любили играть в прятки в мансарде. Закрыв глаза, Стиви перенеслась в эти светлые дни. Она снова увидела трех своих голубоглазых малышей, какими они были тогда, и услышала их пронзительные голоса.

Сад вокруг Бриар-лодж был для Стиви еще одним дорогим местом. Особенно она любила гулять в нем весной и летом. Каждой весной она с нетерпением ожидала появления сначала зеленоватой дымки, а вслед за этим маленьких клейких листочков, а летом любовалась обилием цветов на идеально ухоженном газоне: от роскошных садовых до нежных полевых. Они наполняли воздух каким-то особым, неповторимым благоуханием.

Несколько старых яблоневых деревьев давали густую тень в солнечные жаркие дни, и, к радости мальчиков, они часто устраивали пикники в саду. Вспоминая сейчас эти пикники, Стиви вновь ощутила вкус любимых блюд детей: крошечных сандвичей с копченым лососем, яичного салата… Они с Блер делали домашние пирожные: корзиночки с кремом и клубничным вареньем. А у большого коричневого чайника с преувеличенной серьезностью хлопотал Дерек, оделяя всех ароматным янтарно-коричневым чаем.

Когда Дерек и Блер семнадцать лет назад продали Бриар-лодж и переехали в квартиру, выходящую окнами на Риджент-парк, Стиви очень грустила. Хотя она понимала необходимость переезда. Несмотря на то, что их новая квартира тоже была немаленькой, Блер намного проще стало вести хозяйство в ней, чем в огромном старом доме.

В Лондоне были и другие уголки, навеки поселившиеся в ее сердце. Например, Кавендиш-сквер. Там абсолютно случайно Стиви впервые увидела изумительную скульптуру Джекоба Эпстейна «Мадонна с младенцем». До этого момента она не слышала имени скульптора и ничего не знала о его творчестве. Только потом она познакомилась с ним.

Впервые Стиви увидела скульптуру весенним вечером вскоре после смерти Ральфа, когда она шла по скверу в направлении Оксфорд-стрит. Неожиданно полил дождь, и, остановившись, она полезла в сумочку за шарфом. Накинув его на голову, Стиви повернулась, и ее взгляд упал на скульптуру. Какое-то время она так и стояла под дождем, пораженная ее красотой.

Скульптура была установлена на каменной стене над аркой, ведущей в Динс-Мьюс. При этом казалось, что она не касается стены, а словно плывет по воздуху. Фигуры в натуральную величину возвышались перед зрителем на фоне бледного весеннего неба. Стиви как завороженная подошла ближе, глядя вверх.

Мадонна сидела на стене, слегка наклонясь вперед, и дождь, стекающий по мрамору и капающий вниз, казался зрителю слезами скорбящей Богоматери. Капли стекали по щекам Мадонны и на головку младенца Иисуса, стоящего перед Девой.

Сейчас Стиви ясно видела скульптуру перед собой именно так, как в тот первый раз, когда ее сердце было полно горем, и божественные слезы Мадонны облегчили ее измучившуюся душу. Только промокшее до нитки пальто заставило ее расстаться с этим чудом и вернуться к обыденности. Но Стиви много раз возвращалась туда, чтобы снова пережить встречу с прекрасным.