Так и не проронив больше ни слова, они подъехали к дому. Николь изредка поглядывала на Джеймса, пытаясь догадаться, о чем он думает. Почему так разозлился? Почему? К тому времени, как они въезжали в знакомые ворота, Николь уже вся взмокла от напряжения. В ее положении нельзя так волноваться.

— Джеймс, мне кажется, я скоро сойду с ума, — нарушила она наконец затянувшееся молчание. — Никогда еще у меня не было такой ужасной ночи, как вчера.

— Ты спала как младенец, — не оборачиваясь в ее сторону, возразил Джеймс. — Я специально заходил к тебе через десять минут после того, как мы расстались. И, надо сказать, слегка удивился, когда вместо ожидаемых слез и упреков услышал твое спокойное ровное дыхание!

Глаза Николь стали просто круглыми от удивления.

— Но…

— Вот именно. — Он распахнул перед ней дверцу машины. — Поднимись ко мне в кабинет. Думаю, нам надо серьезно поговорить.

Николь не посмела ему перечить.

— Взгляни сюда. — Джеймс решительно тянул ей пухлую папку с документами. — Здесь все, что касается финансовых обязательств между мной и сенатором Уайлдером. Все бумаги существуют в единственном экземпляре, и я передаю их тебе. Если ты уничтожишь их, вопрос будет исчерпан. Твоя семья будет спасена.

Николь с трудом понимала происходящее. Зачем он говорит ей все это?

— Ты свободна, Николь, — спокойно произнес он.

Джеймс назвал ее полным именем…

— Но почему? — в отчаянии прошептал она. — Зачем ты делаешь это?

Рука ее непроизвольно коснулась живота.

Да, она всегда мечтала уничтожить все эти документы, но теперь, когда судьба сенатора Уайлдера была у нее в руках, Николь никак не могла понять, что же с ней происходит. Зачем Джеймс делает это?

Острая, почти физическая боль пронзила ее уставшую душу. А может быть, он просто решил избавиться от нее?

— Твоя сегодняшняя встреча с Шери и Марлен как-то повлияла на решение расстаться со мной, Джеймс.

— Прекрати, Николь. Сегодня утром я специально ездил в город, чтобы привезти эту папку. И я собирался отдать ее тебе, независимо от того, увижусь я с ними или нет. К тому же, неужели ты действительно считаешь, что эти женщины меня хоть немного интересуют? Я не виделся с ними уже несколько лет и не собирался видеться еще столько же! Обе они хотели выйти за меня замуж, но я никогда даже в мыслях не имел ничего подобного. — Голос его стал тверже и уверенней. — Я никогда не хотел жениться ни на ком, кроме тебя, Ники. Только ты. Ты и больше никто. Но если ты не хочешь этого, я не собираюсь держать тебя здесь силой. Обещаю, на карьере твоего отца наш развод никак не отразится. Ты свободна, Ники, — тихо повторил он.

Она изо всех сил сжала в руках злосчастную папку. Сердце ее стучало, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди.

— Так значит, — Николь уже не могла скрывать своей радости, — ты думаешь, что я не хочу с тобой жить? Ты сказал, что с этой минуты я вольна делать все, что мне захочется. И ты больше не будешь препятствовать моим желаниям и диктовать мне свои условия? — Глаза ее блестели от возбуждения. — И ты даже не попытался сделать так, чтобы оставить меня в своем доме навсегда?

— Господи, о чем ты говоришь? Я ничего не понимаю, — растерялся Джеймс. Неужели она решила так изощренно поиздеваться над ним напоследок? Никогда еще он не чувствовал себя таким несчастным. — Я понял, что поступил глупо, Ники. Нельзя заставить человека полюбить себя. Я больше не хочу, чтобы ты думала обо мне как о жестоком тиране, не понимающем, что такое нормальные человеческие отношения.

Николь осторожно уселась на краешек массивного кожаного кресла. Она явно была озадачена.

Неужели Джеймс действительно понял, что был не прав?

Ей снова вспомнились все события того не слишком давнего дня — дня их свадьбы. С какой уверенностью, с каким апломбом заявил он тогда, что его совершенно не волнует ее мнение по поводу их брака. «Мы прекрасно подходим друг другу, и это самое главное!»

Потом, после нескольких недель совместной жизни, она и в самом деле убедилась в его правоте…

— Ты хочешь сказать, что жалеешь о нашем браке? — снова повернулась она к нему. Она знала ответ на свой вопрос, но ей так хотелось услышать эти слова именно от него.

— Нет! — горячо возразил Джеймс. — Это было самое счастливое время в моей жизни! Я… я никогда его не забуду! Я люблю тебя, Ники… — Голос его дрожал от волнения. — Я надеялся, что со временем и ты полюбишь меня, но… но я не могу тебя заставить…

— «Там, где замешаны деньги и расчет, нет места чувствам», — улыбнулась ему Николь.

Они долго смотрели друг другу в глаза. И каждый из них думал теперь об одном и том же. Николь вдруг почувствовала в душе такое спокойствие, такое умиротворение. Теперь она вольна была выбирать. И она выбрала — Любовь.

Джеймс протянул ей руки, и она бросилась к нему в объятия.

— Я люблю тебя, — прошептала она в тот момент, когда губы их уже готовы были соединиться. — О, Джеймс, милый мой, я люблю тебя больше всего на свете! — Горячие слезы радости катились по ее щекам, и, смущенно улыбаясь, она с надеждой смотрела в его глаза… — Извини, я сама не знаю, почему я стала такой плаксой… Но… Я просто схожу с ума от любви к тебе!

— Ты стала плаксивой, — нежно стирая с ее щек слезы, прошептал Джеймс. — А ты не догадываешься почему?

Николь нежно прильнула к нему, и, спрятав лицо у него на груди, прошептала:

— Так ты уже знаешь, что у нас будет ребенок?

— Ну… — Джеймс осторожно коснулся ее живота. — Честно говоря, я догадывался, но мне хотелось, чтобы ты сама сказала мне об этом.

Никогда еще она не чувствовала себя такой счастливой, такой защищенной и уверенной в завтрашнем дне.

— Я беременна, Джеймс, — радостно улыбаясь, подтвердила она. — Я купила в аптеке сразу два теста, и оба они подтвердили мои подозрения. Но… — немного отстранившись, она шутливо стукнула его по плечу. — Не смей мне говорить ничего о своем опыте по разведению жеребцов.

— Никогда! Я обещаю, — совершенно серьезно заверил ее он. — И… Я хотел спросить тебя, Ники… Ты рада, что у нас будет малыш? Ведь ты знаешь, я хотел ребенка с самого первого дня нашей встречи. Правда, мне надо было сразу спросить, хочешь ли ты сама этого? Я… Я был таким идиотом! Прости меня.

— Что ж, в следующий раз будешь умнее, — еще крепче обнимая его, ответила Николь. — А теперь обещай мне, что ты выполнишь мою просьбу…

— Все, что хочешь! — горячо поддержал ее он.

— Я хочу, чтобы мы с тобой стали нашим детям идеальными родителями. Мы должны быть в меру строги, но и не подавлять их воли. И если у них когда-нибудь не получится что-то с первого раза, если они будут бояться повторить попытку снова, мы должны будем помочь им преодолеть этот страх…

— Ты будешь самой лучшей матерью в мире! — радостно воскликнул Джеймс. — И я клянусь, что всегда буду помогать тебе!

— А что ты будешь делать, если у нашего сына будет талант и он вдруг захочет стать… музыкантом? Если он откажется работать в банке, а пожелает уехать, предположим, в Калифорнию, чтобы создать там свою рок-группу?

— Хмм… — Джеймс был явно озадачен. Ну… если он будет еще достаточно молод, если уже получит образование, если у него не будет своей семьи, которую надо содержать… Да, наверное, — голос Джеймса дрожал от напряжения, — я позволю ему сделать это. И даже поддержу его желание идти собственным путем в жизни.

— А что, если наша дочка вдруг влюбите в какого-нибудь пустого, совершенно никчемного молодого человека. И если она будет страдать от этого, ты… ты будешь сочувствовать ей?.. А если у нас будет молодой сосед, который вдруг влюбится в юную индианку, а вся его семья ополчится на него за это? Ты постараешься убедить их, что любовь не считается ни с цветом кожи, ни с чем другим? Ведь правда? — Николь нежно погладила его волосы.

Джеймс нахмурился.

— Скажи мне, что все это значит, Ники? — Но увидев ее смеющиеся глаза, мокрые от счастливых слез щеки, он не мог оставаться серьезным. — Ладно, бог с ними со всеми! Если ты будешь рядом со мной, я стерплю и приму все!

— Ты прав, Джеймс, спасибо. Я очень хотела, чтобы ты так ответил.

— Я всегда прав, дорогая! — рассмеялся он в ответ.

— Конечно, если только не считать тех случаев, когда бываешь не прав! — тут же включилась в игру Николь. — Но не беспокойся, я всегда приду тебе на помощь в трудную минуту. — Голос ее вдруг стал глубже и серьезнее. — Я люблю тебя, Джеймс. Я полюбила тебя в тот самый момент, когда впервые увидела. Только мое уязвленное самолюбие и строптивость мешали мне признаться себе самой в этом чувстве. Я пыталась разжечь в себе ненависть к тебе, но это оказалось невозможным. Прости меня, Джеймс, за те злые слова, которые я тебе тогда говорила. Какой же я была дурой!

Джеймс хотел было что-то ответить, но из всех слов выдохнул только: «О, Николь!» — и тут же почувствовал жаркий вкус ее чуть солоноватых, напоминающих о море губ. Именно о море, потому что он уже тонул в море любви, с головой захлестнувшем их.