Мама сдержанно улыбнулась.

– Тебе не стоит обременять себя подобными мыслями. Ты еще недостаточно взрослая.

– Нет, я сознаю, насколько все это серьезно.

– Может быть. Пожалуй, тебе и вправду не лишне знать то, от чего в конце концов зависит твое будущее.

– Да, миледи.

– Тогда я расскажу тебе кое-что. Я послала верного человека с письмом к императору, где описала все, что здесь происходит.

Я захлопала в ладоши.

– Вот это замечательно! Скоро кончатся наши мучения!

Я еще не забыла героя моих детских грез и была уверена, что он нам поможет.

* * *

Давно я не видела мою мать такой веселой. Через посла Испании она получила письмо от императора.

– Вот что он пишет, – сказала она с ликующей улыбкой. – Он потрясен моим известием. Далее – король, видимо, забыл, прожив со мной столько лет, что я осталась принцессой Испании, и император не допустит, чтобы с членами его семьи обращались подобным образом. Он без промедления посылает в Рим кардинала Квиньонеса, главу ордена францисканцев, с поручением переговорить с Папой. В конце он пишет: «Дорогая тетушка…» Да, именно так: «Дорогая тетушка, не сомневайтесь, что Папа Клемент, все еще находящийся в замке Сент-Анджело, выполнит любое мое желание».

– Какое чудесное письмо! – воскликнула я и, забыв об этикете, бросилась в объятия королевы. Крепко обнявшись, мы смеялись и плакали.

* * *

Многие детали тех событий я узнала значительно позже и поэтому как бы по кусочкам восстанавливаю сейчас всю картину.

Мало кто тогда верил, что отец женится на Анне Болейн. Но развод он получил бы легко. Его желание было законом для всех, кроме еще более могущественных монархов. Не будь моя мать теткой самого в то время всесильного правителя Европы и не случись такой непредвиденной неожиданности, как то, что Папа Римский оказался фактически пленником императора, глава церкви не стал бы сильно сопротивляться желанию короля Англии. В истории было достаточно примеров, когда Папы благословляли разводы сильных мира сего.

Воображаю, как отец проклинал судьбу, которая посмеялась над ним, устроив великое разграбление Рима как раз тогда, когда ему так необходимо было благословение Папы.

Но то, что для короля было плохо, для нас с матерью было хорошо. Зная своего мужа, она рассчитывала, что ему в конце концов надоест вся эта проволочка, и он придет в чувство. Но она ошибалась.

Сейчас, когда многое из того, что было тайным, давно стало явным, нельзя отрицать, что отец с самого начала был решительно настроен на брак с Анной Болейн. Он попросту сгорал от страсти, она же была непреклонна: быть любовницей – нет, женой – да. Кому-то из двоих надо было сдаться. Иногда, вспоминая его разговоры о совести, мне кажется, что совесть его действительно мучила. Однако не в те минуты, когда он желал Анну!

А чем можно было объяснить его разрыв с Уолси?

Кардинал, как известно, не возражал против развода, выступая на стороне короля в вопросе о наследнике. Но вместе с тем он не мог себе представить, что Анна Болейн, его враг с того момента, как он разрушил ее брак с Перси, может стать королевой. Для Уолси это был бы конец. Поэтому он и выдвинул идею французской принцессы. Король, не терпевший никаких возражений, с Уолси вел себя осторожно, хотя и понимал, что его идея – бредовая. Для короля главное было – получить развод, а уж потом поставить Уолси перед фактом женитьбы. До сих пор не понимаю, почему он прямо обо всем не рассказал кардиналу – ведь они же были ближайшими друзьями! Или он его слишком уважал и решил – пусть делает, как находит нужным? Как бы там ни было, но Уолси поехал во Францию, чтобы заручиться одобрением Франциска, объяснив ему необходимость развода, и подыскать для короля принцессу.

Мой отец так часто говорил о совести, что она стала его донимать даже тогда, когда он и не хотел этого. Так, он начал переживать по поводу Мэри Болейн – получалась ситуация, сходная с его женитьбой на королеве: он собирался жениться на сестре своей любовницы… Много позже стало известно, что он посылал к Папе своего секретаря, некоего доктора Найта, – получить отпущение греха, совершенного с Мэри, дабы с чистой совестью жениться на Анне.

От кардинала это держалось в строгом секрете. Отец, таким образом, вел двойную игру, не мешая Уолси, но двигаясь неуклонно к своей цели.

Бедняга Уолси! Мне его жаль, хоть он и был противником интересов королевы, а значит – и моих. Он слишком высоко взлетел, а таким людям особенно больно падать.

Помню, как-то раз я наблюдала за тем, как он направлялся с кардинальской миссией в город, – я тогда еще подумала, что его погубит непомерное тщеславие и любовь к роскоши. С такой помпой выезжал разве что сам король. В окружении свиты из высшего духовенства он важно восседал на муле, украшенном красной бархатной попоной и золотыми стременами. Впереди процессии несли все атрибуты его кардинальского сана – два серебряных креста, два серебряных жезла, большую государственную печать и кардинальскую шапочку. Народ вышел на улицы поглазеть на столь невиданное зрелище, но до моих ушей все-таки донеслось: «Поглядите, надо же, сын мясника собственной персоной!»

Я давно заметила: как ни странно, простые люди, которые, казалось бы, должны были гордиться тем, что один из них добился высокого положения, наоборот, с презрением относятся к выскочкам. Уолси не только не пользовался уважением – его просто ненавидели за высокомерие и напыщенность. Достаточно было один раз увидеть, как, находясь в толпе, он подносит к носу апельсин, недвусмысленно показывая, что ему неприятны запахи, исходящие от оборванцев.

Еще находясь во Франции, Уолси обнаружил, что его отношения с королем дали трещину. Одному из его шпионов удалось добраться до письма, находившегося в чемоданчике, с которым доктор Найт ехал в Рим. Содержание письма он изложил кардиналу. Сомнений не было – король ему больше не доверял. Из Франции Уолси вернулся с самыми мрачными предчувствиями.

Мне подробно рассказывали о его возвращении. Король в окружении придворных сидел в банкетном зале. Рядом с ним – Анна. В это время прибыл гонец от кардинала с сообщением о приезде его высокопреосвященства. Уолси собирался помыться и переодеться, предполагая, что король пригласит его для личной беседы. Но Анна властным тоном сказала, чтобы кардинал явился немедленно. Уолси немного подождал, надеясь, что король вставит и свое слово, но Его Величество промолчал, и кардиналу ничего не оставалось, как исполнить повеление Анны Болейн. Так еще с ним не обращались! Вот тут ему стало ясно, что все кончено.

Король был тверд в своем стремлении жениться на этой женщине, и Уолси не питал никаких иллюзий – пока Анна Болейн сохраняет влияние на короля, ему не будет места при дворе.

Услышав об этом, моя мать расстроилась. Раз король так поступил с Уолси, значит, решил довести дело до конца.

И все же она успокаивала меня:

– Время работает на нас. Она ему наскучит, надо только подождать.

Она была права, но ждать пришлось долго, и моей матери не суждено было дожить до торжества.

В те дни единственным утешением для нас была любовь, которую проявлял к нам наш народ. Когда мы с ней плыли на барже из Гринвича в Ричмонд, по берегам стояли жители прибрежных селений и их приветствия: «Да здравствует королева! Да здравствует принцесса!» согревали наши сердца. Быть может, нам так казалось, но мы чувствовали какую-то особую сердечность в том, как нас встречали. Знал ли простой народ о планах короля сместить с престола законную королеву и лишить принцессу права престолонаследия?

* * *

В стране назревали волнения. Ухудшение отношений короля с императором немедленно отразилось на торговле. С Испанией еще совершались небольшие торговые операции, но с Нидерландами торговля была полностью прекращена. В результате без работы осталась основная масса производителей и поставщиков шерсти – особенно в Саффолке. И снова вспыхнули мятежи.

Мой отец если чего-то и боялся, так это потерять симпатии своих подданных. Мне еще не приходилось видеть человека, так ревниво относившегося к хорошему мнению о себе. Будучи деспотом, он тем не менее желал, чтобы его любили. И теперь, ослепленный страстью к женщине, рисковал потерять самое для себя ценное.

Торговое соглашение с Нидерландами было восстановлено.

Но тут обрушилось более страшное бедствие – Англию поразила эпидемия особой лихорадки, так и называвшейся «английский пот», ибо в других странах эта болезнь не приобретала такого размаха, как на Британских островах. Впервые она появилась в 1485 году, когда в битве при Босуорт Филде Генрих VII победил Ричарда III и сверг его с престола. В народе возникло поверье, что «английский пот» – возмездие, которое постигло Тюдоров за насильственный захват трона. И вот болезнь явилась вновь – в тот момент, когда король решил развестись с королевой.

От этой страшной лихорадки спасения не было. Человек умирал в муках, истекая потом; ничем нельзя было сбить жар, от которого разламывалась голова и мутилось сознание.

Когда в Лондоне умерли несколько человек, началась паника.

Король решил, что всем необходимо немедленно покинуть дворец и разъехаться по провинции, не останавливаясь подолгу на одном месте. При дворе осталось всего несколько человек.

Заболела Анна Болейн. Ее тут же отправили в Хивер в сопровождении знаменитого врача – доктора Баттса. Король был в отчаянии. Я же, не скрою, надеялась, что она умрет. Даже сказала матери и графине:

– Бог все видит – когда она умрет, кончатся наши беды.

– Возможно, наши беды и не закончатся с ее смертью, – задумчиво произнесла мать.

– Но отец же утверждает, что его брак неправильный, и хочет на ней жениться! – гневно возразила я.

Графиня, пристально глядя на меня, медленно произнесла:

– Да, он хочет жениться на Анне Болейн, но еще он хочет… иметь сыновей.