Итак, дано: девушка двадцати трех лет. Умная, бедная, с большими проблемами в виде оступившейся родни. Мать алкоголичка, сестра наркоманка, отец мертв.

Вдоль позвоночника, снизу вверх, пробежал озноб, остановившись в районе затылка и попытавшись вызвать новый раздрай в чувствах. Но я тряхнула головой и продолжила прежнее занятие, не позволяя эмоциям захватить власть над разумом.

Подумав, задала себе основной вопрос: "Насущные проблемы, требующие немедленного действия?" Ответ пришел тут же: "Сестра". Нельзя допустить, чтобы Мел посадили в тюрьму. И я нашла решение. Гадкое, но сто процентов действенное. Только вот мысль о том, чтобы отказаться от данного слова, никак не желала уходить. Я не хотела платить за Мел! Всем своим существом противилась предстоящему и пыталась найти себе за это оправдание.

Чувство вины усугубляло понимание: сестра оступилась, но, если отпустить ситуацию, ее сломают окончательно.

Зато я выйду замуж за Эштона и не придется спать с мистером Брауном.

Резко сев на кровати, я согнула ноги и, обняв их руками, уперлась подбородком в коленки. Слегка раскачиваясь, уставилась на фотографию двухлетней давности, висевшую напротив. Я и Эш. При взгляде на это изображение мне всегда хотелось парить от счастья, потому что оно давало надежду. На светлое будущее, на другую жизнь…

Но теперь, увидев фото, я поморщилась и отвернулась. Потому что поняла, что какое бы решение не приняла, оно не принесет мне душевного покоя. Вариантов было два: спасти сестру или наплевать на нее, оставив все на суд божий. В конце концов, она сама виновата и я не обязана нести повинность из-за ее слабости. Или должна? Смогу ли я жить счастливо, зная, что не попыталась помочь?..

Можно, конечно, отдаться мистеру Брауну и сделать потом вид, что ничего не произошло. Почему нет? Многие смогли бы так поступить. Но не я. Потому что правда прорвется наружу так или иначе, отравив изнутри наш брак с Эштоном, сделав нас обоих несчастными.

Сглотнув ком, вставший в горле, я поднялась и подошла к окну, за которым уже царила темнота. Прислонившись лбом к холодному стеклу, облизнула пересохшие губы и шепнула:

– По сути, все не так страшно. Он ведь красавчик.

Прикрыв глаза, попыталась как можно точнее вспомнить образ Адама Брауна. Тут же перед мысленным взором всплыла картинка: высокий брюнет с аккуратной модельной бородкой, обрамляющей четко очерченные губы; длинный узкий нос с хищными крыльями, пронзительно-синие глаза под густыми бровями правильной формы… Отчего-то он стоял, облокотившись на свой стол, и смотрел на меня с легкой иронией. Еще миг, и услышала чуть хрипловатый голос:

– Хватит летать в облаках, мисс Томпсон. Вернитесь в аудиторию.

Распахнув глаза, я отпрянула от окна и прижала руки к груди, где бешено барабанило встревоженное сердце. Черт знает что! Даже в воображении он меня пугает до дрожи в коленках. И как с таким… как мне с ним… Что он там говорил? Минет? Анальный секс?

Закрыв лицо ладонями, громко протяжно всхлипнула и снова вернулась на кровать, предварительно выключив свет. Свернувшись под одеялом, постаралась забыть обо всем и уснуть хотя бы ненадолго. Но сон не шел. Вместо него в голову навязчиво стучались непрошеные образы слишком пошлого содержания. Я знала, что такое минет, но никогда его не делала. Как-то, довольно давно, Эш даже намекал, что мы могли бы попробовать заняться этим, но я отказалась. Напрасно, наверное, сейчас любой опыт пригодился бы. Хотя, кое-что я все-таки успела попробовать…

Стыдливо хмыкнув, вспомнила, как Эштон принес диск с порнофильмом и уговорил посмотреть его вместе. Потом были поцелуи, его неловкие попытки склонить меня к сексу, мое твердое: "Нет". Ведь у нас был давний договор: лишение невинности только после учебы. Я хотела, чтобы он верил мне, чтобы понял, что станет моим первым и единственным мужчиной, несмотря на долгую разлуку…

Но после просмотра того фильма, всегда спокойного и на все согласного Эштона словно подменили, он настаивал хотя бы на подобии близости, и я не смогла ему отказать. Кунилингус. Такое странное слово. В интернете многие буквально оды пели этому фееричному действу. А я… Я оказалась фригидной. Потому что, как ни старался Эш раззадорить меня, ерзая языком между моих ног, ничего не выходило. Он касался меня там и пальцами, и губами… Но все, что я испытала, можно назвать одним словом – неловкость. Я терпела, сжав зубы и отвернувшись в сторону. Ждала, пока он закончит, и иногда издавала что-то наподобие стона, пытаясь изобразить удовольствие. Потому что не хотела его обижать. И потому что было стыдно за свою холодносность.

Но, кажется, Эш что-то понял, потому как больше не предпринимал попыток повторить наш странный опыт, согласившись дождаться окончания учебы.

И вот теперь профессор Браун потребовал от меня новой пытки. Минет. Я видела мужской пенис в фильмах, в интернете, много слышала о нем и о том, что им вытворяют парни из моей группы… И, честно говоря, мне даже было любопытно, как происходит то или иное действо. Но ровно до тех пор, пока это меня не касалось. Потому что взять ЭТО в собственный рот… Ох! Меня замутило… Какое, к черту, возбуждение? Да я просто умру на месте! И этого мудака посадят. Если, конечно, он не придумает, как осторожно избавиться от трупа…

Не знаю, когда пришел сон. Но провалилась я в него как-то незаметно, впрочем, вынырнула обратно так же, толком не отдохнув и чувствуя себя даже более разбитой, чем раньше.

В соседней комнате послышался какой-то звук, и я, взглянув на часы, мысленно выругалась. Пять утра. Могла бы поспать еще полтора часа, они бы пришлись как нельзя кстати… Впрочем, все эти мысли позабылись, стоило окончательно проснуться и понять, что звук исходит из комнаты Мел.

Сестра и правда нашлась там. Сидя на полу, она облокотилась головой на кровать и смотрела в потолок. На звук моих шагов Мел отреагировала лишь тихим: "Кто?"

– Это я, – шепнула, чувствуя, как в душе поднимается смесь из двух противоречивых чувств: радость пополам с отчаянием… – Тебя отпустили? Насовсем?.. Мелани, ты в порядке?

– А похоже, что я в порядке? – усмехнулась она как-то слишком по-взрослому для своих лет. – Мне плохо. Я – долбаная развалюха! Обреченная, убогая и тупая развалюха…

Она всхлипнула, а я рванула вперед, падая на колени рядом и обхватив ее голову руками.

– Все будет хорошо. Слышишь? Не смей думать иначе!

Мел вздрогнула, посмотрела на меня стеклянным взглядом и, тихо всхлипнув, покачала головой:

– Зачем тебе это? О, наша святая добродетель! Да меня тошнит от тебя! Давай, беги от нас, прекрасная Фелисити! Прочь!

– От кого бежать? О чем ты говоришь? – шептала я, поглаживая ее по голове и путаясь в спутанных волосах. Когда-то они блестели на солнце, словно расплавленное золото. Теперь же больше напоминали жженую солому. Боже, как я могла пропустить эти изменения? И я говорю отнюдь не о волосах…

– От меня! Как ты там всегда говорила? Гребаные наркоманы? Так вот одна из них! Конченая дрянь…

– Мел! – ополчилась я. – Что ты несешь?! Давай, я помогу тебе лечь в кровать.

– Что тебе нужно?! – откинув мои руки, она схватила меня за плечи и заставила посмотреть ей в глаза. Смотреть и не узнавать. – Наша всемогущая Фелисити! Давай, следуй за мечтой! А со мной покончено. Не знаю, каким чудом ты уговорила профессора Мудака забрать заявление, но это ведь далеко не все. Мне предъявят обвинение в хранении наркотиков. Этот мужик, наш сосед-полицейский, он сказал, что будет большой штраф. И то мне повезло, потому что я раньше не привлекалась.

Она вдруг засмеялась. Грубо, зло. Совсем неправильно.

– На первый раз они будут ко мне лояльны и, скорее всего, не дадут срок. Только штраф. Тысячи четыре, Фелс! Где мне взять четыре тысячи? Попросить у нашей матери-алкоголички?! Раздвинуть ноги на панели?! Пожалуй, я так и сделаю! И денег заработаю, и удовольствие получу!

Она уже во всю хохотала, снова откинув голову и вздрагивая всем телом. А я не могла пошевелиться. Только смотрела на младшую сестру, с которой, казалось, еще вчера мы играли в куклы во дворе перед домом. Как так вышло, что милая приветливая девочка превратилась в это?.. И что делать дальше? К кому мне идти за советом?! Где взять силы?.. И деньги. Даже пятьсот долларов для нашей семьи сейчас неподъемная сумма.

– Все будет хорошо! – громко и четко произнесла я, поднимаясь и сама не веря сказанному. – Будем решать проблемы по мере их поступления. Маленькая победа уже одержана. Профессор забрал заявление, а тебя отпустили домой. Мы справимся!

– Ох, Фелс! – Мел вдруг рванула ко мне, обхватила мои ноги и начала их целовать, выкрикивая: – Не бросай меня! Только не бросай! Я обещаю, что больше не буду делать ничего такого… Обещаю тебе! Вытащи меня, Фелс, ты же такая умная!

Что я испытывала при этом? Жалость. Омерзение. Брезгливость. И все это венчалось угрызениями совести. За то, что не предотвратила… Даже невооруженным взглядом я сейчас видела, как сестру ломает изнутри дрянь, которой она себя пичкала. Резкие смены настроения, возбудимость. Агрессия и тут же смена апатией…

Как я могла не замечать этого раньше?

Меня трясло, когда я отрывала сестру от себя и силой укладывала в кровать. Трясло, когда стягивала с нее одежду и укрывала розовым одеялом в мелкий цветочек, трясло, когда давала обещание:

– Я не брошу тебя, Мел. Мы ведь сестры. Я все решу, ты только помоги мне немного. Держись от всей этой грязи подальше. Слышишь?

– Меня отправят на лечение, – кивала Мел, облизывая сухие губы и нервно стирая слезы с опухших глаз. – Я вернусь совсем другой. Прежней. Вот увидишь. Спасибо тебе, спасибо…

Она схватила меня за руку, приложила ладонью к своей щеке и запричитала:

– Помнишь, как папа нас мирил, когда мы ругались? Он всегда говорил, что мы должны поддерживать друг друга. В целом мире у нас нет никого роднее. Да, Фелс? Только ты и я.