– А разве не видно? – голос девушки звучал растерянно.

– Видно. Но я спрашивал о белье. Какие на тебе трусики? Расскажи… – Фелисити судорожно схватила воздух, готовясь возразить, но я остановил: – Хотя не нужно. Я сам посмотрю.

Пока говорил, спустил руки с ее талии ниже, туда, где кончалась кромка маечки. Пальцы скользнули под нее, коснулись бархатной кожи живота и замерли. Я решал, куда двинуться дальше. Вниз, под юбку, или вверх, к груди?

Впрочем ответ нашелся довольно быстро.

Интересно, какого цвета у нее сосочки? Нежно-розовые, словно пионы, или темные, почти коричневые, как вишни? Хотелось именно второго, чтобы такие же тугие и сладкие, как ягоды.

Моя рука направилась вверх, задирая складками тонкую материю, коснулась края лифа. По тактильным ощущениям – самого простого. Ни грамма кокетливого кружева, но я ощутил от этого очередной болезненный кайф.

И вот уже рука проникала под тонкую чашку без прослоек поролона, и я накрыл ладонью округлую грудь. Маленькую, аккуратную, такую же, как и сама Фелисити.

Под пальцами чувствовалась вершинка соска, и я с нажимом обвел ее подушечкой. Мне хотелось услышать в ответ хоть какую-то реакцию, будь то стон или учащенное дыхание, но Фелс молчала. Тишина. Она просто замерла и не шевелилась, позволяя мне и дальше делать то, что делал. А сама напряглась, словно кол проглотила, сгусток нервов…

Я надавил на сосок чуть сильнее, пропустив его между пальцами. И опять по нулям. Словно со статуей, а не живой девушкой.

Наконец она ожила и произнесла, но совершенно не то, что я ожидал:

– Почему именно я? – ее голос звучал бесцветно. Тусклым, словно из него выкачали все цвета и оттенки эмоций. – В кампусе полно девушек, которые с радостью оказались бы на моем месте… Я слышала эти разговоры. Так почему заставляете именно меня?

Я мог бы соврать ей, но не увидел в этом смысла.

– Потому что они мне не нравятся. Я их не хочу.

– А меня, стало быть, хотите? – она все же всхлипнула, но не так, как это делают от удовольствия или возбуждения, а истерично, с надломом.

– Тебя хочу, – резюмировал я, и второй рукой задрал на ней вначале майку, а потом и лиф.

Правая грудь обнажилась, а вторая была все еще во власти моей руки, но даже такого вида хватило, чтобы дыхание замерло. Вишни… Круглые, сочные, манящие. Я опустился ниже, потому что желание почувствовать их вкус было сильнее меня, коснулся языком сладкой плоти, втянул в себя, пощекотал и вдруг явственно почувствовал, как девушка все же дернулась. Точнее передернулась… от брезгливости.

Отстранился, взглянул ей в лицо, на котором блестели и медленно скатывались слезы.

– Вы подонок! – всхлипнула она. – Самый настоящий подонок! Богатый ублюдок! Привыкли брать, что хочется, и берете… Ненавижу!

Ее тело вдруг обмякло прямо в моих руках. Фелс осела на пол, широко развела ноги и сквозь рыдания выдохнула:

– Трахайте! Чего уж! К чему эти прелюдии и разговоры? Вам же захотелось…

Я вдруг отчетливо понял, что девчонку несет и нехило так заносит, как легкие сани на зимних виражах – опасно для жизни. Но она продолжала говорить:

– А давайте я встану на четвереньки? Так, наверное, вам удобнее будет? Ну же! Чего вы тянете, мистер Браун? Берите, говорю, пока дают!

Она дернула ногами, раздвигая их еще шире. Юбка задралась, полностью обнажая белое бедро и краешек обыкновенных светлых трусиков.

Я выпрямился в полный рост, посмотрел на истерящую Фелс, и даже черти в моей душе притихли от растерянности. Они переглядывались между собой, подталкивали друг друга лапами, предлагая выйти вперед и стать у Фелс "первым", но тут же трусливо поджимали уши и отступали на шаг обратно. Никто не желал участвовать в подобном.

Потому что это насилие. Потому что это неправильно! Мои демоны не хотели обладать безвольной куклой или, того хуже, брать сопротивляющейся тело. Мы хотели ответной страсти.

– Чего молчите? – в очередной раз крикнула Фел. – Уже не интересно, в чем я одета? Уже рассмотрели. Да вам вообще ни хрена не интересно, кроме своих желаний. Вам все легко дается, а что не дается, то берете. А потом выбрасываете, наигравшись.

Она накрыла лицо руками, и полноценные рыдание прорвались наружу. Со всхлипами и слезами.

А я смотрел на нее и тупо не знал, что с этим делать. Потому что все стоявшее в штанах стояло до сих пор, но никаких ласк, минетов, поцелуев – да вообще ничего! – я уже не хотел. Точнее, хотел, но взять не мог.

Сука!

Я отошел от Фелс еще на шаг, помассировал заболевшие виски, после чего произнес:

– Ничего не будет.

Надеялся, что после этой фразы рыдания прекратятся, но, кажется, она даже не слышала моих слов. Пришлось развернуться, присесть рядом, тряхнуть за плечи и, глядя в глаза, произнести:

– Ничего не будет, Фелс! Но и в таком виде домой я тебя не отпущу. Сейчас ты встанешь, умоешься, а после пройдешь в мою спальню и ляжешь спать.

Очередной всхлип и несогласные мотания головой.

– Я не хочу с вами заниматься сексом! Не хочу! Слышите? Не заставляйте меня!

– Иногда спать это просто спать, Фелисити! – с тяжелым вздохом ответил я. – Обещаю, сегодня никаких посягательства с моей стороны не будет.

Я поправил на ней юбку, вернул на место маечку, а после помог подняться на ноги и отвел в ванную. Потом стоял долгое время под дверями, прислушивался к звукам внутри. А в голову лезли идиотские мысли о том, что у зеркала лежит стальная бритва, которой сегодня утром ровнял бороду, и если она попадется на глаза Фелс в ее взбешеном состоянии, то мало ли какие бредовые мысли взбредут в ее хорошую голову.

Но спустя пару минут девушка вышла. Все такая же понурая, всхлипывающая и шмыгающая носом.

– Спальня за той дверью, – указал направление я. – За тобой не пойду, так что не бойся.

– Отпустите меня домой, – едва слышно пробормотала она.

Я же кивнул на часы и постарался обратиться к здравому смыслу девчонки:

– Насколько знаю, ты живешь не близко и не в самом благополучном районе. Пока доберешься, будет уже затемно. Ты уверена, что возвращаться в это время безопасно?

Фелс замерла, переваривая мои слова. Все же она должна соображать: если ее пожалел я, то случайные насильники вряд ли окажутся настолько же добрыми.

– А теперь брысь!

Не дожидаясь ухода Фелс в спальню, я сам скользнул в ванную комнату. Залез в душ, долго стоял под струями воды, смотрел на возбужденный член, а потом… мастурбировал. Впервые за несколько месяцев дрочил, понимая, что если не выплеснусь сейчас, то точно не сумею совладать с собой позже. Ведь осознание, что она, столь вожделенная и долгожданная, так близко, играло со мной дурные шутки.

Да, я обещал ее не трогать, но и сам был не уверен в твердости своих слов… Потому что очень хотелось. До темноты в глазах.

Из ванной я вышел с твердым намерением лечь в гостиной, постелить себе на диване и спать всю ночь там. Но всхлипы, раздававшиеся из спальни, заставили меня повременить с этой идеей.

Сколько я был в душе? Минут двадцать. А она все еще плачет? Почему так долго? Неужели этого времени было недостаточно, чтобы успокоиться?

Я тихо подошел ближе, приложил ухо к холодной поверхности двери и прислушался.

Фелс не просто рыдала, она тихонечко выла, подобно раненому зверю, временами набирая в легкие воздуха и что-то бормоча, а после снова выла. От этих звуков внутри все болезненно сжималось. Будто сердце загнали в тиски и теперь медленно прокручивают механизм, оборот за оборотом, давя и разрывая орган в клочья.

– Ненавижу… – шептала она. – Почему все так? Отец… мама… сестра… у-у-у-у… Господи, за что ты так со мной? Я ведь ни в чем не виновата. Чем провинилась?..

Она затихла всего на мгновение, а потом вновь продолжила:

– Как мне справиться со всем этим? Где взять чертовы деньги?.. Господь, скажи мне, где? Или ты решил сделать меня шлюхой? Показать, каким местом заработать проще всего?..

Она плакала и плакала. А я стоял под дверьми, не шевелясь, и слушал. Чувствуя себя при этом настолько мерзко, что самого от себя воротило.

Я словно вуайлерист, подглядывающий за чужим сексом, подсматривал изнанку чужой души. Слушал то, что не предназначалось для моих ушей, и самое паскудное, что мне бы очень хотелось сейчас отойти от спальни, сделать вид, что ничего не произошло. Но я не мог.

Потому что ей, сука… Этому маленькому нежному ангелочку было плохо, и львиная доля вины за это на мне.

Я толкнул двери и тихонечко прошел внутрь. Она услышала мои шаги и притихла, а в следующий момент подобралась и села на кровати, испуганно уставившись мне в глаза.

– Вы ведь обещали…

– Секса не будет, – твердо произнес, занося ногу над покрывалом и придвигаясь к ней ближе.

Девушка выставила руки вперед, желая оттолкнуть, но в дрожании ее пальцев была неуверенность. А я знал, что больше всего на свете ей сейчас нельзя оставаться одной.

Пусть я мудак, но не конченый утырок, чтобы этого не понимать. Поэтому сгреб ее в охапку, прижал к себе, а после провел рукой по распущенным волосам. Девушка почти не сопротивлялась, у нее просто не оставалось на это сил. Фелс разрыдалась с новой силой, но уже без слов, порывисто дыша мне в плечо и комкая пальцами футболку.

– Ну, тише, тише, – пробормотал я, не находя других слов.

Дальше я потерял счет времени, потому что казалось, что она уже давно должна была выплакать все слезы, но продолжала, выворачивая своим плачем наизнанку душу мне.

К моменту, когда она стала утихать, я окончательно и бесповоротно понял, какой редкостной тварью являюсь. Я ведь едва не сломал девчонку и действительно не имел ни малейшего понятия о том, что происходило у нее в семье. Чем жила, чем дышала Фелс? Что случилось с ее отцом и матерью, о которых она говорила? И как поживает наркоманка-сестра? Она ведь наверняка уже на свободе.

Лежа в собственной кровати в обнимку с уснувшей на моей груди девушкой и вдыхая запах яблок, я наконец осознал, что едва эпически не проебал свой шанс заполучить мечту.