— Однажды я думала, что вы попросите у отца моей руки.

Томас медленно обернулся и посмотрел на нее. Он смотрел на нее молча, лицо его было замкнутым, а взгляд непроницаемым. Только сильно пульсировала жилка на виске.

— Это было бы серьезным просчетом с моей стороны.

Его холодность и явное желание уязвить ее болью отозвались в сердце Амелии.

— Ни мистер Кромуэлл, ни лорд Клейборо ничего не значили для меня. Они были просто средством, чтобы бежать из-под крова отца. Они мало требовали от меня, как и я от них.

Его выражение не изменилось. Он по-прежнему смотрел на нее холодным пристальным взглядом.

— Теперь это не имеет значения. Как я сказал, я больше не собираюсь делать вам предложение. — Он помолчал. — Не сомневаюсь, что скоро у вас появится новый брачный проект.

Амелия сделала шаг вперед, и их взгляды замкнулись друг на друге. Она старалась увидеть в нем хоть чуточку теплоты, заметить хоть малейшие признаки того, что он все еще неравнодушен к ней. Но он казался напряженным, отчужденным и холодным.

— Я не могла бы выйти за лорда Клейборо, как не могу выйти ни за кого другого. И знаете почему? Потому что я люблю вас, — быстро произнесла она, прежде чем отвага оставила ее.

Амелия подняла голову, чтобы встретить его взгляд.

— Я люблю вас, Томас!

Мгновение Томас стоял молча. Просто стоял, пытаясь овладеть своими чувствами. Она выглядела такой прекрасной и такой беспомощной. Ему мучительно хотелось заключить ее в объятия. Какой истосковался по ее вкусу! Как ему недоставало прикосновений к ней! Как он страдал без ее горячей страсти! Но ведь в ту ночь она позволила ему уйти. Она не попыталась его остановить… Однажды он уже свалял дурака из-за женщины. И вот теперь — снова?

— Это все, что вы хотели сказать? — Он заставил свой голос звучать холодно. — В таком случае вы зря потратили мое и свое время.

— Значит, все, что вы чувствовал и ко мне, ушло? Всего за месяц все ушло? — спросила она, давясь словами, задыхаясь от бурных чувств.

Боль, которую он прятал глубоко внутри, взорвала все его тело. Ушло? Чего бы он не отдал, чтобы это было так… Не найдясь с ответом, Томас только склонил голову в кратком поклоне.

И свет в ее глазах померк, как свет задуваемой свечи. Она повернулась к нему спиной и обхватила себя руками. Он заметил, что ее плечи дрожат. Жалобные, отчаянные рыдания сотрясали все ее тело, а она прижимала к глазам сжатые кулачки, чтобы умерить слезы. Он знал, чего это ей стойло. Потому что она любила и желала его. Только его.

Такое зрелище вряд ли способен выдержать мужчина. Тем более мужчина, так любивший ее, как он, до самой глубины души.

— Я люблю тебя, Томас! — рыдала она.

Эти слова звучали как песня. И их сладостная мелодия отдавалась эхом от стен комнаты.

Больше он не смог сдерживаться. Он повернул ее лицом к себе, схватил в объятия и прижал к груди, позволяя ее слезам пропитать его сюртук.

— Господи! Пожалуйста, не плачь, Амелия! Ты хочешь убить меня? — спросил он голосом, охрипшим от нахлынувших чувств.

Она обнялаего и притянула к себе, заставив прижаться губами к ее рту отчаянным поцелуем. Он ощутил соленый вкус ее слез и сладость ее губ, еще не смея насладиться этим вкусом, испуганный собственными чувствами. Их языки встретились, руки обхватили друг друга.

Его руки искали ее бедра, а потом обхватили ее ягодицы, и он крепко прижал их к своему восставшему и пульсирующему естеству. Все мысли отступили. Теперь он мог думать только об одном: уложить ее на ковер, очутиться в ее гладком тепле, овладевать ею снова и снова.

Он прервал их поцелуй, и губы его заскользили по ее щеке легкими, как перышко, поцелуями и добрались до уха. Амелия испустила стон.

— Я хочу тебя… сейчас… — пробормотал он со стоном. — Пойдем наверх.

На него смотрели глаза, опьяненные страстью.

— Но как же бал…

Он заставил ее замолчать властным поцелуем.

— Мне наплевать на бал. Мне пришлось целый месяц жить без тебя. Сегодня вечером я намерен заниматься с тобой любовью до тех пор, пока не пресыщусь тобой.

Не произнеся больше ни слова, он увлек ее вверх по лестнице в свои комнаты. Они мгновенно избавились от одежды: черная шерсть, и светло-сиреневый шелк, и белый муслин — все было брошено на пол. Они испытали пик наслаждения одновременно. Их объятия были отчаянным стремлением соприкоснуться обнаженной плотью друг с другом в пламенном соитии. И она встречала каждое его сладостное движение своими бедрами, обнимавшими и сжимавшими его. Потом тело ее запульсировало, все крепче обвивая его, и он позволил себе последний яростный толчок и ощутил блаженную завершенность.

Расслабленный и изнемогший, он покоился на ней, их тела оставались переплетенными — он все еще был внутри ее.

Амелия не хотела бы никогда менять позу. Чуть повернувшись на бок, она привлекла его ближе, и ее руки крепко обвили его влажное тело.

— Это означает, что ты простил меня?

Амелия расслышала то ли стон, то ли смех.

— Теперь я готов простить тебе почти все. — Но тотчас же его глаза обрели серьезность, и он посмотрел на нее: — Ты выйдешь за меня?

В ее глазах появились слезы. Амелия смогла только слабо кивнуть, и слезы побежали по ее щекам.

— Господи, Принцесса, не плачь, — сказал он страдальческим голосом.

Он смахнул слезы с ее щек, а потом долгим поцелуем нежно коснулся ее полураскрытых губ.

— Я люблю тебя. Больше ничто нас не разлучит.

Амелии хотелось рассмеяться, но слезы еще продолжали струиться — казалось, по истечении семи лет она наконец-то дала им волю.

— Ты поверишь мне, если я скажу, что никогда не любила ни мистера Кромуэлла, ни лорда Клейборо? Ни одного из них. Никогда!

— Да. Потому что берегла себя для меня.

Улыбаясь сквозь слезы, Амелия кивнула:

— И ты оказался достоин этого! Если хочешь, я сделаю публичное заявление относительно совершенства твоих мужских способностей, — поддразнила она, поцеловав его в гладко выбритую щеку.

— Я удовольствуюсь тем, что единственная женщина, усомнившаяся в моих достоинствах, более чем удовлетворена моими подвигами.

Он лукаво улыбнулся.

— Я бы сказала, что «более чем удовлетворена» — преуменьшение, — прошептала Амелия голосом, охрипшим от желания.

И тотчас же поспешила подтвердить свои слова.