Если Амелия могла бы претендовать на близкое знакомство с ним, она сказала бы, что его поведение свидетельствовало о безудержной ревности; Но возможно, у нее было преувеличенное и необоснованное представление о собственном очаровании. У него могли быть совсем другие причины для недовольства. Скажем, он считал ее недостойной своего друга.

Но в таком случае зачем ему понадобилось дремать на стуле у ее постели во время болезни? В своем лихорадочном состоянии она было подумала, что он ей приснился. И все же на следующее утро, проснувшись, она ощутила легкий запах бергамота, витавший в спальне. Значит, это ей не приснилось. И при этом воспоминании что-то внутри у нее растаяло, а ее мнение о нем безвозвратно изменилось. Он вовсе не был таким, как ее отец, если пришел ей на помощь во время болезни.

Да, возможно, он ревновал. Но чтобы поддаться этому чувству, он должен был что-то питать к ней, кроме их несомненно сильного взаимного физического притяжения.

Она и Томас молчали, а Картрайт вежливо расспрашивал мисс Фоксуорт о ее планах на Рождество, которое должно было наступить всего через месяц. Амелия не особенно любила этот праздник, по крайней мере со времени смерти матери.

— Сегодня я получила письмо от брата. Он надеется быть дома на Рождество, — проговорила мисс Фоксуорт.

— Фоксуорт наконец-то приедет домой? Право же, есть основание отпраздновать это событие. Что скажешь, Армстронг? — спросил лорд Алекс, бросив взгляд на Томаса и снова поворачиваясь к мисс Фоксуорт. — Могу представить, как вы этому радуетесь.

Бледные щеки мисс Фоксуорт вспыхнули и приобрели опенок абрикоса, и она утвердительно закивала головой, выражая полное согласие, а в глазах ее явно обозначились томление и ожидание.

— Прошло почти два года с нашей последней встречи. Интересно, насколько он изменился? Но конечно, главное для меня, на что я надеюсь и о чем молюсь, чтобы он прибыл домой целым невредимым.

Она посмотрела на виконта, лицо которого оставалось бесстрастным.

— Лорд Армстронг, я надеюсь вы сможете дать мне немного свободного времени на Святках?

Ее вопрос, казалось, вырвал Томаса из глубокого сна или пробудил от тайных мыслей.

— Прошу прощения. Похоже, мои мысли были заняты делами. Вы сказали, что ваш брат должен приехать домой?

— Кажется, он ступит на английскую землю за три дня до Рождества. Если бы вы могли освободить меня на три или четыре дня, это было бы…

— Три или четыре дня? Никоим образом. Можете оставаться с ним сколько хотите! А как долго он пробудет в Лондоне?

— Он написал, что два месяца… или около этого.

Камилла повернулась к Амелии:

— Маркус — это вся моя семья.

— О, можете не объяснять мне этого. Думаю, чудесно, что у него такая любящая и преданная сестра.

Будучи ребенком, Амелия часто мечтала иметь брата или сестру.

— Мисси пригласила нас провести Рождество с ней и ее семьей. И все же я уверен, что вам будет гораздо приятнее повидаться с вашим братом.

Амелия смотрела на Томаса широко раскрытыми глазами. Значит, они проведут Рождество с его сестрой? Почему она слышит об этом только сейчас?

— Ну, это замечательно. Я хочу сказать, что для мисс Амелии на время моего отсутствия это будет прекрасной заменой. Но если вы хотите быть в Беркшире с вашей сестрой и лордом Уиндмиром…

Голос мисс Фоксуорт замер.

— Нет, нет, моя мать и сестры будут дома к Новому году. Поэтому вы можете не возвращаться — пробудете со своим братом столько времени, сколько пожелаете.

— В таком случае все складывается отлично, — проговорила мисс Фоксуорт, опустив глаза в свою тарелку.

Но Амелия успела заметить в ее взгляде некоторое разочарование. Вероятно, она хотела бы вернуться. Абсурдное, нелепое желание, потому что Томас всегда обращался с мисс Фоксуорт по-братски. Однако Амелия почувствовала мгновенный укол ревности и подумала, что с нетерпением будет ждать отъезда мисс Фоксуорт.

Стараясь скрыть непрошеные чувства, Амелия переключила внимание на лорда Алекса:

— А вы, милорд, как вы намерены отпраздновать Рождество?

Картрайт пожал плечами:

— Пока не знаю. Возможно, приму приглашение леди Уиндмир.

— Моя сестра пригласила и тебя? — спросил Томас и сам расслышал в своем тоне неприятную резкость и пожалел об этом.

— Об этом упомянул Радерфорд, когда был в городе по парламентским делам.

В обычных обстоятельствах Томас обрадовался бы обществу друга и приветствовал его пребывание в поместье Радерфорд. Все возможные праздники и торжества Картрайт всегда проводил с его семьей. Он стал, как ни посмотри, членом клана Армстронгов, ведь они с Томасом ветретились и подружились еще мальчиками, в Итоне.

Но это Рождество должно было стать чем-то особенным. На это Рождество с ними должна была остаться Амелия, а мысль о том, что она и Картрайт будут проводить вместе много времени, да еще в такой близости, раздражала его больше, чем следовало бы. И все же Томас заставил себя принужденно кивнуть. Картрайт сухо хмыкнул:

— Похоже, ты этому не рад. Я перестал быть желанным гостем?

— Конечно, нет! — огрызнулся Томас, злясь на себя за то, что так явно проявил свое неудовольствие.

Амелия сводила его с ума, совершенно сводила. И то, что он позволил ей встать между собой и Картрайтом, было высшей степенью предательства их двадцатилетней дружбы.

— Я просто удивился — помнится, ты говорил, что твой отец хочет, чтобы эти праздники ты провел дома.

Когда лорд Гастингс призывал сына, обычно Картрайт подчинялся, хотя всегда неохотно — отношения у них были натянутые.

Серебристые глаза его друга стали холодными при упоминании о его отце.

— Да, это так, но, как тебе известно, я не жажду видеть герцога. Ни теперь, ни на праздники, — сказал он натянутым тоном.

Томас поспешил сменить тему. Упоминание о герцоге — единственное, что приводило в скверное настроение его разумного и уравновешенного друга. И это продолжалось уже по крайней мере лет десять. Томас предпочитал не выяснять причину разлада в их отношениях.

— Вы играете в карты, лорд Алекс? — спросила Амелия, стараясь разрядить атмосферу.

Выражение лица Картрайта сразу смягчилось, и он просиял:

— Не на деньги, но я обладаю сноровкой в игре в двадцать одно или блэкджек. Кроме того, всем известно, что время от времени я балуюсь вистом.

Томасу не понравилось направление, которое принял разговор, а также то, что настроение его друга стремительно улучшалось, когда он разговаривал с Амелией.

— Вы не думаете, что вам было бы лучше отдохнуть? Вы ведь только что поправились, — возразил Томас.

— Милорд, я не думаю, что моему здоровью может повредить игра в карты, — ответила Амелия со смехом.

— И все же лучше поостеречься. Я уверен, что Картрайт ни за что не захотел бы стать причиной ухудшения вашего здоровья.

Картрайт посмотрел на него. На мгновение Томас подумал, что друг собирается поднять его на смех с его нелепыми доводами. Он смотрел на Томаса несколько секунд, потом снова перевел взгляд на Амелию.

— Да, мне приходилось слышать, что салонные игры могут вызвать некоторые болезни, и, конечно, мне бы не хотелось, чтобы вы пали их жертвой.

В такой форме едва завуалированная насмешка Картрайта была приемлема — куда лучше, чем открытый скандал. Томас подумал с полным основанием, что это была соломинка, которую бросил ему друг. И понимал, что и все, сидящие за столом, тоже это чувствуют.

— Ну, раз вы все считаете меня слишком хрупкой для карточных игр, я отправлюсь в постель. Внезапно я почувствовала сильную усталость.

Картрайт сделал движение, будто собирался встать. Амелия жестом остановила его:

— О, сидите, сидите.

У ее локтя материализовался лакей, готовый помочь ей. Томас не собирался отсылать ее в постель так рано, потому что не хотел лишать себя ее общества. Он остался молча сидеть за столом, глядя, как она оправляет складки своей бархатной юбки, и пытался отделаться от образа Амелии, ласкающей этими стройными руками его обнаженное тело.

— Увидимся утром, — проговорил он.

Ее взгляд на мгновение задержался на нем.

— Если только мне не станет хуже.

Ее сапфировые глаза блеснули озорством, а в уголках рта зародилась улыбка, и Томас ощутил ее как удар в грудь, отголосок которого он почувствовал в паху.

Амелия же, покинув столовую, не поднялась, а взлетела вверх по лестнице. На самом деле ей вовсе не хотелось играть в карты с лордом Алексом. Она только искала доказательства того, что Томасу очень не хотелось, чтобы она села за карточный стол. Кто бы мог подумать, что она принадлежит к тому типу женщин, которые готовы играть на мужской ревности? И кто бы мог подумать, что, убедившись в его ревности, она почувствует приступ дурноты и головокружение?

Уйти из-за стола было необходимо, иначе она выглядела бы такой влюбленной, какой себя чувствовала. Он был настолько неравнодушен к ней, что ревновал ее к другу. Он был настолько озабочен ее болезнью, что сидел у ее постели, когда у нее была лихорадка, Томас, виконт Армстронг, неравнодушен к ней — теперь только это и имело для нее значение. Завтра, решила Амелия, их отношения начнутся заново.

Все еще пребывая в эйфории, Амелия услышала звук, который могла издавать только кошка. Повернувшись в сторону, откуда слышалось жалобное мяуканье, она разглядела пушистый комочек, метнувшийся в другое крыло дома. В Стоунридж-Холле не было домашних животных. Амелия была в этом уверена. Видимо, бродячая кошка забрела сюда, спасаясь от холода. Бедный зверек был, вероятно, голоден. Амелия отправилась на поиски кошки.

После длительного увещевания и произнесенных шепотом призывов «Сюда, кис-кис» она обнаружила кошку, спрятавшуюся в коридоре под массивным столом. Оказалось, что это маленький котенок.