Три месяца — это более чем благородно. Недели через две, а то и скорее ею завладеет граф Чсстерфилд. Он нетерпеливо ждал, пока она надоест Томасу, по крайней мере так не раз говорила ему Грейс.

— Оставь себе твои чертовы деньги!

Если бы он дал ей чек, то имел бы удовольствие видеть, как она порвет его и растопчет своими домашними туфельками, украшенными розочками. Но как только он уйдет, она начнет ползать на коленях, лихорадочно собирая обрывки. Гордость и гнев будут первой ее реакцией и оттеснят практичность и логику на задний план.

— Я положу деньги на твой счет. Делай с ними что хотеть.

«К тому времени она остынет», — подумал он.

Томас покинул ее дом в последний раз, но мысли его были мрачными.

«Женщины не стоят таких неприятностей», — решил он.

Вместо того чтобы провести вечер на шелковых простынях, Томас сидел в маленькой комнате, в библиотеке Картрайта на Джонс-стрит. Оба собеседника тонули в глубоких обитых парчой креслах перед мраморным камином, в котором горел яркий огонь, и нянчили в руках по бокалу портвейна, и им еще предстояло насладиться напитками ярко-зеленого цвета и оттенка красного бургундского вина.

— Она бросилась на меня, как кошка, — поделился Томас со своим другом, испытывая усталость от всей этой истории. — Уверен, что завтра я обнаружу на себе царапины.

Маленькое зеркальце в экипаже уже отразило свежий синяк на его шее.

— Какого черта тебе понадобилось объявлять ей о разрыве лично? — спросил Картрайт, поднимая ноги в чулкax на оттоманку перед собой. — Было бы достаточно цветов и записки или, возможно, какой-нибудь побрякушки.

— Да, верно, но у меня не было намерения порывать с ней, когда я к ней отправился.

Его друг удивленно поднял бровь и поднес к губам бокал с портвейном.

— Тогда почему ты это сделал? — спросил Картрайт и поставил напиток на столик красного дерева возле своего кресла.

Да, почему он это сделал?

Томас часто думал об этом с момента, как вышел из дома Грейс. Он беспомощно поднял плечи:

— Не знаю. Думаю, потому, что она начала мне надоедать. Она становилась все более требовательной. Слишком часто стала посягать на мое время.

— Да, такое случается. Но в твоем случае это произошло скорее, чем обычно. Как долго ты был с ней? Шесть месяцев? Год?

— Какая разница? С ней покончено. Сейчас самое неотложное дело связано с этой чертовой Луизой.

— А что наша прекрасная герцогиня сотворила на этот раз? — суховато спросил Картрайт.

В его серых глазах блеснул огонек интереса.

Томас кратко пересказал то, что Грейс поведала ему о визите Луизы.

— Разыскать твою любовницу и явиться к ней домой — верх дерзости. И это всего лишь через три месяца после смерти мужа, — заметил Картрайт.

— Прошедшие годы изменили ее. Я не представлял, что она способна совершить что-нибудь подобное, когда познакомился с ней. Хотя ведь был инцидент с Радерфордом…

Да, инцидент…

Томас был настолько глуп, что поверил Луизе, когда она сказала, что любит его, и утверждала, что выйдет за него, хотя в то время у него не было ни шиллинга.

Да, в то время на его банковском счете не было ничего. И он был совершенно ослеплен ее белокурой красотой и невинным кокетством. Но эта маска невинности мгновенно слетела, когда на балу, куда Томас не собирался, он увидел ее прижимающейся к Радерфорду. Сначала он остановился и стоял в саду в полном ошеломлении, скрытый живой изгородью. Позже стоял и наблюдал со все растущей яростью и думал, как далеко она способна зайти, и ярость его все росла.

Несмотря на то что Радерфорд мягко, но решительно убрал ее руки со своей шеи и вскоре оставил ее одну, инцидент стал причиной трещины в их дружбе. На следующий день он побеседовал с глазу на глазе Радерфордом, но поговорить с ней ему помешала гордость, а когда он наконец собрался выяснить отношения, она уже была помолвлена с герцогом Бедфордом.

И тогда Томас осознал правду. Он — молодой виконт без гроша в кармане, обладая всего лишь хорошим происхождением и именем, имеющим на руках мать и сестер, — был всего лишь приманкой и что-то значил только до тех пор, пока она не получила предложения от одной из намеченных ею жертв. И не важно было, что Томас собирался на ней жениться.

— И как ты намерен справиться с этим? — продолжал Картрайт.

— Ну, думаю, мне придется поговорить с этой чертовкой. Она почти не оставила мне выбора, и, должно быть, именно такой была ее цель.

Томас опустил голову и устало провел ладонью по лицу.

— Тогда ты должен поехать со мной на бал к леди Форшем. Я слышал из надежного источника, что ее светлость снизойдет до того, чтобы там появиться.

Томас поднял голову и скептически посмотрел на Картрайта.

— Ты полагаешь, я буду объясняться с ней на балу? Не хочу снова стать пищей для этих сплетников из «желтых» листков.

— Предпочитаешь отправиться к ней домой или встретиться с ней у себя? Я бы не советовал тебе оставаться с ней наедине ни под каким видом.

В словах Картрайта был резон. Из такой встречи не вышло бы ничего хорошего. И чем больше он об этом думал, тем более здравой казалась ему мысль о встрече на балу. Луиза слишком дорожила своим положением в обществе, чтобы устроить сцену на людях и в таком месте.

— Очень хорошо. Я поеду, но не рассчитывай, что останусь там надолго. Какими бы увлекательными ни находил я эти вечера, у меня есть и другие дела и обязанности. Я говорил тебе, что мне пришлось нанять компаньонку для Амелии? Я привез девицу в город, и теперь мне приходится приглядывать за ней. Я почти уверен, что она попытается встретиться с Клейборо, и хотя я не сомневаюсь, что Камилла понимает свои обязанности и будет их выполнять, ничего не хочу оставлять на волю случая.

Картрайт ответил взрывом смеха:

— Безусловно, самый лучший подход к вопросу о трудных женских типах, о каком я когда-либо слышал. Но неужели правда, что мисс Фоксуорт — теперь компаньонка леди Амелии? У тебя что — размягчение мозгов? Если дела обстоят так скверно, то, может быть, я смогу быть полезным? Я не возражаю против того, чтобы ты поручил мне присматривать за ней вместо тебя.

Его серые глаза вопросительно блеснули под подвижными черными бровями.

Томас не нашел в этом ничего забавного и все же, несмотря на решительный протест своих лицевых мышц, с вымученной улыбкой ответил:

— Благодарю, но, думаю, я справлюсь.

Склонив голову, Картрайт смотрел на него прищурясь.

— И что ты имеешь в виду, говоря, что справишься?

Томас переменил свою расслабленную позу и выпрямился в креслё.

— На что ты, черт возьми, намекаешь?

Картрайт поднял руку вверх, шутливо демонстрируя капитуляцию.

— О, не стоит приходить в раздражение из-за столь простого вопроса, — сказал он со смехом. — До меня дошло, что ты пообещал прекрасной леди Амелии заслуженное наказание от собственных рук. Она ведь в конце концов усомнилась в твоей сексуальной мощи. Я всего лишь спрашиваю, как продвигаются дела на этом фронте.

Столь неоправданно бурно прореагировав на поддразнивание Картрайта, Томас только дал пищу воображению друга. Он с трудом заставил себя издать негромкое хмыканье, снова принял расслабленную позу и, повернувшись к Картрайту с деланной улыбкой, отпил из бокала. Затем поставил хрустальный бокал на столик слева от себя и сказал:

— Я пришел к выводу, что она не заслуживает особых волнений и хлопот.

Картрайт засмеялся, и смех его походил на лай, а в глазах заплясали смешинки.

— Неужто все так плохо? Ну, я уверен, есть множество леди самых выдающихся качеств, готовых послужить той цели, которую ты приготовил для леди Амелии. Хотя, если тебе нужна любовница, способная не слишком сильно к тебе привязаться, то вполне бы подошел кто-нибудь вроде леди Амелии.

Кровь бросилась Томасу в лицо. Он сделал усилие, чтобы казаться равнодушным, надеясь, что Картрайт ничего не заметит.

— Единственное, чего я требую от женщины, с которой делю постель, — это чтобы она меня не презирала. Было бы также неплохо, чтобы она хоть чуть-чуть мне нравилась, — заметил Томас.

Осушив бокал до дна, Картрайт лениво поднялся на ноги и прошлепал к своему письменному столу, чтобы налить себе новую порцию. Повернувшись лицом к другу, он отсалютовал ему хрустальным графином. Томас кивком отклонил предложение налить еще.

— Когда ты возвращаешься в Девон? — спросил Картрайт, направляясь к своему креслу.

— В воскресенье.

— Прекрасно. Мне нужно куда-нибудь уехать, пока герцог в городе. Если я останусь, он будет рассчитывать на мою компанию. Я бы предпочел развлекаться в долговой тюрьме, чем в обществе моего отца.

В обычных обстоятельствах Томас не возражал бы против того, чтобы друг погостил у него. Тот с самой юности бывал частым гостем в Стоунридж-Холле. Но на этот раз он чувствовал, что это было бы неуместно. Не мог он разве избежать встречи с герцогом, не покидая города? Господи! Его друг вел себя так, будто Лондон недостаточно велик для двух представителей семьи Картрайтов.

Картрайт спросил, прерывая его молчание:

— Это ведь не добавит тебе сложностей?

Томас поспешил покачать головой:

— Ничуть. Никаких сложностей.

Но внутри у него что-то явственно и громко запротестовало.

— Чудесно. Это даст мне возможность лучше познакомиться с леди Амелией. Мы с ней встречались несколько раз, но едва ли обменялись парой слов, не считая вежливых приветствий.

Похоже было, что Картрайт внимательно следит за выражением его лица.

На язык просились тысячи слов протеста, но Томасу удалось сдержаться, и он не произнес вслух ни одного. И даже глазом не моргнул.

— Не сомневаюсь, что она будет в восторге от твоего общества.