Беверли Кендалл - Вкус желания

Лондон, 1856 год

Переваривая только что услышанное, Томас, виконт Армстронг, направился прямо к своему месту, сел, руки его судорожно сжали резные подлокотники кресла. Хотя Гарольд Бертрам изложил ему свою просьбу с серьезностью, достойной священника, произносящего официальную речь на похоронах, Томас страстно надеялся — а вдруг он расслышал его неправильно?

— Вы хотите, чтобы я сделал… что?

Томас произнес свой вопрос тихо и даже спокойно, но звук его голоса расколол тишину как выстрел.

Маркиз ответил безрадостным смехом, взгляд его стремительно метнулся к дверям кабинета, но тотчас же возвратился и теперь был направлен на собеседника.

— Я прошу вас взять под крылышко мою дочь, пока я буду в Америке.

За несколько дней до этого Томас тоже получил достаточно неуместное предложение, но это оказалось намного хуже предыдущего.

В прошлый раз пэр и член палаты лордов сделал ему предложение, способное сбить с ног и повлечь к верной гибели любого честного человека. И он полагал, что едва ли может поступить просьба хуже этой. Но, оказывается, заблуждался.

То, о чем просил его Гарри, не имело отношения ни к политике, ни к взяткам в тысячи фунтов, и однако, это оказалось в сто раз хуже.

— Ваша опека продлится… гм… до Нового года, если мне не удастся закончить переговоры раньше.

Гарольд Бертрам, маркиз Брэдфорд, или Гарри для близких друзей (он предпочитал, чтобы они называли его именно так), не был лишен ни мозгов, ни чувства юмора, хотя сейчас многие могли бы в этом усомниться. В вопросах финансов и бизнеса он обладал острейшим умом и умел облечь свою мысль в блистательную словесную форму. Но его девятнадцатилетняя дочь была способна истрепать в клочья нервы любому закаленному в битвах солдату. Томас мог это засвидетельствовать. Не сводя немигающих глаз с маркиза, погрузившегося в выразительное молчание, Томас только поднял брови: должно быть, Гарри и в самом деле помешался.

— Если это шутка, то, уверяю вас, я не нахожу ее ни в коей мере забавной, — ответил Томас, обретя наконец дар речи. — Мы ведь говорим о леди Амелии? Верно? Если, конечно, у вас нет еще одной дочери, которую вы тщательно скрываете в отличие от этой дерзкой строптивицы.

Последовала целая серия покашливаний, долженствующая прочистить горло его собеседника, закончившаяся глубоким усталым вздохом:

— Господи, ну тогда скажите, что мне с ней делать? Я бы взял ее с собой, но у меня не будет ни времени, ни энергии на то, чтобы удерживать ее от ее обычных проделок, особенно в стране, с которой я недостаточно хорошо знаком. Вы единственный человек, к которому я могу обратиться с подобной просьбой. Не будь эта поездка настолько важна для меня, возможно, я пересмотрел бы свои планы…

Гарри молча обратил к Томасу умоляющий взгляд.

Томас при этом ощутил слабый укол совести, но, к счастью, это продлилось не больше нескольких секунд. По его мнению, деловая поездка в Америку не шла ни в какое сравнение с тем, что ему предлагалось — играть роль опекуна для неуправляемой дочери Гарри.

Подавшись вперед, Томас разразился филиппикой:

— Если бы вы попросили меня занять ваше место на гильотине или продеть голову в петлю, приготовленную для вас палачом, я бы счел это менее сложной задачей.

Брови Гарри сошлись над прямым патрицианским носом, а его рот под усами слабо дрогнул.

— Буду с вами откровенен. Эта де… эта моя дочь, похоже, задалась целью безвременно свести меня в могилу. Она ухитрилась связаться еще с одним никчемным претендентом на ее руку. Если бы мой слуга не проявил бдительности, мне пришлось бы называть зятем этого недостойного Клейборо!

Он выплюнул это имя с таким отвращением, будто никогда столь мерзкое и грязное слово не слетало с его уст.

— Гарри, — проговорил Томас с долгим и тяжким вздохом, — а может, было бы лучше, если бы вы позволили ей выйти за того, кого она выберет? Она уже достигла брачного возраста.

Пусть бы какой-нибудь несчастный малый взял на себя заботы о ней, подумал Томас. Можно не сомневаться, что после нескольких месяцев брака этот малый будет обливаться горючими слезами, поняв, какую невыгодную сделку совершил.

По кабинету прокатился глухой стук: Гарри с силой ударил кулаком по письменному столу красного дерева.

— Ну уж нет! Меньше всего я хочу получить в зятья этого бездельника. Боже, прекрасно сознаю, что за фрукт моя дочь, но мой долг отца защитить ее от таких искателей. — Он понизил голос: — Ее бедная мать перевернулась бы в могиле, если бы знала, что стало с ее единственным дитятей.

Острая печаль затуманила его глаза при упоминании о почившей жене, и в эту минуту Томас устыдился своей бесчувственности и бездумного предложения — позволить дочери Гарри выйти за игрока и охотника за деньгами. Но, Господь свидетель, если уж какая-нибудь женщина и заслуживала такой участи, то это именно леди Амелия.

Даже подумать о просьбе Гарри (а Томас вовсе не собирался принимать его просьбу всерьез) означало бы оказаться на волоске от безумия, но, как друг, он чувствовал потребность объяснить и оправдать свой отказ.

— И что бы вы порекомендовали мне с ней делать во время вашего отсутствия? Я полагаю, вы бы не одобрили, если бы я заставил ее трудиться.

Однако лицо Гарри просветлело, и он стал похож на уличного мальчишку, стащившего крону на улице Ист-Энда.

— О, это мне никогда не приходило в голову. Очень удачная мысль, хотя и необычная. Возможно, это как раз то, что ей надо, а именно: получить малую толику трезвости. И я уверен, на этот раз она усвоит урок. Но конечно, работа не должна быть мерной.

Итак, Гарри не имел ничего против того, чтобы заставить девчонку трудиться, хотя Томас всего лишь пошутил…

Через минуту глаза маркиза засверкали.

— Не могла бы она побыть компаньонкой для ваших сестер?

Томас мгновенно отрезвел. Блеск в голубых глазах друга означал, что тот воспарил до небес, и это следовало пресечь в зародыше, пока не оказалось, что девицу доставили к его парадному крыльцу с сундуками и всем, что полагается.

— Этой зимой мои сестры на шесть недель отправляются с матерью в Америку.

Даже помыслить нельзя о том, чтобы навязать своей семье леди Амелию.

Проведя рукой по волосам, Томас снова вздохнул:

— Господи! Вы же видели нас вместе. Я бы предпочел приручать дикого вепря. Она в первый же час истощила бы мое терпение. А уж что говорить о нескольких днях, неделях и тем более месяцах. В чем ваша дочь нуждается, так это в сторожевой собаке.

Гарри сжал губы, и рот его принял форму прямой и тонкой линии.

— А может быть, вы сумеете найти для нее подходящего джентльмена, способного отвлечь ее от этой… гм… активности, — поспешил добавить Томас, вспомнив, с кем говорит: бедняга ведь приходился девушке отцом.

Гарри потянул медные застежки своего жилета, будто тот внезапно стал ему тесен.

— Ну, не могу сказать, что я вас особенно осуждаю. Помнится, ваше знакомство началось не очень удачно.

— Я сказал бы, это выражено довольно мягко, — заметил Томас как можно суше.

Гарри медленно поднялся, Отодвинув свой стул. Томас понял намек и поспешил вскочить на ноги. С отрешенным видом маркиз протянул ему руку через стол, заваленный перьями, заставленный изящными чернильницами, стопками бумаг и книг. Томас принял протянутую руку, испытав при этом мгновенное сожаление. И не потому, что не выполнил просьбу, а потому, что оказался слишком уж здравомыслящим человеком. Хотя никто в здравом уме не взялся бы за это.

— Я не таю на вас зла, хотя надеялся… — сказал Гарри с бледной улыбкой. — Какое несчастье, что Амелия не выбрала такого, как вы.

Пока длилось их рукопожатие, взгляд Томаса не отрывался от лица друга. Он знал Гарри шесть лет и понимал, что тот питает к нему глубокую привязанность. Но ведь не мог же Гарри сделать ему такое предложение в надежде на то, что они с Амелией, возможно…

Он попытался прогнать эту мысль, но, к несчастью, мысли живут собственной жизнью. Конечно, случись такое, Гарри пришел бы в восторг. Союз между ним и Амелией дал бы маркизу зятя, которым он мог бы восхищаться и которого мог уважать, но, что гораздо важнее, он смог бы урезонить его непокорную дочь.

У Томаса вырвался мрачный смешок:

— Это была бы пара, обреченная на адский огонь.

Уголок рта Гарри приподнялся в кривоватой улыбке:

— Да, похоже на то.

Они в молчании направились к двери кабинета. Приостановились у двери, и Гарри дважды с силой хлопнул Томаса по спине.

— Я отправляюсь только через месяц. Если передумаете, пожалуйста, дайте мне знать.

Томаса восхищало упорство друга, но он скорее добровольно сел бы на корабль, отплывающий в Австралию, место ссылки преступников, чем пошел бы навстречу Гарри.

Амелия знала, что отец разгневан. Он ни слова не сказал ей с тех пор, как отвратительный мистер Инглз буквально выволок ее из экипажа в двух милях от города. Конечно, им следовало бы добираться до Гретна-Грин пешком, и тогда их бегство могло увенчаться успехом.

Прошло полчаса, и отец потребовал, чтобы она пришла к нему в кабинет. Все еще уязвленная тем, что отец несправедливо обрек ее на трехдневное заточение в спальне, она мешкала (хотя делать ей было совершенно нечего), прежде чем приступить к нескончаемому спуску вниз по лестнице на встречу с разгневанным родителем.

Достигнув его кабинета, она обреченно распахнула дверь и с силой наткнулась на какое-то препятствие по другую сторону двери.

Она услышала глухой звук удара и тихое кряканье мужчины, некий возглас, означавший смесь удивления и боли. Амелия инстинктивно сделала шаг назад, все еще сжимая дверную ручку. Господи, чем это занят отец?