Марина зашлась от хохота. Она смеялась, тесно — прижавшись к Денисовой груди, и под ухом у нее — «бух, бух!» — бухало Денисово сердце, и в ритм ему шумела кровь в Марининых ушах.

— Хватит смеяться, а то ничего больше не расскажу! — проворчал Денис, прижал к себе Марину поплотнее и поцеловал ее в ухо. — Так вот, Алену все это тоже весьма удивляло. То одна мама, то другая, куча братьев и сестер, ни одного толком не знала. Потом Саныч эту дачу выстроил, специально, чтобы всех своих детей вместе собирать. А то завел с десяток, а толку чуть.

Алена все время спрашивала: почему, папа, у тебя так выходит? Как раз в это время Сан Саныч совсем в меланхолию впал. Шутка ли сказать — в седьмой раз ничего не вышло! И начал он тогда Алене телегу гнать: нынче все в мире сгнило, никакой семьи не осталось, только и есть, что любовь, да и та редко встречается, а дети на свет появляются. Дети, говорит, прежде всего. Раз, говорит, с семьей ничего не выходит, тогда человек, чтобы ему человеком остаться, а не подлецом стать, должен о своих детях думать, в этом гадком мире о них заботиться.

Он имел в виду в основном себя, но Аленка тогда этого не поняла, все приняла за чистую монету. Знаешь, в тринадцать-четырнадцать лет часто кажется, что весь мир на тебе замкнулся. Она и спрашивает: «Значит, мне, папа, замуж выходить и пытаться не стоит?» Он сразу завелся: «Замуж — это вообще гиблое дело, жениться еще можно попробовать раз-другой, но замуж идти — полная безнадега, мрак кромешнейший, верь мне!»

— Он-то откуда знал? — не выдержала Марина. Рассказ Дениса пробуждал в ней нешуточную злость, хотя смеяться почему-то тоже хотелось.

— Резонный вопрос. Слушай дальше, дальше самое главное. Мне Алена столько раз этот разговор пересказывала, что я его почти наизусть запомнил.

Ну вот. Аленка наша все это схавала и говорит чуть ли не со слезами на глазах: «Ну как же тогда жить, папа? Что делать? Тем более если жениться тебе не светит, а замуж выходить, ты говоришь, не стоит?» Тут Сан Саныч ей и выдал, видно, увлекся: «А просто, — говорит, — надо жить, Алена, найди себе кого-нибудь, роди, — говорит, — от него ребенка и воспитывай по своему разумению. Если парень стоящий попадется — захочет с тобой дитя рОстить, а нет, я тебе помогу на первых порах»…

Денис перевел дух, и Марина с удивлением заметила, что грудь у него напряглась, сердце бухает чаще, а в глазах откуда-то взялся недобрый блеск.

— Сказал он это, видно, под настроение, а бедная наша Алена всему поверила. С неделю поплакала, попричитала, депрессуха на нее черная напала, в самом деле, как жить, когда тебе пятнадцать лет, а в мире, оказывается, ничего хорошего нет и не предвидится? Ну а потом стала она думать обо всем этом, и неожиданно все это ей понравилось. Так понравилось, что она даже мечтать начала, как она будет жить с ребенком, решила, родить надо пораньше, не откладывая в долгий ящик, стала представлять себе, как она его будет воспитывать, как она его никому не отдаст, и никаких не будет ссор с мужем, никаких игр в «люблю — не люблю», в завтрашнем дне твердая уверенность. Одним словом, малина, а не жизнь, если с этой точки зрения на нее посмотреть. — Денис горько рассмеялся. — Она и теперь так думает. Она такая, что в душу запало, колом не вышибешь! Вроде умница, но никак не поймет, что ребенку отец нужен, а женщине муж.

— Зато ты понимаешь! — Марине стало вдруг невероятно забавно. — И готов поэтому стать отцом каждому ребенку и мужем каждой женщине!

— А что? — Денис повернулся к Марине в профиль, изогнул красивую бровь и подмигнул. — Думаешь, не получится?

— Ох! — Марина так смеялась, что у нее даже в боку закололо. А Денис начал ее целовать, все более страстно, жадно, так что Марине казалось, она для него самая любимая и самая желанная; и внутри ее поднималась навстречу Денису волна тепла и любви, и ей казалось, что никого в целом свете, кроме него, нет.

С Денисом Марина погружалась в другой, совершенно неведомый мир. Опытный любовник, он увлекал ее за собой куда-то, в какие-то неизведанные глубины, все время точно поддразнивая Марину: «А так ты можешь? А так? А если вот так?» Но даже в самой неведомой глубине Марина все время чувствовала его твердую, уверенную силу, шла за ним и не боялась.

Когда же все кончилось и они лежали рядом, расслабленные и довольные друг другом, Марина решила вернуться к прерванному разговору.

— Послушай, но ведь получается, что Сан Саныч как раз должен был помочь Алене? Раз он сам научил ее так поступать?

— Да ничего подобного! — Денис неожиданно разозлился и изо всей силы трахнул кулаком по подушке. — У взрослых, даже самых идеальных, никогда последовательности не ищи. Один треп!

— Как это?

— Через полгода после этого разговора мы с Аленой стали близки. А что? Алену давно люблю, я в нее вообще чуть не с первого взгляда влюбился, честно, вот как мы в классе в одном оказались, так сразу по уши и врезался.

— И на всю жизнь, — иронически закончила Марина, но Денис этой иронии не заметил.

— Да, на всю жизнь. А когда Алена сказала, что ждет ребенка, мы такие счастливые оба были, прямо как дураки. И ни капельки, поверишь ли, не волновались: у Алены такой отец, он все понимает и нам непременно поможет! Кретины были, одним словом. — Денис замолчал, уставившись куда-то в потолок. — Действительно, чуть было не помог, — процедил он сквозь зубы.

Марина погладила его по плечу.

— Ну а что на самом деле получилось?

— А на самом деле он перетрухал, как заяц. Велел Алене срочно аборт делать. Это Алене! Которая скорей сама умрет! Он же все знал про наши с ней отношения, с самого начала знал!

— Почему же он так?

— Алена тоже его об этом спросила. А он сказал: «Я думал, ты у меня современная женщина».

С минуту они оба молчали, наконец она не выдержала:

— Ну как же вы… все-таки вышли из положения?

— О!.. — Тут Денис впервые улыбнулся. — Ты еще не знаешь Алену. В трудных ситуациях у нее самообладание, как у йога. А актриса какая! Все уговариваю ее в ГИТИС пойти, а она не хочет… Она, пока отца слушала, ни слезинки не проронила. Сидит, головой потряхивает, будто так и надо. На следующий день ей отец велел к врачу ехать, старому другу семьи. Аленка его с пеленок знает. Приходит она к нему и говорит примерно следующее: «Знаете, Иван Иванович, я ведь отца обманула, я его просто попугать хотела, я, — говорит, — еще девочка. Вы уж меня, ради Бога, не осматривайте, пожалуйста, а то мне так стыдно, это такая неприятная процедура!» Представляешь? — Денис засмеялся.

— Он так ее и не смотрел?

— Ну да. — И они оба захохотали. Они, как дети, катались по кровати от смеха, пока снова не сплелись в тесный клубок. А потом, когда все закончилось и Денис откатился на самый край, чтобы закурить, Марину вдруг захлестнула волна беспросветного одиночества, такая вдруг на нее напала тоска!

— Денис, — несмело дотронулась она до его руки, — а мне показалось… А я думала… Что мы уже никогда… — На глаза у нее навернулись слезы.

— Ну что ты, малыш, что ты такое говоришь? Я люблю тебя.

— А что же тогда… И почему тогда… Ты за столько времени не подошел ко мне ни разу? — Марина торопливо глотала слезы, стараясь изо всех сил, чтобы Денис их не увидел.

— Не подошел? Да, правда! Но успокойся, малыш, просто я был занят. А с кем прошлую ночь спала? Я к тебе под утро заходил, тебя только не было.

Щеки у Марины залило краской.

— С Ильей, — еле вымолвила она смущенно.

— А-а… — Денис понимающе улыбнулся. — С ним тебе небось было хорошо. Илюшка хороший, особенно когда раскрутится. Комплексов только у него больно много. Ох и любит же напускать на себя. — Денис потянулся и широко, во весь рот зевнул. — Ну, ладно, малыш, мир? Давай спать, хорошо? А то ведь уже скоро утро, я ужасно устал.

С этими словами Денис крепко обнял Марину, она прижалась к нему, и они уснули.

12

Марине приснился сон, будто она играет на берегу озера в Эльве, того самого, где они снимали дачу в тот год, когда Марина познакомилась с Ильей и у нее был аппендицит.

Сидит она у самой воды и смотрится в нее, как в зеркало. Лицо ее отражается ясно-ясно: огромные голубо-зеленые глаза, широватый нос, пухлые губы, каскад иссиня-черных волос. Изображение в воде спокойно, глаза, как всегда, чуть прищурены, губы улыбаются безмятежно. И вдруг — точно чей-то чужой, злобный взгляд скользнул у нее по спине! Марина оборачивается, но никого не видит. А солнышко так славно, так ласково пригревает! Марина лениво пожимает плечами и вновь поворачивается к воде. И тут изображение на поверхности воды неожиданно приходит в движение, волосы на голове Марины начинают шевелиться, точно от ветра. Но ветра никакого нет! Марина оторопело проводит по голове рукой — нет, с ее волосами, ничего не происходит. Шевелятся только те, что в воде отражаются. Они уже не просто шевелятся, рвутся куда-то, точно языки пламени. И качаются, гнутся в воде отражения деревьев. Кажется, что там, под водой, бушует страшный, ураганный ветер. Деревья гнутся чуть ли не до самой земли, кажется, что ветер вот-вот вырвет их с корнями, так же, как и волосы отраженной в воде Марины. Марине в толще воды жутко, она горбится, подымает руки, пытаясь защитить глаза ладонями от порывов ветра.

А Марине, что сидит и смотрит на нее с берега, тепло, даже немного жарко. Вокруг нее по-прежнему ни ветерка, на небе ни облачка, деревья вокруг сонны и спокойны, и ни один лист не шелохнется.

В воде бушует настоящая буря, небо грозовое, темное, на нем блещут молнии, но грома на берегу не слышно.

От страха у Марины сперло дыхание, ей хочется куда-нибудь поскорей убежать, но она не отрываясь смотрит на воду. «Подожди, — уговаривает она себя, — так не может быть, нужно разобраться, что это и почему это так, а то ты сейчас уйдешь и никогда ничего не узнаешь».