Марсия Андес - Вкус вишнёвой лжи

— Очень. Но какой в этом смысл, если я ему не интересна?

— Кому? — кудахчет бабуля.

— Стасу.

— Кто это?

— Никто, ба, — поднимаюсь из кресла, понимая, что разговаривать с ней дальше нет никакого смысла. Она потеряла нить происходящего и напрочь забыла, о чем мы только что говорили. — Пойду поесть приготовлю.

— Иди, иди, внучка, — машет рукой, отворачиваясь к телику.

Я грустно улыбаюсь, а потом выхожу из комнаты. Есть не хочется, готовить тем более. Я запираюсь у себя, включаю дряхлый компьютер с медленным интернетом, а потом делаю то, на что не решалась весь последний месяц. Удаляю Элеонору Макееву из друзей. Ну, вот и все. Конец нашей дружбе. Прощай детство. Прощай, Элли.

— Вот сучка! — злюсь я, когда Костян рассказывает подробности случившегося в школе. — Не ожидал от нее такого.

Мы сидим в кафешке и завтракаем: Назар угощает, потому что у меня с собой нет ни копейки. Передо мной чай и венские вафли, а друг пьет безалкогольное пиво, заедая его уже третьим пирожным. Говорит, аванс получил, вот и шикует. Меня же от алкоголя уже тошнит: я не просыхал почти месяц, весь мой мир выпотрошился и вывернулся наизнанку.

— А я говорил, — бурчит парень. — Предупреждал тебя, а ты как дебил «люблю, люблю, она не такая».

— Не нагнетай, — прошу я. — И так тошно. Видел ее недавно, заплатила залог за меня, потому что братец отказался приезжать. То же мне.

Друг зло бросает ложку в тарелку и откидывается на спинку диванчика.

— Жаль я ее не видел. Урыл бы, — злится Костян. — Совсем охреневшая баба. Слышь, — наклоняется ко мне и понижает голос. — А, может, сдадим ее прессе? Типа, что она с тобой мутила, и с твоим братом. У тебя же фотки есть с ней совместные? Отомстим, так сказать.

— Да, не, — отмахиваюсь я, делая глоток горячего чая. — Пошла она к херам. Мне плевать.

Назар смотрит недоверчиво, не верит.

— Чувак, я месяц бухал. Пытался понять, че ж ей не хватало-то. Че ее на брата моего тянуло, — замолкаю, подавляя злость и отвращение. — Все, хорош. Я устал. У нас есть проблемка посерьезнее. Отец Иры, следак тот, видимо, догадался, что я могу общаться с ней. По любому из-за Элли. Может, она даже че стуканула ему, они ж с Иркой подруги, он ее хорошо должен знать. Наплела хрень какую-нибудь, теперь Антон Юрьевич меня подозревает. Так что поосторожнее надо быть. Как он тебя еще не спалил, не понимаю.

Друг отмахивается.

— Все под контролем, — заверяет меня Костя. Слышать от него такое как минимум странно. — Меня больше шкура эта волнует.

Зеваю. Хочется спать, голова трещит, тело ломит. И байк еще нужно забрать, а то менты себе загребут и скажут, что так и было. А вернее не было. Исчез. Угнали. Испарился.

— Ниче, поговорит и перестанет. Скоро тема всплывет про ее свадьбу, так что только и будут болтать о моем братце. Удивительно, что пока тишина по поводу этого. Месяц прошел. Чем они там занимаются?

После стычки с Темой в квартире Назара я ни разу не встречался ни с отцом, ни с матерью, ни с братом. Один раз мне перечислили деньги на карту, и все. Тишина. Словно забыли обо мне как о проблеме, которую не хочется решать. Думают, раз отстали, так я молчать буду? Я не стукач. Не настолько мстительный, чтобы творить подобную хрень.

Да, мне обидно. Больно. Неприятно. Я злюсь, нет, я просто в ярости, но жизнь на этом не заканчивается. Самое смешное, что об этом мне сказал бомж в СИЗО. Рассказал мне про свою житуху, и я понял, что у меня не такое уж и дерьмо происходит. Подумаешь, девушка от брата залетела. Пустяки…

И кого я пытаюсь обмануть?

— А че у тебя с Ирой? — пытаюсь поменять тему.

Костя пожимает плечом.

— Да сложно как-то все, — бурчит парень. — То злится, то целует, то бьет. Короче, я хз.

— Ну и правильно делает, надо же тебя контролировать хоть как-то, — коротко смеюсь.

Друг ничего не отвечает. Я смотрю в окно на испортившуюся погоду, и на душе становится как-то грустно. Из моей жизни выпал целый месяц, а для меня это как вся жизнь. Нужно возвращаться в реальность и выбираться из дерма, в котором я все еще вязну. И первый шаг — новая татуировка. Логично, да?

В детстве меня учили, что врать нехорошо. Детство кончилось. (Екатерина Безымянная. Записки prostitutki Ket)

Hozier — To Be Alone

Ложь 51. Стас

«Наследник крупной московской маркетинговой компании Артем Скворецкий объявил о помолвке с Элеонорой Макеевой, дочерью знаменитой художницы и артистки Натальи Макеевой. Дата свадьбы назначена на 4 января. Церемония будет закрытой, а…»

Переключаю канал, но улыбающееся совместное фото брата и Элли продолжает мелькать перед глазами. Весь декабрь только и делают, что крутят по всем каналам новость о свадьбе Темы. Думают, что так народ быстрее поверит в эту сказку? Счастливая парочка, тайно крутящая шашни за спинами у репортеров, а теперь неожиданно решившая поведать всему миру о своем существовании. Отец, конечно, постарался на славу.

4 января сраная, мать его, свадьба моего старшего братца и моей бывшей любимой девушки. Меньше чем через две недели. Если бы мне сказали об этом несколько месяцев назад, я бы расхохотался, а потом набил морду за такие слова.

А что теперь? Остались только злость и… свобода. Я будто потерял крылья, но обрел рога. И хвост. А вместе со всем этим новую татушку на спине: сгоревшие перья крыльев, растущие из окровавленного настоящего сердца. Получилось эпично.

Какое счастье, что не успел набить имя Элли, а то пришлось бы сводить. Планировал сделать ей сюрприз в воскресенье сразу после гнилого семейного ужина. А получилось все как-то не по плану.

Зато после месячного запоя все встало на свои места. Нельзя ставить баб на первое место, любить их без памяти и быть настолько наивным, чтобы ничего не соображать. Вообще с бабами связываться — себе дороже. Прав был Назар, все они одинаковые. Все до единой.

Звонок в дверь.

Ну, почти все.

Отрываюсь от новой плазмы и направляюсь к двери. Поворачиваю ключ, открываю преграду.

— А ты рискованная, — усмехаюсь.

— Испугался моего папочку? — улыбается.

Пожимаю плечом, отступая в сторону.

— Назар в курсе, что ты здесь? — интересуюсь я.

— В курсе. Просил передать.

Ира переступает порог, протягивает мне пакет и, пока я закрываю дверь, начинает раздеваться. Снимает красную шапку, смахивает с нее снег, шумно вздыхает. Лицо девушки раскрасневшееся из-за мороза, зато глаза светятся так ярко, словно Ольханская только что выиграла медаль на Олимпиаде. При чем как минимум серебряную.

Я помогаю Ире снять верхнюю одежду и, пока девушка расстегивает сапоги, ухожу к столу.

— А где Костян? — спрашиваю я, вытаскивая из пакета несколько банок с полирующими средствами для моего байка. И еще какие-то нужные ништяки.

— Работает.

— Так, я не понял, вы с ним мутите или нет? — поворачиваюсь к Ире — та, взъерошив волосы, проходит к дивану, но не садится.

Облокачивается о спинку и встает лицом ко мне.

— Нет. Мы с ним не мутим, — выделяет каждое слово. — Просто в последнее время часто общаемся. Это разные вещи. Он меня… — осекается. — В общем, помог справиться с ситуацией в школе.

Хм. Звучит как-то двусмысленно.

— Как там… — хочу сказать «Элли», но передумываю. — Как в школе?

Ольханская отмахивается, все еще пытается отойти после мороза и отогреться. Я вижу это по ее лицу.

— Спокойно, — улыбается. — По началу, конечно, доставали, да и Элли подливала масло в огонь. Несла пургу всякую. Типа, я отбила у нее парня из-за денег, а потом затусила с его другом. Да и Костя только хуже делал. Приходил в школу и запугивал всех. Меня из-за этого еще больше чмырили. В общем, неприятная ситуация.

Убираю банки в шкаф и поворачиваюсь к девушке. Стоит в своей бежевой кофточке и в джинсах, волосы растрепаны, ни грамма косметики, щеки все еще красные. Ни в какое сравнение с идеальной Элли не идет. Зато живая, настоящая. Не искусственная.

— Да плевать, — замечает мой взгляд. — Осталось доучиться полгода и все.

— А потом куда?

— Не знаю, — пожимает плечом. — Не думаю, что буду куда-то поступать.

Ничего не отвечаю — спорить на эту тему не хочется, к тому же ее право, что делать со своей жизнью. Глядишь, после выпуска передумает.

— А ты как? — наконец, решает спросить Ольханская.

Это последнее, о чем я хочу с кем-либо разговаривать.

— Отлично, — заверяю ее. — Решил байк перебрать, — киваю в дальнюю часть студии, где за кучей хлама стоит наполовину разобранный мотоцикл.

Не знаю, замечает Ира его только сейчас или просто делает вид, что удивлена. Девушка оценивает обстановку в квартире, затем поворачивается ко мне и останавливает взгляд на кулоне, который подарила на мое День Рождения. Он небрежно висит поверх футболки, и на мгновение мне хочется спрятать его под одеждой.

— Я хотела поговорить на счет Кости, — вдруг выдает Ира. Я хмурюсь. — Меня напрягает то, что он слишком сильно скорешился с моим отцом.

— Что? — выпаливаю. — Я не знал… Он ничего не говорил. Погоди, в каком смысле скорешился?

Отстраняюсь от стола, собираясь подойти поближе к Ольханской, но резко меняю траекторию, оказываясь возле холодильника. Достаю вишневый сок, хлопаю дверью.

— В прямом, — пристально смотрит на меня. — Однажды папа приперся ко мне и застал Назарова. Тот чинил мне конфорку в плите, — поджимает губы. — Ну, и понеслось. Теперь отец думает, что я с Костей встречаюсь. Сюсюкается с ним как с сыном. Костя то, Костя это. Какой хороший мальчик, вы отличная пара и бла, бла, бла. Меня это напрягает, — признается.