Марсия Андес - Вкус вишнёвой лжи

— Рот закрой, — рычит Костя, оказываясь в опасно близости от меня.

Я толкаю его в грудь, пытаясь увеличить дистанцию, но парень неожиданно хватает меня за локоть и рывком тянет на себя, вырывая из рук Элли. Я отлетаю в сторону, но не падаю. Первый раз вижу Назарова в такой ярости, и даже мне становится страшно.

— Че, борзая такая, а? — Макеева отступает назад.

В этот момент она похожа на испуганного трясущегося чихуахуа, возомнившего себя овчаркой. Парень делает выпад вперед, чтобы напугать.

— Отвали, придурок! — голос подруги дрожит, а Назаров почему-то неожиданно смеется.

Я невольно вспоминаю его бывшую девчонку, которая бросила Костю ради богатенького придурка, и мне становится не по себе. Представляю, что сейчас чувствует Назаров, вновь столкнувшись с подобной ситуацией.

Краем глаза вижу движение в машине, и все мое тело в ужасе замирает. Стас наконец-то приходит в себя и замечает нас. Пытается выбраться наружу, но у него ничего не получается, потому что у Назара сломана ручка. Дверь можно открыть лишь снаружи. Ручку сломали ему после того, как авто забрали с ремонта, но при каких обстоятельствах, я не знаю.

Парень пьяно осматривает салон, нажимает куда-то, заставляя окно медленно, но верно опуститься. Скворецкий просто в нулину. Взгляд сфокусировать не может, нащупать ручку, чтобы выбраться из авто, у него тоже не получается.

Я стою как вкопанная и наблюдаю за неумелыми попытками парня через окно дотянуться до ручки. В конце концов Стас бросает это дело, почти наполовину высовывается из тачки и заплетающимся языком кричит.

— Пошла нахуй, шлюха!

Костян оборачивается. Скворецкий мрачнеет, зажимает рот рукой, сдерживает рвотные позывы. Успокаивается.

— Иди и дальше трахай моего брата. Совет вам, да любовь… Твари… — некоторые слова Стас произносит неверно или заглатывает окончания, но я умудряюсь понять суть.

Элли спала с Темой? Серьезно, блин? Как так вообще получилось?

— И пойду! — неожиданно взвизгивает подруга. — А вы оставайтесь. Тоже мне, правильные нашлись, аж тошнит. Между прочим, твоя идеальная Ирочка все знала, — скалится блондинка, обращаясь к Косте. — И познакомиться с вами согласилась, чтобы меня прикрыть. Я тогда с Темой была! У вас на ужине, между прочим, на который ты так и не явился, — а эти слова адресованы Стасу. — И знаешь, что, Стасик! С Темой я познакомилась куда раньше тебя, так что не думай, что ты такой особенный…

Пощечина обжигает щеку Элли, и я удивленно смотрю на Назарова. Не вижу его лица — парень стоит спиной ко мне, плечи опущены, волосы растрепаны. Девушка ошарашенно хватается за щеку, отступает. Лишь через несколько секунд Костя оборачивается и смотрит на меня, и холод скользит по моим венам вместо крови.

— Ты знала? — спокойно спрашивает Назаров.

Я молчу. Не знаю, что сказать, потому что справа от меня Стас, а слева в стороне Костя, и врать в этой ситуации бесполезно, потому что я действительно знала.

Мне становится обидно. Почему он смотрит на меня так, словно это я изменила ему с кем-то другим? Будто я лично заставляла Элли раздвигать перед Темой ноги и одновременно вешаться на шею Стаса. Это несправедливо! Уж кто-кто, а я точно не виновата во всей этой ситуации.

Мне вдруг хочется обидеться и уйти, оставить их всех одних, чтобы меня больше никогда не трогали. Элли только что сдала меня, при чем в такой форме, будто пытаясь оставить крайней. Назаров глядит волком, а уж на Стаса я и смотреть боюсь.

Но что-то под осуждающим взглядом Кости рвется во мне, трескается и ломается. И из всех доступных вариантов развития дальнейших событий я выбираю самый худший.

— Да, я знала! — вскидываю руками, с вызовом смотря на Назарова. — И про тебя со Стасом я много чего знаю. Рассказать? Раз уж раскрываем карты, — успеваю прикусить язык, чтобы не взболтнуть лишнего, потому что любовный треугольник ничто по сравнению с парнем в коме. — И не надо смотреть на меня так! Я вообще не понимаю, какого хрена вы сегодня ко мне приперлись! Вечно появляетесь, только когда что-то нужно. Хочется поныть про парней? Пожалуйста, Ира для этого и нужна. Со Стасом проблемы? Да без базара, Ира поможет! Я вам не пункт бесплатной помощи! У меня своих проблем хватает, и влезать в ваши я не собираюсь!

Я замолкаю, все еще слыша свой голос, эхом пульсирующий между стенами зданий. Сразу становится как-то холодно и неуютно. Давно я так не кричала, да и на людях не срывалась, старалась спокойно разруливать ситуации.

Но ведь все происходящее действительно несправедливо! Да, я молчала. Да, ничего никому не рассказала. Но это не мое дело. У меня нет привычки разбалтывать чужие секреты. Они не мои. Я не имею на это права.

Ребята молчат. Внутри меня зарождается неловкость, но она тонет в пульсирующей злости. Я сейчас должна была спать и видеть десятый сон, а не выслушивать оскорбления от «лучшей» подруги и терпеть обвинения парней.

Я не виновата.

Не говоря ни слова, Костя идет ко мне. Я пугаюсь, что парень ударит меня точно так же как Элли, но Назаров проходит мимо, огибает машину, садится за руль и заводит двигатель. Я ловлю на себе его переполненный презрением и разочарованием взгляд.

Наконец-то решаюсь посмотреть на Стаса, но не вижу в его глазах ничего, кроме пьяной дымки. Парень прожигает взглядом Элли, совсем не замечая меня.

Становится неприятно.

Я не виновата.

Машина срывается с места и уезжает, пропадая из виду.

Чертыхаюсь, разворачиваюсь, натыкаясь на виноватый взгляд Элли, и, не говоря ни слова, ухожу.

Я не виновата.

— Ир…

Я не виновата.

Поднимаюсь на лифте на нужный этаж, захожу в квартиру, поворачиваю ключ.

Я не виновата.

Стягиваю кеды, небрежно разбросав их в коридоре, кидаю куртку на пол, закрываюсь в комнате, а потом со всей силы ударяю ногой по ближайшему стулу, и тот с грохотом падает на пол.

Я не виновата, твою мать!

Впрочем, в сущности, безразлично, как именно тебя обманывают, потому что все равно обманывают всегда. (Эрих Мария Ремарк. Финал)

Свидание — Любовь

Ложь 47. Стас

Пробуждение дается с трудом. Сначала я не понимаю, жив ли я вообще. Дальше пытаюсь сообразить, где я. И только потом, как меня зовут и что я здесь делаю. Бошка трещит, во рту насрали кошки и парочка скунсов. Дико хочется пить — я пытаюсь собрать силы, чтобы заставить тело двигаться, но умудряюсь только пошевелить рукой. Пальцами вляпываюсь в какое-то липкое дерьмо, морщусь.

— Проснулся? — тихий голос пронзает похуже ножа. — На, похмелись.

Наконец-то открываю глаза и с трудом переворачиваюсь на спину. Не сразу узнаю Костяна, настойчиво пихающего мне в руки холодную бутылку «Жигулей».

Я у него дома, и я ни черта не помню. Единственное, на душе как-то совсем херово, и мне требуется несколько долгих секунд, чтобы понять причину.

Элли. Предательница.

Со стоном сажусь на кровати, принимаю бутылку и делаю жадные глотки. Становится легче.

— Че вчера было-то? — хрипло спрашиваю я.

Костя в домашней футболке и в спортивках, волосы растрепаны, но вид не сонный. Наверное, давно проснулся. Он пересекает комнату и присаживается на стул.

— Ты нажрался в нулину, — спокойно говорит парень. — Три дня не просыхал. А вчера закончилось бухло, а мне было западло идти. Ты начал буянить, а потом отрубился.

Не сразу понимаю смысл его друга: пытаюсь вспомнить подробности, но ничего не получается. Голова болит, не позволяя мыслям построиться в шеренгу и отдать честь командиру. Они хаотично копошатся подобно новобранцам и не понимают, что им нужно делать.

— Стоп, я у тебя три дня уже тусуюсь?

— Угу, — бурчит парень, утыкаясь в телефон.

Так, значит, с момента семейного ужина прошло три дня. Сегодня, получается, среда? Или вторник?

— Я подчистил твою хату, — безразлично оповещает меня Костя. — Барной стойке хана. И телику тоже.

Молчу. Да, я помню, как разгромил половину студии в приступе ярости, а теперь во мне болезненная пустота. Ничего не хочу. Даже пить уже нет сил, хотя спасительное пиво неплохо-таки помогает.

А еще я помню Элли и Иру. Вот только откуда?

— Мы че к Ирке ездили? — прокашливаюсь, откидываюсь назад, облокачиваясь затылком о стену.

— В субботу, — отчитывается Назар. — Она, оказывается, знала про эту шлюху. То, что она с твоим братом тусовалась.

Очередной укол пронзает мою душу, подобно наркотикам вгоняя в нее прожигающую боль. Делаю еще один глоток из бутылки, только сейчас замечаю, что мои руки замотаны грязными бинтами, местами покрытыми кровью. Где это я так?

— Ожидаемо, — бурчу я. — Они же подруги. По любому Элли все ей рассказывала.

— Ожидаемо? — возмущается Костя. — Чувак, она знала и ничего не сказала! — я морщусь из-за его громкого голоса. — Я был о ней другого мнения.

А мне как-то плевать. Я пуст, выжат и раздавлен. И я не знаю, что мне делать…

— А еще она знает, что ты замочил Григорьева, — замечаю я. — Ей тоже стоит рассказать об этом?

Назаров мнется, снова утыкается в сотовый.

— Нет, но… — пытается подобрать аргумент, но у него ничего не получается. — Просто неприятно как-то. Не знаю.

— Это не ее дело, — шумно вздыхаю. — Правильно, что молчала. Крыс никто не любит… Бля-я-я… есть таблетка? Бошка раскалывается.

Назаров молча поднимается на ноги и уходит, а через несколько минут возвращается с кружкой воды и аспирином. Я закидываю в рот таблетку и жадно осушаю стакан.

Ставлю все добро на тумбочку, прикрываю глаза. Пытаюсь прогнать навязчивое лицо Элли и ее имя, водоворотом заполняющее сознание.