Марсия Андес - Вкус вишнёвой лжи

Ноги сами несут меня к столу. Я хочу выпить. Прямо здесь и сейчас, чтобы легче перенести все это дерьмо. Артем сидит с краю в идеальном костюме — в его руках планшет, а на экране какие-то диаграммы. Братец явно не собирается отвлекаться, чтобы поздороваться со мной.

Еще пара шагов, и я торможу сбоку от стола, хватаю бутылку и ближайший стакан, очевидно, поставленный для Артема, но плеснуть в него виски не успеваю. Взгляд падает на блондинку — тело в ступоре замирает.

Вот она, сидит рядом с моим братом, теребит идеальными ноготками бокал с соком, смотрит то ли с замешательством, то ли с удивлением.

— Какого хрена? — невольно вырывается у меня.

Это Элли. И она здесь, за столом моих родителей, сидит, будто все так и должно быть. На мгновение глупая мысль, что Макеева каким-то невероятным образом прознала о семейном ужине и решила сделать всем сюрприз, мол, здравствуйте, я девушка Стаса, заползает в мою голову, но потом я понимаю, что это полнейший бред.

— Че ты здесь делаешь? — не понимаю я.

— Это ты что здесь делаешь? — возмущается так, будто это я без приглашения заявился к ней в разгар важного официального мероприятия и теперь порчу всю картину своим нелепым видом.

Тема наконец-то отрывается от планшета и смотрит сначала на меня, а потом на девушку.

— Вы знакомы? — спокойно интересуется брат.

Я открываю рот, чтобы возмутиться, но потом закрываю его, потому что слова разбегаются, а мысли превращаются в хаотичное месиво.

На кухню, порхая, заходит радостная мама, а вслед за ней появляется отец. Его руки в карманах брюк, рубашка расстегнута, вид уставший, походка медленная, но уверенная.

— О, Стасечка, дорогой, ты уже познакомился с девушкой Темы? — она подходит к шкафу и достает оттуда бутылку вина. Подзывает отца пальчиком, взглядом прося о помощи. — Чудное создание…

С девушкой Темы? Серьезно, блять?!

— Так, это твоя девушка? — мне требуется чертовски много сил, чтобы заставить голос звучать спокойно.

Пристально пялюсь на брата, не в силах взглянуть на Макееву. Кажется, если я сделаю это, то весь мир полетит в тартарары.

— Да, Стас, Элли моя девушка, — безразлично соглашается брат. — И я не понимаю, чего ты так завелся.

Я фыркаю, стираю со лба пот и убираю назад волосы. Какого хрена? Как это понимать? Это прикол какой-то? Решили так подшутить? Ни разу не смешно, блять!

Сильно сжимаю пальцами бутылку, небрежно наливаю в стакан виски, расплескивая часть по столешнице.

«Это моя девушка».

«Моя девушка».

«Девушка».

«Моя девушка, Стас».

С одного раза осушаю стакан.

Отец открывает бутылку вина, и звук покидающей горлышко пробки выводит меня из равновесия. Замахиваюсь — стакан летит в стену и вдребезги разбивается.

— Какого, сука, хуя, Элли?! — вскрикиваю я. — Ты за моей спиной с моим братом шашни крутила?!

Мама коротко то ли взвизгивает, то ли пищит. Отец издает нечто похожее на короткое «ха». Макеева вздрагивает, сжимаясь под моим яростным взглядом.

— Стас… Стас, я… — хватает ртом воздух, собирается подняться со стула, но тут же опускается обратно. — Стас, я не знала… — пищит Элли.

— Что, блять, ты не знала? Твою мать… — запускаю пальцы в волосы.

Руки так и чешутся что-нибудь сломать или разгромить эту сраную квартиру на куски. А еще больше я хочу разукрасить тупое лицо своего брата. Почему он так спокоен? Только что узнал, что его телка крутит роман не только с ним, но и со мной. Какого хрена?!

Пинаю ближайший стул — он отлетает в сторону и падает, практически задевая отца, решившего все-таки сесть за стол и поужинать. Ни капли не смутившись, папа спокойно проходит мимо меня и садится напротив Артема. Стула мало: я словно кот смахиваю со стола ближайшие тарелки, и те с грохотом разлетаются по полу.

Элли лепечет что-то невнятное. Отец придвигает к себе тарелку с мясом и безмятежно принимается за ужин.

— Стас, что происходит? — испуганно бормочет мама. — Что ты здесь устроил? Как это понимать?

Никто не обращает на нее внимания.

— Это правда? — спокойно спрашивает Тема после непродолжительного молчания.

Смотрит на Макееву, чуть поджимает губы. Расстроен, даже злиться. Я вижу это. Вижу сквозь спокойную маску, которую братец вечно держит ради отца.

Элли вот-вот разревется. Ее щеки красные, губы дрожат, взгляд испуганный и стыдливый.

Так и не дождавшись ответа, брат спокойно поднимается на ноги.

— Выйдем, Стас. Поговорим, — не смотрит на меня, и это так сильно бесит, что я не выдерживаю.

— Давай прям здесь! — мне требуется шаг, чтобы оказаться рядом с Темой и схватит его за грудки.

Секунда, и мой кулак наконец-то достигает лица брата, затем еще раз и еще, пока парень не заваливается на пол, а я вместе с ним. Брат не сопротивляется и, видимо, не собирался этого делать с самого начала. Какого черта он не ударяет в ответ? Я ведь был с его девушкой, целовал ее, трогал, обнимал. Делал с ней все, что только хотел! Единственное, лишь не трахал.

Мама пищит и просит отца остановить нас, но тот даже не поднимается с места.

Губа брата разбита, бровь тоже, и кровь застилает половину лица. А Тема просто лежит и позволяет мне избивать его словно грушу.

— Прекратите! — слышу голос Элли. — Стас! Тема! Хватит! — рыдает? — Я беременна!

Замираю — кулак так и не достигает брата — и, кажется, куда-то падаю.

— Твою мать! — отец бросает вилку в тарелку, и звон эхом вибрирует в моей голове. Разозлился? — И кто же из вас так налажал?

Мне почему-то становится смешно. Ярость испаряется, а лицо Темы перестает интересовать меня в качестве груши. Я сижу на нем как девчонка на парне, зачем-то хлопаю по груди ладонями, а потом небрежно пытаюсь стереть с его щек кровь. Лишь сильнее размазываю, оставляю в покое, поднимаюсь на ноги. Протягиваю руку брату, чтобы помочь встать, и лишь потом оборачиваюсь к Макеевой.

— Ну, явно не я, — смеюсь. — Да, ведь? Моя любимая Элли, — с издевкой. — Ты так долго динамила меня. «Я хочу особенный первый раз», — передразниваю девушку, наслаждаясь ее слезами. — А сама прыгала на члене моего братца. Браво.

Аплодирую ровно четыре раза. Блондинка закрывает рот руками, содрогаясь в рыданиях, но мне не жаль ее. Ни капли.

— Поздравляю, Тем. Скоро станешь папочкой, — хлопаю брата по плечу. — Ну, или кто-то другой. Она ж у нас любвеобильная дама.

Больше оставаться здесь смысла нет. В последний раз осмотрев присутствующих, иду к выходу. Я опустошен. Выжат. Изуродован. Уничтожен. Сожжен заживо. Скормлен псам.

Спускаюсь на лифте, пытаюсь оттереть от рук кровь брата. Не получается. Достаю сотовый, снимаю блокировку. Тут же натыкаюсь на незакрытую вкладку с сообщением от Элли.

«Я тебя тоже очень люблю, пупсик».

Сучка.

Предательство — худшее из того, что может прийти на ум человеку, а коварство и обман не приведут ко благу, и тот, кто прибегает к ним, всегда слеп и безрассуден. (Ибн аль-Мукаффа Абдаллах. Калила и Димна)

МЫ — Любовь

Ложь 46. Стас

Мотор ревет. Ветер хлещет по лицу, и приходится щуриться, чтобы разглядеть дорогу. Мотоциклетный шлем я разъебал вдребезги, как только оказался на стоянке. Порезал руку, но боли не чувствую. Пальцы в крови, одежда местами тоже.

Голова кругом. Все как в тумане. Противные мысли о недавнем вечере съедают мозги подобно опарышам, копошатся в черепной коробке, раздражают. Чтобы избавиться от них, ускоряюсь, но адреналин не помогает.

Мне не хватает воздуха, словно чья-то рука сдавливает горло. Перекрывает кислород, пытается уничтожить, раздавить, сломать. И я знаю, кому принадлежат пальцы. Элли. Элеоноре Макеевой. Той, кто клялась мне в любви, а сама скакала на члене брата. Той, ради которой я готов был продать душу Дьяволу. Той, кто воткнула мне нож в сердце по самую рукоятку.

Но чуток промахнулась. Я жив. И дикая боль медленно убивает меня.

Где я проглядел? В какой момент упустил реальность? Когда она начала обманывать меня?

Не помню, как добираюсь до дома. Торможу прямо перед подъездом, кое-как слезаю с байка. Как только чувствую под ногами асфальт, злость новой волной разрывает тело.

— Сука!

Со всей силы пинаю мотоцикл — тот с грохотом заваливается на бок, издавая противный скрежет. Даже не забрав ключи от железного коня, направляюсь в здание. Лифт. Нужный этаж — кнопка не слушается, приходится раздраженно нажать несколько раз — дверь. Ключи два раза выскальзывают из трясущихся пальцев, а потом заедают в замке.

Справившись с преградой, оказываюсь в студии. Закрываю дверь на замок, зло отбрасываю связку в сторону.

Замираю.

Пустота.

В висках пульсирует тишина, душно, я задыхаюсь.

Не понимаю, где я и что делаю.

Меня тошнит.

Я стою посреди квартиры словно статуя, а потом иду. Открываю холодильник, пустым взглядом осматриваю его, закрываю. Поворачиваюсь к бару — иду к нему, будто под гипнозом. Достаю бутылку с водкой, стакан. Делаю все машинально — внутри пустота и какая-то противная зарождающаяся хрень. Паника? Злость? Боль? Что это, мать его, такое?

Наливаю немного водки, залпом выпиваю. Морщусь. Наливаю следующий.

«Я беременна».

Ярость вспыхивает неожиданно: не успеваю сообразить, как бутылка летит в стену и разбивается. Следом отправляется стакан. Стул оказывается в моих руках, а потом летит в бар. Стекло, бутылки, зеркала — все это с дребезгом разлетается на части.

Это не успокаивает: за ножки хватаю другой стул, подхожу к плазме, замахиваюсь. Телевизор стонет, трескается, а после третьего удара падает на пол. Не останавливаюсь: ломаю стеклянный столик, пинаю кресло, переворачиваю диван, кричу. Стул трещит после удара о пол, ломается, и я бросаю его в сторону.