Марсия Андес - Вкус вишнёвой лжи

— Ир, прости, — его голос звучит мягче. — Я так не думаю, правда. Извини.

— Отвали, — толкаю его в плечо, чтобы увеличить дистанцию и избавиться от хватки. — Думать надо, прежде чем рот открывать.

— Да стой, — оказывается на моем пути, закрывая своим телом дверь. — Прости, я дебил, да. Не знаю, что на меня нашло.

— Уйди с дороги, — злюсь я, неуклюже пытаясь оттолкнуть Костю в сторону.

— Ир…

— Да уйди же! — на грани злости и слез вскрикиваю я.

Но вместо того, чтобы освободить дорогу, Назаров делает шаг вперед, кладет правую руку на мою шею и нагибается, настойчиво целуя в губы. Мир вновь делает резкий наклон, не позволяя сознанию отчетливо воспринимать происходящее, голова идет кругом, а разум отключается, не в силах больше офигевать.

А потом все снова приходит в движение, будто кто-то нетерпеливый ускоряет видео, чтобы промотать неинтересный момент.

Вот я хватаю Костю за плечо.

Вот заезжаю коленом в пах.

Вот парень стонет и сгибается, а я на всех парах покидаю балкон.

Твою мать. Твою мать. Твою мать. Твою мать!

Он только что поцеловал меня! Какого хрена? Какого, мать его…

Взгляд падает на Стаса, танцующего медленный танец с Элли, и очередной удар под дых заставляет забыть, как дышать.

Костя Назаров украл мой первый поцелуй. Стас Скворецкий отобрал сердце.

Да что со мной не так? Зачем я вообще согласилась прийти на эту чертову вечеринку? Дура. Надо было сидеть дома и не рыпаться.

У меня нет больше сил находиться здесь. Я слишком расстроена и чересчур пьяна, чтобы держать язык за зубами. Поэтому я забираю вещи и ухожу. Вызову такси, доберусь до дома и завалюсь спать. Утром мне обязательно станет легче.

Зеркало может лгать, оно не показывает нам, что внутри. (Деми Ловато)

Мальбэк ft. Сюзанна — Ритмы пульсаций

Ложь 44. Стас

— Все-таки дерьмово с Иркой получилось, — хрипло говорю я.

Туса закончилась, и теперь в квартире стоит непривычная тишина. Мусор, пустые бутылки и чьи-то забытые вещи. Голова пульсирует, трещит. Во рту что-то сгнило, и, кажется, уже давно. Хочется пить, а еще больше выпить. Но я продолжаю сидеть в кресле и страдать.

— Ага, — Костян развалился на диване, свесив с него одну ногу.

Прикладывает к лицу холодную бутылку пива, глаз не открывает. Свежий синяк медленно становится ярче. С кем же он вчера подрался? Не помню.

— Нет, правда, — не унимаюсь я. — Она ж никого не знает, сидела там одна. Народу привалило, я крутился как гребанная белка в колесе.

— Стасик, не ругайся, — безразлично бормочет Элли.

Девушка сидит в соседнем кресле. Сгибает колени, обнимает их руками. Растрепанные волосы, размазанный макияж, угрюмая моська. Признаться, это первый раз, когда Элли при мне так неистово развлекалась.

— Да ты тоже хороша, клуша, — бросаю я. — Твоя же подруга, а ты весь вечер в мобиле зависала. Че у тебя там случилось?

— Ничего у меня не случилось, — слишком резко огрызается Макеева.

Надувается как воздушный шар, вот-вот поднимается к потолку. Обиделась что ли?

— Надо извиниться перед ней, — голос хрипит, и я прокашливаюсь. — Все-таки неудобно вышло.

— Ага, — снова Костян.

— Да че вы как умирающие тюлени? — раздражаюсь.

Собрав все силы, поднимаюсь на ноги. Хватаю пачку сигарет со столика, сотовый и направляюсь к балкону. Тело ломит, голова трещит еще сильнее. Сколько я вчера выпил? И ложился ли вообще спать? Видимо, нет, раз мне так хреново.

Либо я перебрал, либо старею. И ни один из вариантов как-то не радует.

На балконе прохладно. 8:27. Пасмурно. Ветер. По любому будет дождь.

На мне одна футболка, и я ежусь. Волосы на руках встают дыбом из-за мурашек. Щелкнув зажигалкой, прикуриваю. Затем откладываю пачку с жигой на небольшой столик и снимаю блокировку с телефона.

Туча непрочитанных сообщений и пропущенных звонков: уже в самом начале вечеринки я запарился отвечать на них и вырубил звук. Поверить только, сколько знакомых вспоминают о твоем существовании в день рождения. Я даже подумать не мог, что знаю столько людей.

В прочем, все письма как под копирку.

Поздравляю.

Желаю счастья, здоровья.

И прочей херни.

Многие сообщения с незнакомых номеров. Видимо, уже давно были стерты мной из жизни.

«Дорогой Стас. Я желаю тебе не быть последним куском дерьма. Твой брат».

Ха. Хоть что-то в этом мире не меняется. Я говорил, что мой братец ненавидит ругательства? Из него и слова плохого не выдавишь, такой он весь идеальный папенькин сынок. Хотя даже отец позволяет себе материться в особо эмоциональных ситуациях, если при этом не присутствуют журналисты и прочее трепло.

Так вот. Раз в году, а именно в мой день рождения, Артем присылает мне одно и то же сообщение вот уже… сколько? Лет пять-шесть, наверное.

В тот раз незадолго до моего ДР, я сильно разругался с ним. Мы посрались, долго не общались. Отцу было плевать на наши ссоры, и он заставил братца поздравить меня с праздником.

Я желаю тебе не быть последним куском дерьма.

Вот, что тогда написал мне Тема. С тех пор это стало его фишкой.

Дверь открывается, и на балкон выползает Назар. Нагло хватает пачку, прикуривает. Недолго мы молчим, разглядывая проснувшийся город.

— Я вчера Иру поцеловал, — неожиданно говорит Костя. — Наговорил всякой херни, а потом поцеловал.

— Да ла-а-адно, — решаю, что это шутка, но парень даже не улыбается. — А она что?

Пожимает плечом, хмурится то ли от собственных мыслей, то ли из-за головной боли. Затягивается. Выдыхает.

— По яйцам мне заехала.

Смеюсь, затягиваясь в последний раз и тушу окурок о пепельницу, что стоит на столике.

— Ну, она может, — соглашаюсь я. — А ты думал, на шею тебе бросится?

— Да ниче я не думал, — бурчит Костян. — Я хз даже, как так получилось. После этого она и свалила домой.

— М, — у меня не получается вспомнить момент, когда Ольханская покинула вечеринку. — Так, а че не догнал ее?

Пожимает плечом, облокачивается о перила. Прежде чем снова затянуться, облизывает губы. На вопрос так и не отвечает.

— Да извинись и все, — предлагаю я. — Скажи, перепил, не соображал. Не мне тебя учить.

Опять молчит. Ну, и хрен с ним. Пусть сам разбирается. Снова что-то наворотил, а теперь мучается, и в этом весь Назаров. Сначала делает, потом думает.

— И, кстати, не забывай, что ее батя ищет тебя, — напоминаю я. — Один прокол, и ты сядешь. Или что похуже. Я тебе не смогу помочь.

— Да хорош, и так башка трещит, — бурчит Костян. — Сам знаю. Не дурак.

А так и не скажешь…

Собираюсь взять вторую сигарету, но в последний момент передумываю. В голове крутится мысль позвонить Ире, чтобы извиниться за вечеринку, но еще нет и девяти утра, так что вряд ли девчонка обрадуется моему звонку. Наберу вечером, чтобы наверняка. А пока можно пострадать, похмелиться, прибраться в квартире и поспать. В прочем, можно и в обратном порядке. Никто ведь не будет против? Нет? Вот и отлично.

Произошедшее на вечеринке Стаса кажется сном. И ссора с Назаром, и поцелуй, и даже безразличие лучшей подруги, что так и не подошла ко мне. Я просидела там максимум пару часов, но успела так напиться, что с утра еле проснулась.

По сути, я почти не пью. Так, по праздникам. Иногда с приятелями, когда ситуация подвернется, и то очень редко. По сравнению с моими сверстниками — я настоящий трезвенник, так что каждый раз после глобальной пьянки целый день умираю. Лежу на кровати, смотрю фильмы и деградирую. Это единственное исключение из правил, потому что в обычные дни мне слишком сложно усидеть на одном месте.

Но сегодня 29 августа, так что нужно собраться с силами и отправиться в магазин за покупками. И, кстати, работу по дому никто не отменял. А ведь первого сентября еще и линейка, на которой мы будем выступать. Одиннадцатый класс всегда отводит первоклашек в их личный ад, в котором им предстоит гореть следующие четыре года, а потом еще несколько лет до самого выпуска. Хорошо, что у нас три параллельных потока, и мне удалось отмазаться от глупых репетиций и заучивания слов. Мне некогда заниматься подобной ерундой.

А вот Элли будет петь. Она рассказала об этом еще до того, как я познакомилась со Стасом и Костей. Типа, Анна Геннадиевна (наша классуха) попросила ее исполнить какую-нибудь песню про первое сентября.

Макеева хорошо поет. А еще играет на скрипке и немного на пианино.

У меня же нет никаких талантов, кроме того, чтобы в свои семнадцать горбатиться на трех работах, чтобы оплатить лечение бабули.

У нее пенсия — четырнадцать тысяч. Из них примерно пять каждый месяц уходит на таблетки. Три-четыре — на коммуналку. Остальное на еду, сотовый, интернет. Плюс периодически нужно вызывать врача, чтобы проверять состояние бабушки, и возить ее на различные процедуры. В последний месяц ей стало хуже, и ко всем проблемам добавились таблетки, стоимостью примерно тысяча рублей. Две штуки. Врач прописал минимум четыре в неделю.

Отец помогает, но толку от его денег — ноль. Я понимаю, у него своя семья, да и Марина сосет бабло как пылесос, но все равно хоть какая-то помощь. Лишними пять тысяч никогда не бывают. Плюс мои подработки. Платят мало, да и не всегда столько, сколько обещают. Максимум, что я зарабатывала в месяц — тридцать тысяч. Минимум — семь.

Кстати, вернемся к талантам Элли. Еще один из них: заставлять людей делать то, что она хочет. Например, сейчас. Понятия не имею, каким образом Макеева увязалась вместе со мной в магазин, чтобы закупиться хламом для школы.