– Да какой это страх, – презрительно усмехнулся папаша. – Настоящий страх я испытал, когда меня в первый раз забросили в Корею. Но что поделать. Никто ведь мне не обещал, что жизнь шпиона будет усыпана розами.


26.04. В Великую субботу папаша исчез. Вышел святить яйца и не вернулся.

– Я знал, что так и будет, – сказал мне Ирек, но шепотом, чтобы не раздражать маму.

– Может, с ним что-то случилось? Попал в автомобильную катастрофу или утратил память, как в телесериале?

– Скорей уж я поверю, что он опять сражается с бельгийской мафией. Бедная мама. Интересно, как она это перенесет? Может, растворить ей в супе немножко твоего прозака?

– Подождем развития событий.

Его не было всю субботу. В Пасху мы сели завтракать в самом мрачном настроении. Мама ни с кем не разговаривала. Уставясь в тарелку, она лишь бездумно постукивала обручальным кольцом о стакан.

– Не хочешь жура[9]? – спросила ее бабушка.

Молчание.

– А салата из порею? – не отступалась бабушка.

– Из порея, – машинально поправила мама. И снова тишина.

– Ну хотя бы кусочек кулича. Это уж точно тебе поможет.

– В чем он должен мне помочь? Все в норме. Все в порядке.

– Хеня, ну нельзя же так переживать. Не стоит.

– Не называй меня Хеня! – закричала мама. – Меня зовут Хелена! Хе-ле-на! Никакая не Хеня!

– Хорошо, хорошо.

– Нет, не хорошо!!! Плохо! Сорок лет я прошу тебя называть меня Хелена, и что? Какая реакция? Никакой! Ты вечно пренебрегаешь моими просьбами и видишь, каковы результаты? Мной пренебрегли все мужчины, с которыми я жила. И все из-за тебя!

– Из-за меня? Хеня… Хеленка! – вскипела бабушка.

– Да, потому что с тобой я привыкла к пренебрежению. Вместо того чтобы уйти, я позволяю садиться себе на голову. И потому меня никто не уважает! Даже этот врун – мой муж! Хоть я и вырастила ему двоих детей!

– Кто тут говорит о детях? – раздалось в коридоре. Там стоял папаша, живой и невредимый. С корзинкой в руке.

– Эдек! – вскричала мама. – Где ты пропадал? Мы уже звонили в полицию и в больницу!

– А зачем? Я всего лишь вышел святить яйца.

– И через час должен был вернуться, – бросила я, кладя себе на тарелку шинку, свеклу с хреном и горку маринованных грибов. Ох, наверно, пойду сыпью.

– Да, я немножко задержался.

– Немножко? Двадцать три часа десять минут – это, по-твоему, немножко?

– Как, двадцать три часа? – удивился папаша. – Сколько сейчас времени?

– Уже наступила Пасха. Ты что-нибудь принял? Боже, почему мне все время попадаются наркоманы?

– Ничего не понимаю. По дороге из костела я завернул в парк подышать кислородом. Посидел там часок и пришел.

– А свидетели у тебя есть? – закричала мама.

– Чего? Что я сидел в парке? С ума ты сошла?

– Это ты сошел, если думаешь, что я тебе поверю! Пошел подышать кислородом! Небось встретил какую-нибудь оторву!

– Хеня, то есть Хеленка, напоминаю, что сегодня Пасха!

– Так вы не шутите? – дошло наконец до папаши. – Послушайте, это же странно. Куда подевались мои двадцать… сколько там было?

– Двадцать три, – подсказал Ирек.

– Спасибо. Двадцать три часа жизни. Интересно куда?

– Мне бы тоже хотелось знать. И будет лучше, если ты вспомнишь, а иначе ищи себе другое место жительства.

* * *

– Завтрак продолжился. Мама упорно молчала, отец пытался ее задобрить. А мы делали вид, будто все в порядке, – завершила я рассказ. – Могу я получить у вас новый рецепт, потому что в праздники я принимала двойную дозу?

– Сам бы я принимал тройную, – утешил меня Губка. – Сейчас выпишу. Только, понимаешь, проблему это не решит.

– Да, я отдаю себе отчет, – пробормотала я.

– Есть у меня одна идея. – Губка вовсю терзал бородку. – Не могла бы ты уговорить маму прийти ко мне на прием?

– Вы шутите! Она даже не знает, что я принимаю ваши лекарства, а то бы она умерла со стыда. Вы знаете, кто у нас ходит к психиатру? Алкоголики – получить бюллетень и чтобы подшиться.

– Очарование провинции, – подытожил Губка. – Хорошо, сейчас я выписываю тебе рецепт, а через неделю мы подумаем, как заманить сюда твою маму… Вот держи и пока.


28.04. Наконец-то я закончила писать диплом. В пять утра. До шести я охлаждала двигатели и теперь не могу уснуть. Быть может, устроить себе расслабляющую ванну, а потом сделать педикюр?

Я подготовила инструменты и бульк в ванну. Бросим взгляд на ступни… Однако и запустила я их, пятки как шкура акулы. Ладно, спокуха, сейчас разберемся. Бритвы хоть и острые, но соскальзывают. Где ступня? Ничего не вижу. И подумать только, что когда-то я была способна заложить ногу себе за голову. Ладно, попробую соскребать ощупью. Черт! Рассадила, наверно, до кости. Надеюсь, я успею выбраться из ванны, прежде чем окончательно истеку кровью. Осторожно, не спеша. Ну вот, я уже стою на полу. Однако слабость… Это все горячая вода и бессонная ночь, не говоря уже о виде бритвы в пятке. Я доковыляла до кухни, оставляя за собой кровавые следы. Теперь ногу в раковину. Боже, сколько кровищи! Может, позвонить в «скорую помощь»? А вдруг они сочтут это за попытку самоубийства и заставят платить? Или решат, что рана несерьезная, и тоже скажут платить? А вдруг нужно наложить шов? Я пустила струю ледяной воды и держала под ней ногу до тех пор, пока у меня не заломило кость. Ну, проверим. Кровь продолжает течь. Еще водой. Ну вот, уже немножко лучше. Теперь йодом и перевяжем. И в постельку.

* * *

Проснулась я оттого, что ступню со страшной силой рвало. Ну да, я же делала педикюр. Который час? Почти девять вечера. Весь день потеряла. Что теперь делать? Посмотреть телевизор? Почитать? Разложить пасьянс? В который уже раз? А может быть, потренировать сверхсознание? Это мысль. Не нужно никуда идти, что – имея в виду состояние ступни – весьма существенно. Ну, за дело. Я удобно лежу на спине, глаза закрыты, тело расслаблено. Первым делом нужно избавиться от негативных мыслей. Представляешь себе, что они улетают с кончиков твоих пальцев. Зависть, печали, огорчения. Вторая ступень самая трудная: нужно освободиться от всех мыслей, чтобы ввести позитивные. И вот лежишь и изображаешь, будто совсем не думаешь. Повторяешь: «Пустота, пустота, пустота» – и вдруг ловишь себя на мысли: а что приготовить на ужин или что сказала мама во время последнего телефонного разговора. «Надо купить колготки. Пустота, пустота, пустота. Интересно, Рафал все еще ходит с той толстухой? Пустота. Сволочная баба. Нет, это он скотина. Через месяц после разрыва. Пустота, пустота. Как он мог так поступить со мной?! Стоп, я же не должна ни о чем думать. Расслабимся. Нет никакого Рафала, нет проблем с деньгами, нет никакой толстухи. Пустота, пустота, пустота. О, кажется, стиральная машина остановилась. Кстати сказать, зачем я стирала, если батареи уже не греют. Теперь белье неделю будет киснуть. Все, я ни о чем не думаю. Значит, так. Пустота, пустота, пустота. Ну наконец-то я ни о чем не думаю. То есть как? Я думаю, что я не думаю, но я же думаю».

Я уже говорила, что освободиться от мыслей нелегко. Лучше сразу перейти к третьему этапу – призыванию позитивных мыслей. «Силой своего сверхсознания велю, приказываю, требую, чтобы…»Ну, и тут называешь желание и повторяешь эту формулу по меньшей мере трижды. Авторша книги предостерегает от употребления слов «умоляю», «прошу». Мы, люди, несем в себе элемент божественности и потому имеем право приказывать, колдовать, хотеть! Имеем право требовать. Да! Именно требовать! И вот я требую. Силой своего сверхсознания требую, чтобы кто-нибудь вызволил меня из этой скуки. Пусть кто-нибудь придет ко мне и сделает так, чтобы время полетело быстрей. Пусть это будет Рафал! Умоляю. То есть требую, пусть это будет Рафал! И вдруг звонок. Получилось! Я заковыляла к двери.

– Привет, Малина. Спала?

Это оказалась всего-навсего Эва. Где я совершила ошибку? Наверно, слишком быстро перешла к фазе требований.

– Нет. Тренирую сверхсознание. Заходи.

– Я тоже когда-то пробовала, но мне ни разу не удалось перебраться через вторую фазу. Достаточно было несколько раз повторить слово «пустота», и я засыпала. Что это у тебя с ногой?

– Педикюр делала, – объяснила я, дотронувшись до бинтов.

– Да уж, руки у тебя вставлены не тем концом, с этим спорить невозможно. Достаточно посмотреть на повязку. А я думала, что мы завтра вместе поедем за город. Тетушка дала мне ключи от своего домика в Малой Касинке.

– Не знаю, удастся ли мне натянуть ботинок. А кроме того, вряд ли я смогу доковылять до вокзала.

– Виктор одолжил у отца микроавтобус, так что мы подъехали бы прямо к твоему дому.

– А кто едет?

– Я, Иола с Виктором, Анка со своим новым парнем и еще Лешек.

– Он снова сменил партнера?

– Ну ты же знаешь Лешека, у него каждые два месяца новая любовь. Так как?

– Поеду.

– Мы будем у тебя ровно в девять утра. Ладно, я побежала, мне еще нужно делать закупки.


4.05. Уже с самого начала похоже было, что все пойдет сикось-накось. Из-за нового хахаля Анки, некоего Петра. Мы выехали первого в десять, ну, может, пятнадцать минут десятого.

– Слушай, Малина. Это у тебя такое имя, да? Тебе кто-нибудь говорил, что время – это деньги?

– Мне тоже очень приятно с тобой познакомиться.

И мы поехали. На протяжении всего пути Петр не сказал мне ни слова. Иола сидела и смотрела на Виктора, словно курица. Виктор смотрел на дорогу. Потому что вел машину. Эва подремывала, остальные сидели, погруженные в собственные мысли. Тишина. Сколько можно так ехать? Первым не выдержал Лешек.

– Ты где работаешь? – обратился он к Петру.

– В гипермаркете. Я – первый ассистент второго менеджера в отделе плодово-овощных консервов.

– Интересно. – Лешек подсел поближе к нему. – Консервы, надо же.

– И что ты там делаешь? Докручиваешь крышки на банках? – поинтересовалась Эва.