Он вздохнул и принял удрученный вид потерявшегося ребенка.

— Si, но это будет долгая ночь.

— Да уж, — согласилась карлица. — Ты тоже можешь взять себе тюфяк. Ну что, доволен?

— Bene, но я тут подумал — мне бы не помешала грелка для ног. Ты такая коротышка, что вполне могла бы уместиться в ногах моей постели.

— Нахал! — подбоченившись, выпалила Астрид. — Можно подумать, я бы согласилась спать на ней с тобой… А впрочем, ты и сам не очень-то высокого роста.

— Достаточно высокого, — возразил он, пошевелив бровями.

— Хвастливый пес! — воскликнула она. — Теперь иди и сам себе ищи постель, я не стану помогать тебе.

Он рассмеялся и последовал за ней, чтобы выполнить поставленную перед ними задачу.

Маргарита хмуро смотрела вслед итальянцу. Что он задумал, зачем постоянно дразнит Астрид? Она очень боялась, что ее крошечная компаньонка обидится, но, с другой стороны, на нее почти никто не обращает внимания… Возможно, следовало бы положить этому конец, пока ситуация не вышла из-под контроля. Она бы уже это сделала, вот только оба, похоже, получали от перебранок истинное удовольствие.

Так вышло, что ночью никто не сомкнул глаз. К вечеру рана Дэвида воспалилась. Час шел за часом, а состояние рыцаря все ухудшалось. Оливер постоянно таскал воду из бочки в большом зале, куда она поступала с емкости на крыше. Он также помог удержать Дэвида, когда тот попытался подняться с постели, чтобы, пристегнув меч, отправиться сражаться, и даже убедил его проглотить горькое варево из трав и вина, приготовленное Астрид. Маргарита выкручивала тряпку за тряпкой и с бесконечной нежностью обтирала кожу Дэвида, чтобы ослабить жар и успокоить его.

А она-то воображала, как прикоснется к его телу ниже повязки! Не так она себе это представляла, совсем не так.

Ближе к рассвету лихорадка немного спала, и пациент провалился в беспокойный сон. Оливер вернулся на свой пост за дверью. Астрид вытянулась на тюфяке у дальней стены и скоро уже спала крепким сном, больше похожим на оцепенение. Маргарита рухнула на свою соломенную постель, лежавшую под прямым углом к изголовью кровати Дэвида. Прислонившись спиной к раме кровати у его подушки, она закрыла глаза, намереваясь подремать несколько минуток.

Порыв холодного, свежего воздуха вырвал ее из сна. В комнату вошел Генрих VII, по пятам за ним следовал сенешаль, а за их спинами маячил Оливер. Король подошел вплотную к кровати и посмотрел на Дэвида.

— Мы сожалеем, что потревожили вас, леди Маргарита, — сказал король, бросив на нее самый кроткий взгляд из своего арсенала, — хотя мы довольны, что вы столь самоотверженно ухаживаете за сэром Дэвидом. Нет, не надо вставать. Мы сочтем ваш реверанс, как и всегда, чрезвычайно изящным.

— Ваше величество… — пробормотала она растерянно.

Маргарита еще не окончательно проснулась, но ей показалось, что в голосе короля прозвучало удовлетворение, имеющее, однако, мало общего с одобрением ее действий по выполнению высочайшего приказа. У нее мелькнула догадка о возможной причине такой реакции короля, но монарх продолжил говорить, и догадка, раз мелькнув, тут же исчезла.

— Нам сообщили, что ночью у него была лихорадка.

Она подтвердила это и рассказала, как все происходило.

Король холодно посмотрел на Дэвида.

— Мы должны молиться о его скорейшем выздоровлении: от этого слишком многое зависит.

— Да, сир.

Генрих немного помолчал. Потом задумчиво произнес:

— Золотой рыцарь. Воистину, он похож на Плантагенета.

— Так все говорят.

— Полагаю, вы слишком молоды, чтобы помнить Эдуарда и Ричарда.

— Увы, сир.

— Они были грозными мужами, хоть и каждый по-своему, но это вообще свойственно роду.

Это было напоминание — впрочем, его не требовалось — о том, что, хотя отец Генриха и был валлийцем по имени Оуэн Тюдор, мать его принадлежала к роду Плантагенетов. И он сам, и те короли, которые правили непосредственно перед ним, — братья Эдуард IV и Ричард III, — были потомками Эдуарда III. То, что Генрих получил трон в результате войны кузенов, было удивительной причудой судьбы, ведь другие были намного ближе к трону по праву рождения. Путь ему расчистили тридцать лет кровопролитий. И тем не менее понадобилось вооруженное вторжение, великая битва и еще больше смертей, чтобы он наконец завладел короной. Так разве удивительно, что он столь отчаянно цеплялся за нее, был готов на все, лишь бы ее удержать?

Маргарита облизнула губы.

— Я мало знаю Плантагенетов, это верно, но Дэвид — тоже выдающийся муж.

— Мы от этого зависим, вот почему мы так встревожены. Он упоминал об ухудшении зрения?

Покрывала у нее за спиной зашевелились, туго натянулись: Дэвид с трудом приподнялся, опираясь на локоть.

— Зрение уже не так подводит меня, ваше величество.

— Мы рады это слышать, — отозвался король, но в его блуждающем взгляде не было той уверенности, что прозвучала в его словах.

— Всему виной удар по голове, вызвавший сильную головную боль, — нарочито ровным тоном пояснила Маргарита. — Астрид называет эту болезнь сотрясением.

— Весьма обычное явление, учитывая обстоятельства, — добавил Дэвид.

Его голос звучал вполовину прежней силы, отметила про себя Маргарита. Король тоже обратил на это внимание и недовольно нахмурился. Она обрадовалась его проницательности, поскольку ей очень не хотелось указывать на слабость Дэвида.

— Мы тоже так полагаем, — согласился с ним Генрих, — однако вам не следует перенапрягаться или переохлаждаться. Ваше благополучие слишком ценно для нас, чтобы рисковать им. — Монарх обратил свой взгляд на Маргариту. — У вас есть все, что нужно ему, все, что требуется вам?

— Абсолютно, сир.

— Мы бы отправили к вам своего персонального лекаря, но мы вышли из Вестминстера без него, поскольку собирались немного поохотиться и вернуться.

Ее удивило желание Генриха прояснить ситуацию, но отсутствие лекаря ее совершенно не расстроило. Этот человек слишком любил пользоваться ланцетом: он утверждал, что хорошее кровопускание вылечивает все болезни. А это, судя по всему, последнее средство, которое в данном случае следует применять.

— Вы очень добры, сир, но мы обойдемся и навыками Астрид.

— Она много времени провела с цыганами, как я припоминаю. Познания о снадобьях она получила от них?

— Она путешествовала с ними, прежде чем оказаться при дворе вашего величества, полагаю, но никогда не была членом их племени. Она родилась в хорошей семье, но ее отдали чужим людям, поскольку она была обузой для родственников.

Генрих наклонил голову.

— Ах да, мы помним ее рассказ о тех временах, когда она принадлежала нашей королеве. Пути Господни неисповедимы. — Он помолчал. — Мы пока положимся на ее знания, но, может быть, все же пошлем за нашим лекарем. Если он понадобится, сообщите нам. Возможно изменение состояния раненого.

Это был скорее приказ, чем просьба, и, несомненно, имелось в виду изменение к худшему. Маргарита прикрыла глаза и в надлежащей форме выразила свое согласие.

— Превосходно. — Генрих отвернулся от нее и снова встретился взглядом с Дэвидом. — Мы помолимся за то, чтобы ты скоро поправился и снова смог приступить к своим обязанностям.

— Сир. — Постельное белье опять зашуршало: это Дэвид изобразил некое подобие неглубокого поклона.

— Когда позволит здоровье, ты продолжишь выполнять программу подготовки.

— Как прикажете.

— Мы заглянем к тебе вновь, чтобы узнать, как идет процесс выздоровления.

Король резко развернулся, взметнув полы шерстяного одеяния, обшитого по краям шнурами. Затем он вышел. Шаги монарха и его сенешаля, гулко отдаваясь от каменных стен коридора, постепенно затихли. Оливер последовал за ними и плотно закрыл за собой дверь.

Маргарита прикрыла глаза и откинулась назад, положив голову на соломенный матрац. По какой-то совершенно непонятной причине на глаза ей навернулись горячие слезы, задрожали на пушистых ресницах. Она тихонько шмыгнула носом и попыталась проглотить ком в горле. Не открывая глаз, она нащупала кончик покрывала и осторожно промокнула влагу.

И тут она неожиданно почувствовала, как Дэвид прикоснулся к ее лицу, нежно провел пальцем по щеке, под глазом. Собрал им соленую влагу. Когда она немного отодвинулась и повернула голову, то увидела, что он поднес палец к губам.

— Что вы делаете? — внезапно охрипшим голосом спросила она.

— Разговляюсь слезами ангела.

Она засмеялась, но это был смех сквозь слезы.

— Боюсь, вас это не очень удовлетворит.

— Зависит от того, что вы имеете в виду.

— Я имею в виду, что вам необходимо поесть. — Если он опять решил поклоняться ей, то восторга это у нее не вызвало.

— Да, пожалуй, — сухо согласился он.

Это был обнадеживающий знак — и у нее снова навернулись на глаза слезы.

— Да, — кивнула она, встала и решительно смахнула с ресниц остатки глупой влаги, — я бы тоже поела.

Режим следующего дня распространился на всю оставшуюся неделю. Дэвид ел, спал и осторожно разминал поврежденный бок. В перерывах он наблюдал за Маргаритой, прикасался к ней, осторожно вступая на территорию близких отношений, и редко позволял ей отлучаться. Каждый вечер у него поднималась температура, достигая пика с приходом ночи, а спадала только, после полуночи. Медленно, но верно к нему возвращались силы, и он снова становился самим собой.

Маргарита, помня приказ короля, начала оттачивать изящество речи Дэвида, как только он стал меньше спать. Задача оказалась не из сложных, ведь он давным-давно перенял манеру разговора обитателей Бресфорда. Все, что требовалось, — это убрать некоторую прямолинейность, свойственную военным, и небольшой акцент. Она также продолжала тренировать его в использовании титулов и правил старшинства: кланялась и приседала перед ним в реверансах, когда он, хмурый и сосредоточенный лежал в постели, и называла себя тем или иным герцогом или графом, герцогиней, простой женщиной или церковником высокого или низкого ранга. Она начала обращать внимание на то, как он пьет вино и ест мясо, но ошибок обнаружить не смогла. Более того, Дэвид проявлял определенную щепетильность, которую, решила Маргарита, многим английским дворянам стоило бы перенять у него.