Одна и одна все время. Уйдет в комнату и сидит там. А что делает — неизвестно. Думала Раиса и о Рите… Нехороша такая жизнь для ребенка. Что она видит? Бесконечных ухажеров матери? Ритку жалко, да ведь Аня-то ничего такого не понимает. Виноват во всем этот поганец Митька. Надо же, такой из себя ничто, а Ритка все по нем сохнет и пьет с того… И что с Аней-то делать? Волчонком она растет, никакой теплоты в лице, всегда как тучка ходит…

Аня смотрела в окно. Там у них, кроме старого дерева, перед окном ничего видно не было, а здесь — простор, десятый этаж… И увидела, как остановилось такси и из него вышла женщина в красивом пальто с серебристой большой лисой. Елена Николаевна, тетя ее родного отца.

Аня плохо относилась к ней, не любила она Елену за то, что этот Митька, Анин отец, был ей племянником, за то, что она богатая, за то, что вечно с Аней сюсюкает, будто ей три года как было, так и осталось. И еще эта Елена хотела, чтобы Аня любила Митьку. Она все время его хорошо вспоминает и говорит — врет! — вот это, мол, тебе от папы… Аню зло на это берет.

Елена Николаевна, как всегда, вошла с улыбкой, нагруженная пакетами, расцеловалась с Раисой.

Аня вежливо поздоровалась, по ее личику ничего нельзя было прочесть. Леля в который раз подумала, какая девочка все же странная, замкнутая…

Она подошла к Ане, поцеловала ее и стала вынимать из пакетов подарки. Чего там только не было! И мандарины, и конфеты и дефицитная икра, рыба разных копчений… И книжки, и платье, расшитое цветами, полудлинное с широкой юбкой.

Аня зарделась от радости и прошептала, — «спасибо», но выражение лица ее мало изменилось — осталось хмуроватым и неподвижным.

Раиса заметила этот Анечкин взгляд и засуетилась еще больше.

— Сейчас на стол соберу, посидим… — и унеслась на кухню. Ей Леля подарила халат домашний, атласный, в цветах, — красивый! А Рите — французские духи.

— А Риточка приболела, — как-то быстро, не глядя на Лелю, сказала Раиса, явно не желая развивать тему.

Сели за стол, и Елена Николаевна, как всегда, стала расспрашивала Аню о школе, подругах, что она читает, что ей нравится…

Девочка отвечала безлико: школа нравится, подруги хорошие, книжки читает…

Леля и до этого была убеждена, что в школе Ане не нравится, скучно, что подруг нет, а что ей нравится, — она не знает и не понимает.

Но девочка эта точно знает, что НЕ НРАВИТСЯ…

И среди нелюбимых «предметов» — ее отец.


Трофим Глебович заехал к дочери. Был он мрачен как зимняя туча. То ли злился, то ли очень расстраивался и стал пить водку. Митю в компанию не пригласил, Нэлю спросил: «Хочешь?» Она отказалась, хотела было попенять отцу, что не предложил Мите, но передумала, — уж очень строг был папа.

Потому что, уходя, завтра смотрите «Новости» с утра. А Митька пусть пока повременит с архивом…

Нэля не знала, огорчаться или радоваться. С одной стороны отец как бы намекнул на что-то важное, что скажут по телевидению, а сам — мрачный… А с другой стороны, — сказал, чтобы Митя временил с архивом… Может, отец ему место нашел? — не захотел все-таки, чтобы зять сидел черт знает где…

Нэля ломала голову, но ни до чего не додумалась.

А утром в Москве появились танки, и по телевидению объявили, что создано ГКЧП.

Нэля расстроилась. Не столько из-за того, что власть в стране опять меняется, сколько из-за того, что поняла истинную причину мрачного отцовского настроения.

Ничего он теперь для ее Митьки не сделает. Отца наверняка отправят на пенсию. И что теперь им делать?! В Киев, к маме?

Она так привыкла, что отец рядом, что всегда можно на него опереться… На Митю опереться невозможно — рухнет, а за ним и она, и дети, совсем они еще маленькие!

Нэля заплакала.

Но отца ни завтра, ни послезавтра, ни позже — не выгнали. И с властью все утряслось, будто и не было танков на улицах Москвы. Отец продолжал работать и заметно повеселел.


Архив, куда определили Митю, представлял собой часть подвального помещения. Здесь весь рабочий день горел свет, а зимой и осенью и прохладным летом стояли включенными электрообогреватели.

Служащими архива были женщины в основном пенсионного возраста или совсем молоденькие девочки, зарабатывающие трудовой стаж.

Начальница архива объявила, что теперь у них будет консультант по Соединенным Штатам, Кодовской Вадим Александрович.

Дамы и девицы с неизбывным любопытством уставились на консультанта. Тот с улыбкой поклонился им, а они тут же начали искать ответ на вопрос: отчего молодой интересный мужчина, весь в заграничном, введен в их сообщество?..

Девочки же, как обычно занятые одним делом — поиском, в кого бы влюбиться, — осматривали Митю на этот предмет.

И почувствовали, как в той игре — горячо!


Мите отвели крошечную комнату со старыми шкафами, забитыми папками с документами, допотопными столом и стулом и безобразным сейфом зеленого цвета.

Митя содрогнулся.


На обеденный перерыв, в столовую наверх, кто-то из архивянок позвал и его. Он отказался.

В подвале наступила гнетущая тишина.

А архивянки со страстью обсуждали консультанта. Прежде такой должности не было. Женский рай был взбудоражен. Начальница, как самая информированная и умная, сказала, как бы предполагая:

— Думаю, он не маленький работник из-за рубежа. Проштрафился — теперь отбывает наказание…

— Из-за чего интересно? — спросил кто-то из дам.

Начальница загадочно усмехнулась:

— Из-за женщин, наверное. Думаю, такой, как он, долго у нас не задержится — попугают его месяц-два и простят…

Теперь, когда Митя по утрам входил в свою комнатенку, по архиву начинали летать шепотки по поводу его неизвестных женщин, его вины, прощения, красоты и т. д.

Почти все здешние молодые девушки были дурнушками. Хорошенькие не задерживались, пугаясь серых лиц пожилых, работавших в архиве всю жизнь. Молодые скоренько выходили замуж или перебирались в службы наверх, на вольный воздух, опять же по знакомству или из-за красоты.

Дурнушки же оставались и составляли костяк будущих здешних пенсионерок.

В день Митиного прихода оставалась лишь одна красотка, которая тоже навострила лыжи наверх и должна была вот-вот отсюда шмыгнуть.

Она на самом деле была настоящая красотка, без подделки: восемнадцать лет, высокая, длинные стройные ножки, разметанные небрежно по плечам темно-русые волосы, большие карие глаза с длинными загнутыми ресницами и тонюсенькая талия и большая грудь. Красотка любила мини-юбки и тонкие свитерочки. Звали ее Ольга, Оля.

Обездоленные, смирившиеся дурнушки все упования свои устремили на Олю. Она просто обязана завести роман с красивым и загадочным консультантом! Они так же глубоко наслаждались бы чужой любовью, как своей, — только бы знать и обсуждать каждую мельчайшую деталь!

А Ольга и в самом деле заинтересовалась консультантом. Он ей понравился, да и сведения о нем, поступающие невесть откуда, подогревали интерес: у него был роман с красавицей-иностранкой, княгиней, графиней или женой миллионера, а он был разведчиком… Консультанта вызвали в правительство и наказали. Но — что важно! — наказали не насовсем, так что перспектива вернуться во Францию, Америку или Бразилию у этого интересного мужчины была…

Есть ли у него семья? Насчет этого девчонки не интересовались, если даже есть, ну и что?.. Кого это колышет? Он же с ними целый день!

Митя пока ничего не замечал даже красотку, Олю, занятый своими невеселыми мыслями. Сначала он брал сюда книги и читал. Потом попробовал писать стихи — не получилось. Ни с какими консультативными вопросами не обращались, а занять себя было необходимо. Разбирая старые и более новые документы, он делал их опись, так как таковой не нашел. И когда опись превратилась в толстенькую пачку листков, он вышел и спросил: «Кто может отпечатать это?» Ему указали в угол, и несколько голосов произнесли: «Оля!»

Он подошел к девушке и залюбовался ею, подумав с грустью о том, что давно он не видит красивых женских лиц! Рядом с собой. Ни на улице, ни в метро…

Он вздохнул и ответил на ее вопросы по тексту.

А она отметила и его вздох и то, с каким удовольствием он ее осмотрел.


Митя продолжал разбирать шкафы и уходил из архива поздно — домой рано идти не хотелось, хотя Нэля как-то постепенно сменила гнев на милость, тесть заезжал редко, дети не давали повода сердиться…

Митю снедала тоска, будто идет он по ухоженной, но унылой дорожке, которая, он знал, ни к чему не приведет, а будет виться, и виться, и виться — пустынная, одинокая и невероятно грустная.

Закончился еще один рабочий день, Митя вышел из своей комнатенки, закрыл дверь на ключ (так полагалось) и повернулся уходить… не тут-то было! Неожиданно для себя он столкнулся с красоткой Олей.

Она вспыхнула и прошептала:

— Извините, Вадим Александрович…

Митя светски улыбнулся и спросил:

— Зачем же вы, Оленька, задерживаетесь в этом гиблом месте?

И услышат шепот:

— Из-за вас…

Он растерялся, ибо давно не ощущал себя тем, кем был…

Митя и всегда не думал о своей внешности, обаянии, способности побеждать. Он просто был всем этим, кровь его была такого состава, так гибко плелись сосуды в его теле, что все было в нем послушно жажде жизни. Теперь он почти утерял свое «я». Стал другим. Вот потому он растерялся, глядя в Олины глаза. От страха, от молодости существа, стоящего перед ним со всей откровенностью женщины.

Он постарался скрыть эти ощущения, будто не услышав ничего, и сказал отечески: