Так по крайней мере кажется ей.

В рассказе Веры ее заинтересовала отнюдь не Риточка, она была лишь временным вместилищем его ребенка, его дочери. Маленькую Анну ей захотелось увидеть. Бедный заброшенный ребенок!..

— Послушай, — сказала она Вере, дотронувшись до ее руки.

Вера сидела, опустив голову, видимо переживая заново все, что рассказала, и испытывая, возможно, недобрые чувства к Мите, какие были когда-то и у Лели…

— Послушай, Вера! Давай разыщем эту Анночку и посмотрим на нее. Просто так. Ты не хочешь?

Вера мотнула головой:

— Нет.

…Ну конечно. В душе Веры сейчас нет доброты… Леля пойдет одна. Но куда?

— Как ее фамилия?.. Этой Риточки? И где они примерно живут?

— Зачем тебе? — трепыхнулась Вера. — Не будь дурочкой, Леля, не лезь.

Леля покачала головой:

— Зачем ты так, Вера? Ребенок-то ни в чем не виновен. Можно как угодно относиться к Мите… Не знаю, мне хочется ее увидеть.

Вера усмехнулась:

— А если он набросает десяток детей? Тебе их всех захочется увидеть и что-то совершить? Удочерить-усыновить?

Леля посмотрела на нее своими круглыми голубыми глазами и ответила:

— Пожалуй да.

Вера обняла ее:

— Глупая ты, Лелька! Но добрая до неприличия…

— Я, наверное, вовсе не добрая… Я просто люблю Митю.

— До сих пор? — удивилась Вера. — Такое разве может быть?

— Как видишь, может, — ответила Леля, все так же прямо глядя Вере в глаза.

— А я бы, наверное, не смогла… — сказала та медленно.

— Это значило бы, что ты его и не любила, — твердо сказала Леля.

— Я его люблю… Но не так, — ответила Вера и добавила: — Слушай, уже два часа ночи. Хватит нам о Митьке болтать! Спать надо! Все. Наш план таков, как я понимаю: обмен. Я ухожу с работы. Мы вместе воспитываем Митькиного сына. Я поняла, что не имею права отделять тебя от этого. Лелька, как же я ТЕБЯ люблю!

— Вера, — попросила Елена Николаевна, — вспомни хоть что-нибудь, где эта Анночка живет?..

Вера ответила сразу:

— Он говорил, что тащился с Солдатской улицы, там дома — какое-то старье… Больше ничего не знаю. Ну, и этот, муж Риточки, Анатолий, дипломат. Бабку он как-то интересно назвал… Роза?.. Нет… Раиса! То ли Артуровна, то ли еще как-то так. Теперь уже точно все. Отстань. Я умираю — спать.


Когда Леля проснулась, подруги уже не было, только записка на столике: «Лелька! Спасибо тебе за все. Сегодня попытаюсь поехать домой. Днем буду в бегах. Позвоню. В.».

Леле это было на руку: она свободна, а свобода ей сегодня была нужна.

Принарядившись, положив в сумку коробку конфет из дома и из своих плюшевых игрушек (она их собирала, и все, кто ездил за границу, привозили ей что-то: слоненка, крокодила, обезьяну…) выбрав прелестного чау-чау, она поехала искать Солдатскую улицу, узнав, что та находится где-то в районе Бауманского метро.

Леля довольно быстро разыскала ее.

Старая, старинная улочка как-то заставляла забыть о конце двадцатого века и его проблемах.

Красивая небольшая старинная церковь Петра и Павла — ей сказали… Немецкое кладбище… Лефортово. «Военная Гошпиталь» на фронтоне — ныне госпиталь Бурденко…

Трехэтажный деревянный дом тоже нашелся — улочка-то всего ничего, из нескольких домов. Погода ей не помогала — было холодно, мела поземка, сухая и колючая.

Елена Николаевна села на скамеечку под навесом и стойко приготовилась кого-нибудь ждать, чтобы уже конкретно спросить о девочке Анночке… Она надеялась на случай. И случай, когда его подспудно ждут, незамедлительно приходит.

Через примерно полчаса из домишки вышла баба, а если точнее — бабка, но отнюдь не старушенция. И явно выпивоха, о чем говорили ее заплывшие, но зоркие глазенки и свекольный цвет лица.

Она уставилась на Лелю, и та решила, что именно такая тетка ей нужна, и пожалела, что не прихватила бутылочку чего-нибудь…

А это, как вы поняли, была сама собой Раиса Артемовна. И вышла она вовсе не из желания подышать свежим воздухом, а со вполне четкой целенаправленностью: купить бутылку, так как к ней обещалась прийти Любаня. Пока Анечка спит, можно и посидеть хорошенько — девчонке она дала снотворного, а то такая бессонная зараза, что хоть из дома беги, — всегда глазами зыркает! Раисе сестричка знакомая из 29-й больницы дала слабых снотворных, сказала — безвредные для ребенка.

Раиса вышла и стала столбом посреди двора — таких дамочек у них тут нету! Разве только Ритка ее щеголяла, да и то не в такой шубейке…

Может, ищет кого…

— Вам кого надо? — Ласково спросила Раиса, подходя к дамочке и обсматривая ее своими щелочками-глазками, однако все примечающими.

Дамочка как-то заелозила и сказала, мямля и заикаясь:

— Да, я ищу одну молодую пару… Риту и Анатолия… С девочкой, Анночкой…

Раиса еле на ногах удержалась.

— А вы сюда и попали прямиком, — заворковала Раиса насколько могла нежно, — я ихняя мама, Анечкина бабушка, Раиса Артемовна. А вы кто будете? От них, из этого, как его… Ажира?

Леля было ухватилась за это, но тут же поняла: не вылезет она с «Ажиром», что, вероятно, значит — Алжир… Ничего она не знает, да и подарки хилые…

Поэтому сказала:

— Нет, я не совсем от них… Я думала, они еще здесь… Я — подруга Риты, с прежней работы (какой? Ладно, как-нибудь!). — Но бабка проста-проста, а глаз хитрющий… — Узнала через знакомых, что у нее дочка родилась, ну вот пришла проведать, и подарочек небольшой…

«…С какой такой работы? — подумала Раиса. Темнишь, дамочка… И фамилие не назвала Риткино, — не знает?.. Ой, никак от этого Митьки бабенка! А она ему кто? Мамаша? По виду — за сорок, может, и мамаша, или старшая сестрица, или еще кто».

А вслух сказала:

— Как вас звать-называть? И в дом идемте.

Леля назвалась своим именем, побоялась соврать, вдруг вылетит из головы?..

Они прошли в дом. Внутри он был еще старее, но у Раисы была вполне приличная квартирка, крошечная правда. Где же Анночка? Но это потом, а сейчас надо срочно давать этой Артемовне деньги, чтобы она купила себе бутылку, да и Леля рюмку выпьет — чувствовала Леля не в своей тарелке.

Раиса сняла с нее шубу, повесила на «плечики», усадила в кресло, достала из холодильника капусту, огурцы, селедку и только было начала сетовать, что вот бутылочки нет, как Елена Николаевна полезла в сумочку, достала деньги и попросила:

— Раиса Артемовна, если не трудно, я у вас тут ничего не знаю… Купите нам с вами бутылочку и что еще захотите… Для девочки у меня есть, — и она вытащила из пакета собачку и конфеты, финские, в очень красивой коробке, с прозрачным верхом и разными финтифлюшками.

У Раисы загорелись глаза: и на деньги, и на конфетки.

Собака тоже хорошая, только лучше бы чего из одежки… Хотя было что надеть Анночке. Анатолий сначала не хотел отдавать, что купил там, потом как-то бросил сверток на диван, сказав: «Что мне торговать этим? Пусть носит».

— Конешно, конешно, схожу, — запела Раиса, — только вы-то водочку не пьете? Вам — красненького?

— Отчего же? — удивилась Леля, — пью я водку, а вино как раз и не люблю.

Раиса обрадовалась и убежала быстрехонько, кинув:

— Я мигом.

Леля тут же встала и как вор пробралась в другую комнату. Там, в детской высокой кроватке спала, разметавшись, девочка. Леля жадно ее стала разглядывать.

Девочка — копия Мити. В еще младенчески пухлом личике уже проявились его высокие скулы, капризно изогнутый рот и его густые волны волос спелого золотого цвета…

Она была очаровательна. Леля даже задохнулась от восторга, но ушла — не надо, чтобы эта хитрющая Раиса застала ее. И вовремя, потому что тут как тут примчалась Раиска.

Сели честь по чести. Выпили со свиданьицем и за здоровье Анечки. Раиса решила помалкивать, пусть дамочка расхристается. У таких в заднице живая вода не держится… И точно.

— А девочка спит? — спросила вкрадчиво Леля.

— Спит, чего ей сделается. — ответила Раиса и поняла, что дамочка заглянула в комнату, — она об это время завсегда спит, долго, рассоня она у нас.

Леля рассмеялась, и такое тепло разлилось по ее лицу, что Раиса уверилась: родная она Митьке!

— Да давайте я вам ее покажу, она не проснется, крепко спит, — заюлила Раиса.

Они встали и пошли к Анечке. Та спала все в той же позе.

Леля еще раз полюбовалась ею, но заметила, что раскрасневшиеся щечки девочки вроде бы шершавенькие. Она обеспокоено спросила:

— У нее диатез? Смотрите, какие щечки шершавые! И красненькие…

— Диатез, — беспечно ответила Раиса, — дак сейчас у всех детей этот диатез, говорят, сам пройдет, я ей сливочным маслицем мажу.

— Я достану лекарство, — пообещала Леля, а сама не могла наглядеться на девочку…

Раиса стояла молча рядом и ела ее глазами. Вот, думала она, какие дела-то заворачиваются! Митька велел ездить к дочке!.. Во какая у тебя, Анечка, бабка! Или тетка?! Надо ее на крючок подцепить, и тогда будут они жить: кум королю, сват министру!

Они снова сели за стол.

— Трудно вам одной… — начала Леля почти неподъемную беседу. — Ребенок еще маленький… А что они ее с собой не взяли, в Алжир?

Подвыпившая Раиса решила переть конем:

— А того, что Анатолий не захотел. Он ведь Ритке моей выговаривает что ни день — не моя, мол, и не моя девка! Видеть ее не хочу! Вот так и живем, — пригорюнилась Раиса.

— А-а, это… правда? — спросила Елена Николаевна.